Однако должности консула ему было мало. Он страстно желал триумфа в свою честь и обеспечил его себе значительными суммами, которые посылал из Испании. Военачальник, заслуживший триумф, по римским законам не должен был входить в город до празднования. С другой стороны, недавно принятый закон предписывал каждому кандидату на должность консула лично явиться в столицу и подать прошение в точно определённый день, за месяц до июльских выборов. Цезарь срочно выехал из Испании в 60 году до н. э. и прибыл в Рим не ранее июня, поэтому его график был очень напряжённым. Сенат имел право в виде исключения разрешить кандидату баллотироваться на должность консула заочно, и Цезарь потребовал такой льготы для себя. Но при обсуждении его прошения выступил Катон. Он произносил речи в течение целого дня, и весьма результативно: Цезарь разрешения не получил. Катон применил поистине пиратский метод — одним ударом разбил все надежды на гармоничное сотрудничество Республики и Цезаря. В письмах Аттику Цицерон не раз писал о своих упованиях на то, что Цезарь, «которому сейчас ветер надувает паруса», станет самым совершенным гражданином. Трудно сказать, возможно ли было превратить Цезаря в добросовестного консерватора, но если такая перспектива и имелась, то Катон своим выступлением уничтожил её.

Более того, сенат, кажется, позволил себе акт недружелюбия по отношению к Цезарю. В то время консулы после окончания срока их службы назначались правителями провинций, причём это были более важные назначения, чем те, которые получали преторы. Обычно провинции, куда предстояло отправиться будущим консулам, были известны ещё до баллотировки. Но в данном случае сенат, предчувствуя, что Цезарь будет избран, решил ослабить его позицию, и для консулов 59 года до н. э. была выделена провинция, которую назвали «местом, где много лесов и зверья». Возможно, это была область на юго-востоке Италии, обычно контролируемая одним из квесторов, то есть должностных лиц, занимающих более скромное положение. В любом случае для консула такое назначение было достаточно нелепым. Говорили, что оно было вызвано неспокойной обстановкой в Италии или, напротив, что провинции распределялись чисто символически. Провинции, представляющие интерес, якобы будут распределяться позднее, в зависимости от обстановки на границах. Но всё-таки распределение в эту забытую богом лесную провинцию очень походило на преднамеренное оскорбление со стороны консерваторов.

Тем временем Цезарь, выбирая между триумфом и постом консула, остановился на последнем и был избран консулом на 59 год до н. э. Получить и то и другое оказалось невозможно. Одновременно с Цезарем консулом стал несгибаемый реакционер Бибул, который уже тянул вместе с ним, и весьма неохотно, ярмо эдила, а затем и претора. Чтобы стать консулом, Бибул отступился от своих принципов и предложил Цезарю деньги в обмен за поддержку на выборах. Но Цезарь отказался. Он уже наполовину разорил Бибула, когда помогал ему стать эдилом, да и не был уверен, что тот имел достаточно средств. Кроме того, Цезарь прекрасно понимал, что Бибул ненавидит его. Да и у самого Цезаря было недостаточно средств, чтобы стать консулом. Ещё недавно он обратился бы к Крассу за помощью, но на сей раз, насколько мы знаем, он этого не сделал. Причина, вероятно, заключалась в расхождении во мнениях относительно Помпея. Для ревностно стремящегося к славе Красса громкие победы Помпея на Востоке, очевидно, были как нож острый, и он не мог отнестись к ним с хладнокровием. Цезарь реагировал на них гораздо спокойней и всё ещё считал себя обязанным оказать поддержку завоевателю. Естественно, финансовая помощь на сей раз поступила не от Красса, а от третьего кандидата на должность консула, богача Луция. Однако сам Луций не сумел получить пост консула, поскольку против него объединились все консерваторы, включая Катона, которые при помощи организованных ими крупных взяток протащили Бибула на второе место.

Перспектива работы с таким коллегой отнюдь не радовала Цезаря, но произошедшее послужило дополнительным стимулом для приведения в жизнь важного плана, который он в то время составлял. Это был ни больше ни меньше план объединения двух наиболее важных в Риме персон, а также самого Цезаря. Объединившись, они втроём смогли бы подавить традиционалистскую республиканскую фракцию, которая упорно препятствовала их амбициям. Время оказалось подходящим, потому что консерваторы пренебрежительно обходились не только с Цезарем, но также, что было намного более серьёзно, с Помпеем и, ещё в большой степени, с Крассом. Отчуждение Помпея от знати уже предвещало её враждебное отношение к его военным успехам, а его развод с Муцией только ускорил этот процесс. Дело заключалось в том, что единокровные братья Муции со стороны матери, Метелл Селер и Метелл Непот, принадлежали к могущественному римскому роду. Муция помогла своему мужу Помпею и, как предполагали, любовнику Цезарю добиться поддержки Селера в деле Рабирия в 63 году до н. э. Без сомнения, отчасти благодаря ей Непот, работавший с Цезарем, поддержал интересы Помпея, когда тот уже был на пути домой. Но после развода Селер, негодовавший по поводу того, что никак не мог получить должность консула, отказал ему в поддержке. Так же поступил и Непот. Союз Помпея с великим Цецилием Метеллом, который продолжался с переменным успехом в течение 15 лет, был разорван.

В это время Помпей, который обожал заключать браки и за свою жизнь успел жениться пять раз, причём каждый раз по политическим соображениям, искал себе новую жену. Его первая идея состояла в том, чтобы восстановить своё положение среди консерваторов, и он устремил свой взгляд на племянниц Катона, сделал предложение одной из них, а второй предложил выйти замуж за своего младшего брата. Катон, однако, отверг это предложение, не желая быть связанным с ним через женщин. По слухам, дамы сначала горько сетовали на его решение, но потом, когда стало очевидным, что Помпей просто ищет себе союзников, поняли правоту Катона. Но самое тяжёлое поражение Помпей, всегда действовавший совершенно независимо на Востоке, понёс в сенате. Ему не удалось убедить сенаторов ратифицировать свои действия и провести аграрный закон, который позволил бы обеспечить землёй его победоносных воинов. Селер теперь был против него, Катон, естественно, тоже, и к лету года до н. э. Помпей прекратил попытки протолкнуть свой земельный проект. Консерваторы отвернулись от него, опасаясь его диктаторских устремлений, которых тот, по существу, не имел.

Возвратившись из Италии, Помпей покорно расформировал свою армию, ясно демонстрируя своё желание остаться в рамках закона. Помпей был человеком изворотливым, неблагодарным, эгоистичным и неискренним. Восемь раз в течение своей жизни он переходил из одной партии в другую. Но он был искренне заинтересован в том, чтобы римляне получили достойное правление, для себя же хотел не высшей власти, а аплодисментов. Помпей был не тем человеком, который мог бы нанести удар республиканцам, повторив поход Суллы на Рим. В действительности он желал только одного — чтобы каждый благородный римлянин восхищался им и восхвалял его. И теперь, в 46 лет, когда его созидательная жизнь закончилась, когда его способность разрешать сложные проблемы ухудшалась, а неумение вникать в тонкости политических процедур оказалось непреодолимым препятствием, он был безжалостно выброшен теми самыми реакционными силами, которые хотел возглавить.

Красс, чья давнишняя неприязнь была только усилена победами Помпея, рьяно участвовал в блокировании аграрного закона, предложенного Помпеем. И всё же у Красса было кое-что общее с этим полководцем: его, так же как и Помпея, оскорбляло отношение твёрдолобых сенаторов. Вопрос, по существу, был чисто финансовым. Всадники, находившиеся под особым покровительством Красса, являлись патронами крупных компаний, которые скупили у правительства право собирать налоги в богатейшей провинции Рима, Азии. К тому времени они поняли, что переплатили, — другими словами, они ошиблись при расчётах в своей сделке с правительством и теперь просили о кардинальном изменении существующего контракта и о заключении нового, в котором была бы значительно снижена их ответственность по долговым обязательствам. Красс поддержал их. Цицерон считал это предложение возмутительным, но, придавая большое значение сотрудничеству между сенатом и всадниками, так же оказал им поддержку. Катон, однако, добился отклонения этого предложения, обвинив этих финансистов, которые обычно были на ножах с его приятелями-аристократами в провинциях, в серьёзных злоупотреблениях. Консерваторы были, очевидно, готовы пойти как угодно далеко и заплатить любую цену, лишь бы обезвредить того, кто представлял опасность для их клики. Но на сей раз они сами себя перехитрили. Действительно, следующая инициатива Катона, не проявившего достаточной гибкости, привела к краху всего того, что они больше всего хотели сохранить.