До ужина есть еще время. Мак-Ильрой равнодушно закуривает маленькую сигару и как бы между прочим спрашивает, вижу ли я параллели между Куком и Шеклтоном.
Я не совсем в этом уверен. Ведь и Шеклтон, тогда третий человек после Скотта, чуть не умер от цинги. Я рассказываю Мику и о том, как Кук сломался в тот момент, когда они возвращались из льдов. Из мягкого капитана, каким он был до сих пор, Кук превратился в вспыльчивого тирана, прибегавшего к драконовским наказаниям плеткой-девятихвосткой. Кроме того, он скрывал, что испытывает страшные боли от инфекционного заболевания желчного пузыря.
— Ой! — восклицает Мик и выпускает кольцо дыма.
Кук голодал так долго, что стал похож на скелет. Лишь когда участник экспедиции немецкий естествоиспытатель Рейнгольд Форстер убил своего любимого пса, чтобы подкормить истощенного капитана, тот начал наконец выздоравливать.
Мак-Ильрой на некоторое время задумывается.
— Отлично, собак-то у нас хватит, — наконец говорит он и гладит кошку, которая спит между нами в нише иллюминатора.
Сигара выкурена, никаких признаков ужина не наблюдается. Может быть, у Шеклтона есть определенное сходство с молодым Куком, самоотверженным и жестким, но при этом сомневающимся первопроходцем. Что касается суетливой одержимости, с которой стареющий Кук носился туда-сюда по морям и океанам, то тут он больше похож на Скотта. Мик не высказывает ни согласия, ни возражения.
— «Дискавери», — говорит он лишь, следя уголком глаза за Грином, который как раз прошмыгнул мимо нас с пустыми руками, без корзинок для хлеба и даже салфеток.
Снаружи, за стеклом иллюминатора со спящей Миссис Чиппи, темнота опускается на серый океан. Скоро ужин.
— Конечно, не случайно первая шхуна Скотта называлась так же, как первое судно Кука, — безразлично поясняет Мик.
Он не знает и, возможно, это ему неинтересно, что название «Дискавери» носили семь судов и что судно Скотта было всего лишь последним из них.
Отбарабанить имена капитанов всех семи «Дискавери» было бы хорошей возможностью заслужить уважение Шеклтона. Для этого он должен лишь осуществить свою угрозу и проверить мои вновь приобретенные знания. Но у него совсем другие заботы.
У нас у всех те же самые заботы. И на следующее утро, четвертое со дня отплытия из Гритвикена, мы не видим льдов. Как только рассеиваются облака, Уорсли и Хадсон определяют наше местоположение и приходят к выводу: по данным Якоб-сена и моряков капитана Сёрлле, мы должны уже полтора дня находиться в области плотных плавучих льдов. Но перед нами простирается свободный от льда океан.
Шеклтон лично несколько раз за день забирается в «воронье гнездо» и осматривает горизонт, не обращая внимания на пронизывающий ветер. В «Ритце», где он потом отогревается, идут совещания — Сэр обсуждает возможные причины ошибки со своими ближайшими помощниками. Уорсли исключает штурманскую ошибку, однако приказывает Узберду и Джеймсу еще раз проверить навигационные приборы.
Все приборы работают безупречно. К тому же в ближайшие часы станет понятно, верно ли определено наше местоположение — 56 градусов 10 минут южной широты и 28 градусов 30 минут западной долготы, — если на горизонте появится остров Завадовского.
Самый маленький человек в «Ритце» придерживается другого мнения. Узберд Хуссей сообщил результаты замеров давления воздуха за прошедшие часы. Они показывают, что надвигается шторм, почти ураган. Шеклтон сообразил быстрее всех: если Узберд прав, то шторм может служить объяснением того, почему не видно дрейфующих льдов. Конечно, ураганный ветер их просто разогнал.
— Я вижу еще одну проблему, — говорит Уорсли. — Если мы попадем в область урагана, то идти в виду острова Завадовского слишком рискованно. Я предлагаю немного изменить курс и взять западнее.
Шеклтон согласен, что это самое разумное, если приближается шторм. При этом он не хочет отказываться от возможности определить наше положение с помощью острова Завадовского. Он покидает совещание и возвращается на палубу. Вскоре я вижу, что он опять стоит наверху в «вороньем гнезде». Во время плавания в холодных морях Кук раздал своим людям красные шапки, красные драповые куртки и штаны из красной фланели. Куртка с капюшоном, которую носит Шеклтон, черного цвета, через несколько минут такой же черный цвет приобретает небо — надвигается обещанный шторм.
Этой ночью приносят жертву Нептуну люди, о которых я никогда не подумал бы, что они могут страдать морской болезнью. Всего одного месяца, проведенного на суше, хватило, чтобы морской волк вроде Винсента перегнулся через релинг и его вывернуло наизнанку. В воде живет рыба и разные другие существа, имеющие плавники. Над морем шныряют бестии с крыльями — счастливые птицы. Но на воде не живет никто и ничто. Там носит лишь неживые водоросли, деревяшки, мусор и трупы. И где-то западнее Южных Сандвичевых островов на волнах болтается все, что извергли из себя моряки «Эндьюранса».
Шторм силен. Шквалом разорваны два паруса, так что Хау и Бэйквеллу пришлось лезть на мачты и сбрасывать их оттуда. С грозным воем шторм мечется среди верхушек мачт, бешено треплет парусиновые купола, срывает их и уносит. Едва ребята успевают спуститься с вант, та самая рея, на которой они только что балансировали над волнами, выскакивает из креплений и, разрывая рангоут и такелаж, падает в бункер для такелажа.
Но предсказанный Хуссеем шторм у острова Завадовского не сравнить с убийцей, прикончившим «Джон Лондон». Это просто легкий ветерок. Заметно, что у него есть воля. Он хочет показать нам, что такое полярный воздух, и делает это по всем правилам, пуская в ход все средства: внезапные порывы косого ветра, волны высотой с дом, град и снежные шквалы. Это самый настоящий ураган от начала до конца, но он так же быстро прекращается, как и начался. Ураган у Монтевидео был настоящим кошмаром, необъявленной войной между водой и воздухом, которая бессмысленно уничтожала все, что попадалось на ее пути.
Когда погода постепенно прояснилась настолько, что капитану Уорсли удалось достаточно точно определить наше местоположение, он рассчитал, что ураган отнес нас точно на два градуса к югу. Если расчеты верны, то мы прошли западнее островов Завадовского, Лескова, Высокого и Траверсе, не увидев ни одного из этих островов, и находимся сейчас на полпути между островами Сондерс и Монтегю. То, что у нас за спиной осталась уже половина лежащего перед морем Уэдделла серповидного скопления вулканических островов, было бы лучшей новостью с самого начала плаванья. Но мы еще не видели суши, и по-прежнему совсем нет льдов. Уорсли воспринимает это с юмором, но должен признать, мы точно не знаем, где находимся.
Мы устраняем урон, нанесенный штормом. Упавшие на переднюю палубу части такелажа разрушили одну клетку и убили двух собак. Их придется хоронить Крину и доктору Маклину. Их мало утешает то, что как минимум три суки беременны. Они засовывают собачьи трупы в старые вещевые мешки и сбрасывают через релинги в воду. Это были две неприметные собаки, которые хорошо чувствовали себя в клетке. Они были очень похожи друг на дружку, поэтому Крин и Маклин назвали их Джейке и Джонс.
Когда наблюдатель крикнул, что видит землю, я сидел с кошкой у иллюминатора и читал. Кука я закончил еще несколько дней назад, сейчас я углубился в девятнадцатое столетие, в истории об охотниках за тюленями, которые стали исследователями и первооткрывателями, об Уэдделле и Беллинсгаузене, которые за сотню лет до Амундсена и Скотта устроили похожее соревнование и разделили славу: экспедиция под руководством Уэдделла на кораблях «Джейн» и «Бофуа» пробилась в море, названное позже в его честь, корабли Беллинсгаузена «Восток» и «Мирный» смогли вслед за Куком во второй раз обогнуть Антарктиду.
Не обязательно всегда быть первым. Я оделся одним из последних и вскоре стоял у покрытых коркой льда релингов, рассматривая нагромождение из снега, льда и скал, которое встает из серой океанской воды на востоке.