Вы любите деревья? А сосны вы любите? А когда вы были в сосновом лесу, закидывали вы голову? Смотрели вы вверх? И видали вы когда-нибудь, какие у сосен глаза? У сосен глаза тёмные и пушистые, и видит их только тот, кто любит сказки. А для других их глаза закрыты. И стоят они — деревья как деревья, ничего одушевлённого… Ведь сказок не любят только очень скучные люди, и соснам совсем неинтересно на них смотреть.

В том лесу, где случилась эта история, деревьев было много. И сосен тоже. И все сосны были красивые. Но самыми красивыми были три сосны. Они стояли рядом, на большой поляне.

Когда-то давно ветер принёс на эту поляну три семечка. Из них и выросли сёстры сосны. Ту, которая появилась на свет первой, звали Старшая. Вторая сосна, хоть и родилась позже, была самой высокой. И так её и звали — Высокая. А третью самую младшую и самую красивую из трёх сосен, звали Красивой…

В эту ночь лесную тишину первой нарушила сосна Старшая. Она была самой разговорчивой. И обратилась она не к ним, а к Снегу. Да, к Снегу, который лежал вокруг.

— Снег, а Снег, — сказала она. — Что же ты всё лежишь. Вот мы весь год стоим, не знаем ни покоя, ни отдыха. Ни присесть, ни прилечь ни на минуту. Всё стой да стой. Да ещё шуми. А ты всю зиму пролежал. Лежебока ты, а не Снег после этого.

Но Снег ей ничего не возразил. Он был молчалив.

Тогда в разговор вмешалась сосна Высокая.

— И правда! — сказала она. — Только ты. Снег, появишься, только с неба спустишься и сразу разлёгся! Куда ни глянь — всюду ты. Мы знаешь какие высокие? Мы знаешь как далеко видим? А всё равно вокруг один ты. Всё от тебя белым бело. А?

Но Снег и ей ничего не возразил. Да и что тут возразишь! Ведь и правда, что всё от него белым-бело… На то он и Снег.

Но тут заговорила сосна Красивая. Она была самой капризной из трёх сестёр.

— Надоел ты нам, — сказала Красивая своим капризным голосом. — Белый ты очень. Весь ты белый. Вот летом земля травой и цветами покрыта. И цветы разноцветные! И синие и голубые, и жёлтые… Смотреть приятно! А ты весь белый весь ты одинаковый. И молчаливый ты очень. Лежишь и лежишь, молчишь и молчишь… Честное слово, хоть бы спел что-нибудь!

И здесь Снег не выдержал. Он открыл глаза.

Открыл лесной Снег два своих больших голубых глаза и… запел!

Сосны ужасно удивились и растрогались. Особенно Старшая. Она всегда удивлялась больше других.

— Ой! — сказала она. — Смотри-ка! И голос у тебя неплохой. И слух есть. И песня хорошая, душевная. Что же ты до сия пор всё молчал и молчал?

Но Снег сконфузился и ничего не ответил.

Тогда сосна Высокая, самая чуткая из всех, чтобы подбодрить его, сказала:

— Снег, а может, ты и сказку знаешь? Или историю?

Возможно, Снег на это что-нибудь и ответил бы, но он не успел. Потому что в разговор вмешалась Шишка.

Вообще-то это был непорядок. Потому что Шишкам не позволяется вмешиваться в разговоры старших. Пока их не спросят, разумеется… И вообще маленьким Шишкам ночью полагается крепко спать. И Шишка спала. Но, когда Снег запел, она проснулась. И так удивилась, что не выдержала и вмешалась, не дожидаясь, пока её спросят.

— Какую историю? — пропищала она тоненьким голос ком. — О какой истории вы говорите? Откуда ему? Он ведь лежит и лежит с закрытыми глазами. Никуда не ходит, ничего не видит.

И Сосны на этот раз не сделали ей замечания. Наоборот, сосна Красивая, Шишкина мама, сказала:

— Вы слышите? Ребёнок говорит разумные вещи. Ведь и правда, Снег, был бы ты не такой ленивый, встал бы, собрался, сходил бы куда-нибудь, узнал бы что-нибудь новенькое Мы бы и сами прошлись с удовольствием, но нас корни держат А у тебя корней-то нету. Ты человек свободный. Куда захотел туда и пошёл. И сам своими глазами на всё посмотрел. A нам приходится чужие рассказы слушать да всем на слово верить… Что птицы принесут, что солнечные зайчики пролепечут…

Здесь сосна Красивая увидела, что Шишка до сих пор не спит. Она взяла её в свои лохматые лапы и принялась качать. А сосна Высокая сказала:

— А вот ещё ручьи, славные ребята! Уж они-то журчат, уж они-то поговорить любят! Да обо всём так весело! Жаль только, что всё на бегу, мимоходом…

А сосна Старшая при воспоминании о ручейках воскликнула мечтательно:

— Уж скорей бы весна! Тебя так много! Сколько из тебя получится голубых ручейков весёлых!

Снег вообще был по натуре своей очень мягкий, но тут он обиделся.

— Что вам ручейки-то! — сказал он. — На что они вам понадобились? Подумаешь, вода! И потом, если бы не я, их бы и не было вовсе. Вот возьму на будущую зиму не выпаду, тогда не очень-то они пожурчат! И потом, несерьёзные они, мелкие. А я глубокий. Я больше понимаю.

— Вот и сходил бы, раз понимаешь! — наперебой заговорили сосны, — И посмотрел бы, что на свете творится, как люди живут. Интересный они народ, люди! А потом бы нам рассказал.

— А что? — сказал Снег неожиданно, — И пойду! Вот сейчас встану, оденусь потеплее и пойду!

Ох как обрадовались сосны!

— Да ну?! — закричали они. — Вот здорово-то!

Но здесь сосна Высокая, самая мудрая из сестёр, вдруг забеспокоилась:

— Постой! А куда же ты пойдёшь? Ведь ты и адреса-то не знаешь. Ещё заблудишься. Ищи потом тебя!

— Какого такого адреса? — удивился Снег.

— Как — какого? — ответили сосны — Городского, конечно!

Но здесь сосна Высокая сообразила, что надо позвать сороку. Она всё знает, всё помнит, много где бывала. Она и расскажет Снегу дорогу в город.

Надо сказать, что в этом лесу были две сороки. Одну из них звали Люськой. Это была самая настоящая сорока, точно такая же, как другие сороки, в других лесах и в других сказках. Она была так болтлива, что умудрялась произносить три фразы о совершенно разных вещах одновременно. И тогда никто не мог понять, о чём она говорит, или одни слышали одно, другие — другое, а третьи — третье.

А сорока Люська сердилась на всех:

— Какие вы все здесь бестолковые! Бестолковые-бестолковые! Беда мне с вами!

Совсем иначе обстояло с другой сорокой.

Наверное, редко кто может сказать, что побывал во всех лесах на свете. Наверное, почти никто не может этого сказать. Поэтому нельзя поручиться за то, что вторая сорока этого леса была единственной в своём роде. Всё может быть на свете. И две-три таких же сороки тоже могут быть. Но уж не больше! Ни в коем случае!

Дело в том, что эта сорока была почти вовсе и не сорока. На своих сестёр она походила одним только оперением. Но разве дело в оперении? Ведь не в оперении счастье. А характер у этой сороки был совсем не сорочий. Она не любила блестящие вещи. Тем более чужие. И слыла очень замкнутой и скрытной. И такой тихоней, что в лесу её прозвали «Т-с-с». Так её все и звали — сорока Т-с-с.

Сорока Т-с-с в душе очень стыдилась, что все её сёстры такие болтушки и сплетницы. И очень боялась, что в ней заговорит сорочья кровь и она тоже кому-нибудь о чём-нибудь насплетничает. До того боялась, что вообще предпочитала не отвечать ни на какие вопросы.

Однажды отец беличьего семейства гражданин Орешников высунулся из дупла и спросил у пролетающей мимо сороки Т-с-с:

— Уважаемая сорока Т-с-с, скажите, пожалуйста, какая сегодня погода? А то я не знаю, как следует одеть детей на прогулку — по-прежнему в рыжие шубки или уже в серые?