Конечно, убегать легче летом, когда тепло и когда каждый кустик тебя спрячет и пустит переночевать. Но летом стража с пленников не спускала глаз, а в голой степи, что разделяла Половецкую и Русскую земли, постоянно рыскала конная сторожа, которая охраняла половецкое пограничье от нападения русских князей и вылавливала беглецов. Многие несчастливцы попадали в их руки, и тогда им выкалывали или выжигали один глаз, отрезали ухо или раскалённым железом ставили на щеке тамгу[4].

Вот почему они решили не рисковать летом. Надёжнее бежать зимой. Когда завоют метели и степь занесёт снегом, когда ударят морозы и половцы ослабляют внимание, а порой и совсем не стерегут невольников. Кто, мол, отважится бежать в скованную ледяным панцирем заснеженную пустыню? Сделаешь всего несколько шагов - и следы мигом выдадут тебя. А смельчака в пути поджидают и лютые морозы, и голод, и волчьи стаи. Да и половецкие разъезды легко могут заметить… Поэтому почти не бывало такого, чтобы кто-нибудь убежал зимой.

К побегу готовились долго и старательно: сэкономили и запасли харчей, починили одежду и обувь, раздобыли две тёплые кошмы[5], чтобы спать в снегу, насушили трут для разжигания огня, выбрали в табуне, за которым долго приглядывали, самых выносливых лошадей, и однажды ночью, когда разыгралась метель, тронулись в путь. Снег сразу замёл следы, и, никем не замеченные, они помчались по берегу реки, а под утро перемахнули по льду на другую сторону. Там, в поросшей лесом низине, пустили пастись лошадей, которые, как и их дикие родичи-тарпаны, умели добывать себе корм зимой из-под снега, разгребая его копытами. Беглецы немного подремали в сугробе, закутавшись по половецкому обычаю в кошму, а потом снова поспешили в дальний путь.

Пять суток не утихала вьюга - занесла все следы, все степные стежки-дорожки. Ехать стало тяжело. Кони начали терять силы. Плелись еле-еле. Зато ни погони, ни случайной встречи с половецким разъездом. И в сердцах беглецов укрепилась надежда на спасение.

Если бы только не болезнь отца!

Позади трёхлетние мытарства и суровые испытания последних дней. Но зато впереди вот-вот должны показаться окраинные земли Руси… Там свои люди, там спасение!

Ждан вдруг увидел, как отец резко покачнулся и медленно начал клониться к шее коня.

- Отче, держись, родимый! - крикнул встревоженно. Быстро заговорил, убеждая не только его, но и себя. - Уже совсем близко! Там вот будет и лес, и широкая долина! А за нею - холмы… Наверно, скоро Сула… Ещё малость - и мы выйдем к жилью! Крепись, отче! Ещё немного осталось…

Отец едва поднял голову. На сына невидяще смотрели кроваво-красные, мутные глаза. Черные, запёкшиеся губы с жадностью хватали морозный воздух, а окоченевшие от холода руки выпустили поводья и судорожно мяли кожух возле сердца.

Ждану стало страшно: неужели помирает?

Он в отчаянии снова взглянул вперёд и тут неожиданно для самого себя действительно увидел и заметённый снегом лес, и речную долину, и холмистый противоположный берег, что показался в предвечерней дымке.

- Отче! Сула! - воскликнул громко и хлестнул коней.

Вскоре они въехали в лес и по широкой прогалине начали спускаться к берегу. Вокруг, под снежными шапками, стояли тёмные деревья и разлапистые кусты. Из-под них наползали густые сумерки. Наступал вечер.

Ждан подумал с досадой: «Нет, на ту сторону не успеть. Да и есть ли там поблизости какое-никакое селение или городок? Опять, наверно, придётся - в который раз - ночевать в снежной постели…»

Не о себе он беспокоился. Хотя и холодно - переспит. А отец? Ему сейчас необходима тёплая хата, горячая пища…

Понурив головы устало шагали кони, стрекотала, порхая с ветки на ветку, сорока, а Ждан судорожно искал выход, но ничего придумать не мог. Решил лишь одно: вечером не переправляться через широкую речную пойму, где легко можно провалиться в незамёрзшую полынью, а дождаться утра. Значит, нужно искать безветренное место, разложить костёр и хотя бы отогреть отца.

Вдруг его взгляд остановился на большом сугробе снега, из которого торчал дуплистый осиновый комель. Неужели охотничье зимовье? Он потянул повод влево и остановился на опушке перед полузанесённой снегом землянкой. Всё ещё не веря неожиданной удаче, он стремительно спрыгнул с коня, разгрёб руками снег около дверцы и открыл её. Протиснулся внутрь. Здесь давно никто не жил. Пахло сыростью. Деревянные стены и потолок покрыты изморозью. Посреди землянки, как раз под дымником, чернел выложенный из дикого камня очаг, на котором стоял закопчённый горшок. Вдоль стен виднелись широкие лавки из грубо отёсанных горбылей.

Ждан вышел наружу.

- Отче, слезай! Ведь это - зимовник! Сейчас разожжём огонь, согреемся, чего-нибудь сварим! - голос радостно звенел.

Но отец уже не мог сам сойти с коня. Ждан взял его на руки, внёс в землянку, расстелил кошму на лавке, положил на неё больного.

- Полежи тут пока! Я дров принесу!

Возвратился он с охапкой сухих сосновых веток и смолистых сучков, поломал их на мелкие обломки, чтобы быстрей загорелись. Настругал ножом стружек и наколол лучин, а потом, достав из-за пазухи кремень, кресало и трут, разжёг огонь. Вскоре посреди землянки весело заплясало, загудело пламя. Дым, что поначалу заполнил всё помещение, вскоре нашёл выход через дымник, дышать стало легче.

Ждан ожил, повеселел. Он теперь верил, что скоро отогреет отца, подкрепит горячей пищей, поставит на ноги, и они отправятся завтра дальше в путь. Радуясь своим мыслям, придвинул к огню глиняный горшок, наполненный снегом, внёс торбочку, где ещё оставалось немного пшена, перемешанного с кусочками замороженного мяса, и начал варить кулеш. Коней стреножил и пустил пастись, а после этого заготовил дров на целую ночь.

Не прошло и часа как в землянке стало тепло. Сварилось нехитрое кушанье, и Ждан, подержав горшочек в снегу, чтобы немного остудить горячее пахучее варево, подал его отцу.

- Ешь, отче!

Старик похлебал немного и отложил ложку. Дышал он с трудом, болело в груди, его снова начала трясти лихорадка.

Ждан принялся за кулеш и съел половину. Тёплая, сытная пища разморила юношу, и он прилёг на лавку. Не заметил как и заснул. Разбудил его тихий голос отца:

- Господи Исусе, Матерь Божия, царица небесная, спаси меня или прими мою душу, чтобы больше не мучился! - шептал старик. - И ты, Даждьбоже, и ты, Род, и ты, Велес, тоже спасите меня, изгоните из меня злого духа, что вселился в моё тело, дайте силы добраться до дому и напоследок взглянуть на родные места!..

Ждану стало страшно. Он не шелохнулся, чтобы не прервать отцовской молитвы, его истовой беседы с богами - нынешними, ромейскими, и старыми, праотцовскими. Ведь кто может знать, какие боги настоящие, какие могущественнее - сегодняшние или древние?! Правда, уже все на Руси ходят в церковь и веруют в триединого Бога - Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого. Однако и давним, праотцовским богам многие молятся потихоньку, чтобы никто не услышал и не увидел: за это можно всего своего добра, а то и головы лишиться, если дознается кто из людей власть имущих - поп, посадник, огнищанин[6], боярин или сам князь. Двоеверия не потерпят, особенно попы, они расправляются с двоеверцами беспощадно. Но живучи старые боги: бог солнца - Хорос, или иначе Даждьбог, покровитель русов - Велес, бог весны Ярило, бог ветра - Стрибог, бог грома - Перун… Попы выбрасывали в речки или сжигали на кострах деревянных идолов - изображения этих богов, а в памяти людской самих богов уничтожить не смогли. И хотя минуло уже двести лет, как грозный князь Владимир отрёкся от старых богов и привёз от ромеев новых, как говорили, настоящих, люди от привычных старых богов не отреклись. На праздники до сих пор приносят им требу[7] - ставят в красный угол в горшочках и мисках кутью с узваром, выносят на кладбища душам умерших напитки и яства. В июне месяце в честь Купайлы молодёжь разжигает в лесах возле речек большие костры, веселятся, поют, прыгают через священный огонь, чтобы очиститься от всякой скверны, то есть от нечистых духов, а девушки плетут венки и пускают их по воде, чтобы узнать о своих суженых… И все без исключения - старые и малые, князья и смерды[8] - верят в нечистую силу: чертей, ведьм, ведьмаков, в русалок и лесных нимф, водяников, лесовиков, потерчат[9]. Всех тех, что живут невидимые где-то рядом и могут причинить человеку добро или зло, чаще - зло. Их задабривают, втайне им выносят требу, а если это не помогает, зовут на помощь попа - и тот крестом прогоняет нечистую силу или освящает осквернённое ею жилище или местность…