- Баня готова, - сказала Ольга. - Иди, помойся вволю. Вон Малуша тебя и помоет… Видишь, вся зарделась от счастья. Соскучилась бабынька.

Малуша была любечанка, пленница князя такой красоты, что он взял её в наложницы. Ольга сделала её своей ключницей, а брата её Добрыню конюхом при княжеском дворе. Малуша полногрудая, полнолицая, с синими глазами, в кокошнике с золотыми подвесками, подаренными князем, вся налитая ожиданием, держала за руку сына Владимира, прижитого от князя. Святослав имел несколько жён, которых приискала ему мать из самых знатных семей Киева, но любил он только Малушу.

Жены, пышно и броско разодетые, стояли, выстроившись в ряд. Но Святослав как барс метнулся мимо них к Малуше, стоящей в стороне с сыном. Он подхватил её как пушинку на одну руку, сына на другую и понёс их в горницу (миловаться с женщинами и нежничать с детьми на виду у всех он считал зазорным для витязя).

Ольга нахмурилась. И многожёнство сына, и то, что он наложницу любит и не скрывает этого, и то, что так холоден с жёнами, которых она теперь считала как христианка «законными», всё это было для неё непереносно. Но она превозмогла себя и приветливо поклонилась военачальникам князя, искренне радуясь, что все они вернулись целы. Они отвечали ей глубоким поклоном.

- Ты, матушка княгиня, точно моложе стала, да краше. Тебя и года не берут, - сказал Свенельд.

- Полно, старый греховодник, - ответила княгиня на вид сурово, а тон был приятный. - Стыдно старухе говорить такие речи, а христианке их выслушивать… Мне только о душе заботиться теперь да бога молить. Прибереги сладкие речи для жён, которые здесь два года без мужней ласки томились.

Ольга стала следить, как гриди, слуги и дворцовые холопы разгружали повозки и верблюдов от восточного скарба, а князь с приближенными пошёл в баню. Амбары княжеского двора заполнялись трофейным оружием, багдадскими и хорезмийскими изделиями, конской сбруей с серебряными бляхами, тюками тканей, посудой: урнами, вазами из благородных материалов, винами в бурдюках, армянскими коврами, славящимися во всем восточном мире. Серебро в корчагах, золото в бурдюках.

И Ольге показалось, что теперь есть чем одарить дружину и оплатить расходы по княжескому терему и войску. Князь сумеет заняться мирными делами спокойно.

Общее довольство захватывало и прислугу. Везде слышались шутки, весёлые вскрики. В глубине двора князь с берёзовым веником в руке выбегал из бани красный как рак и на вольном воздухе гридь обливал его из ушата колодезной водой. Он радостно вскрикивал, встряхивался и убегал в баню. Из открытой двери вываливались мощные тела дружинников, разгорячённых в пару. Окачиваясь водой, они кричали:

- Запарил нас, князь, до смерти… Терпенья нету… Тяжелее войны тот искус…

После бани приближенные князя расселись в гриднице на широких дубовых скамьях, за длинными столами, уставленными яствами. По стенам развешаны княжеские доспехи, боевое и охотничье оружие иноземной работы. Тяжёлые мечи с дамасскими клинками, островерхие латинские шеломы, кольчуги из мелких железных колечек, широкие щиты, окованные железом, украшенные серебром, узорчатые колчаны, тугие луки, длинные копья с красными древками. Святослав считал, что лучшим украшением всякого жилья, даже опочивальни, является только оружие.

Князь наполнил греческим вином большой турий рог, оправленный в чистое серебро с резьбою и чернью гладкой и тонкой работы, узкий конец рога был отделан в виде орлиной головки. Обделил вином всех по очереди. Это был знак его крепкой и кровной дружбы с дружиной:

- За Русь. Пусть не сгинет вовеки.

Подняли чаши. Гул. Гам. Ликованье.

- За дружину князя.

- За отвагу.

Все принялись есть и пить, были голодны. Окорока, жареные гуси, бараньи бока, дичь, овощи, всё быстро исчезало, но еда тут же пополнялась, как и братины с мёдом и брагой, сосуды с пивом и заморским вином. И вскоре начались воспоминания о походе, который был исполнен всяких превратностей и невзгод. Было что вспомнить. Люди продирались через леса вятичей, вязли в болотах, ночевали под небом целые месяцы подряд, засыпали под звон комаров и вой волков, сражались на улицах Великих Булгар и Итиля, боролись с бурями на Хвалынском море, скакали по долинам среди виноградников во владениях халифата, прятались в горах, истощались, голодали, пировали, но везде разили, сокрушали, опрокидывали врага. Слава о русском походе прокатилась до конца земли на Востоке и по всем державам на Западе. Особенно были рады молодые военачальники, которые были в походах впервые и у которых жажда подвига и побед, вызывалась не соображениями государственной пользы и мудрости, а избытком сил и неукротимой молодости. Эти молодые львята - ровесники князя, его обожавшие за удаль, за силу, за ум, за преданность воинскому делу, вновь переживали уж за столом сладкие восторги преодолённых опасностей, упоение битвой, счастье неожиданных приключений. И только старый Свенельд гладил плешивую голову шёлковым рукавом, отирал пот, кряхтел от жара и упорно молчал - этот всеми любимый воевода, самый первый после князя военачальник из варягов, бывший воеводою ещё при отце Святослава Игоре, участник всех его походов, бесстрашию которого завидовал каждый из дружинников.

- Что ты нахмурился воевода? - спросил его князь. - Или похвальба молодых тебе прискучила, или они безрассудны, или сам поход не очень тебе мил?

- И похвальба молодцов забавна, князь, и поход мне по душе. Но важнее для людей, что пашня ими уже вспахана, хлеб засеян и уборка жита неминуча.

Святослав нахмурился, а все притихли.

- Тёмны твои речи, Свенельд. Уж не хочешь ли ты сказать, что походы на Восток лёгкая прогулка не сумевших всё-таки вспахать пашню?..

- Да, князь. Это так.

- Значит, ты считаешь наши походы бессмысленными и ничтожными?

- В них есть смысл, князь. Мы сокрушили наших соседей и растянули границы наших земель до морей Хвалынского на Востоке, Русского на Юге. Река Итиль целиком принадлежит нам. Но такой большой земле, как Русь, нужно соседиться с богатыми городами, где можно много сбыть, чем богата наша земля, да многое и купить. Итиль да Булгары сами славны тем же товаром: мехами, воском и мёдом, сами живут за счёт приезжих славянских купцов. До Багдада и Бухары далеконько нам, неудобно таскаться. Поэтому походы эти дают нам славу и победу, но они не указали нам того, куда мы и наши купцы будем девать продукты своей страны, где мы купим ткани, золотую посуду, красивое оружие, с кем мы будем дружиться, чтобы сказать: мы знатным да умным да богатым соседом красны… А такой сосед есть, да он спиной к нам сидит… Он за морем…

- Царьград, - вздохнул шумно купец с крестом на шее, поставщик мехов, и оглянулся. - Царьград во сне приснится, так не сразу после успокоишься. Чудеса и изобилие великое. Как в самой сладкой сказке. Право.

Святослав неожиданно для всех подошёл, обнял своего воеводу, расцеловал его.

- Умнее ты самого князя, старик. Мои мысли угадываешь. Русь должна стоять на самых торговых дорогах мира… Дружбу да торг вести с самым сильным, да просвещённым соседом… Коли не хочет дружить, так сломить его силой…

Купец с крестом на шее даже взвизгнул:

- Царьград, - мать городов, царица мира, Господи Иисусе. Вот где торговля, вот где люди… А София, о!.. В землянках мы живём супротив царьградских вельмож… Оглянешься на себя - стыдно, чистое зверье…

Тогда начался такой гвалт, что ничего нельзя было разобрать. Одни припоминали походы Аскольда: как в Царьграде поколотили русских купцов, и порушили договор; тогда в Царьград из селений греки принесли страшное известие: плывут ладьи народа Руси. Смятение и ужас водворилось в столице. Бурной мрачной ночью русские начали насыпать вал у стен города. Патриарх Фотий плакал с народом в Софийском соборе. Перепуганный царь Михаил III оставил поход на сарацин и вернулся в столицу. Русские добились нужных им торговых договоров и заставили уважать себя, а некоторые так подружились с греками, что приняли христианство. Другие тут, помнившие ещё поход Олега, всячески восхваляли его силу и мудрость, увенчанные договором 911 года. Тогда, дескать, Олег напугал греков ещё больше, чем Аскольд, и они затворили ворота и заперли городскую гавань. Олег выволок лодки на берег, поставил их на колеса, приделал паруса и при попутном ветре двинулся к стенам столицы. Перепуганные греки дали ему огромную дань и заключили договор, о котором и по сей день вспоминают русские. Купцов и послов, бывало, принимали с почётом, и ели они сколько хотели и бесплатно нежились в банях и торговали беспошлинно, а отъезжая на Русь, получали в дорогу съестное вволю, якоря, канаты, паруса…