Прохладный ветер обжег щеки, сильнее холодя две мокрые дорожки, струящиеся из глаз к самому подбородку. Коснулась рукой влаги, растерла ее между пальцами, с недоумением рассматривая отблески в скудном свете.

Все же не удержалась.

Между ног саднило и даже слегка жгло, но разве это боль? Боль была в душе, разъедающая, рвущая на части и просто уничтожающая всю меня. Я ощущала ее физически, как дикий зуд, как пламя, сжигающее мою душу. Хотелось разорвать платье на груди и скрести, скрести…, чтобы вырвать сердце, душу… Вырвать и выбросить, и все забыть не видеть, не знать, не чувствовать.

И я действительно ничего не видела. Просто шла, не разбирая куда, не видя впереди дороги, только реки слез, затмевающие обзор как струи дождя по лобовому стеклу. Вокруг сигналили машины, резким режущим светом вспыхивали фары, но до меня все доносилось сквозь какую-то призму, как издалека.

Сквозь сплошную ширму из горя и боли я слышала голос женщины, которая несколько раз подряд спрашивала, кто я и где живу. И заученной еще с садика фразой я что-то отвечала, не включая мозг и сознание.

Через какое-то время оказалась дома и чужая женщина без лица и имени улаживала меня в постель, а потом набирала номера родителей, но я уже спала, а может просто отключилась.

Сквозь сон слышала всхлипы и шепот, чувствовала нежное касании маминых рук, поцелуи на щеках, волосах. Она меня звала, нежно, ласково, по имени, но я не могла проснуться. Сон затягивал, как трясина, в нем было легко и свободно — не было боли.

Кто сказал, что время лечит,

Тот не знал большого горя.

Не заживают раны в сердце,

Просто привыкаешь к боли.

Ирина Погорелова

7 лет спустя.

Я заглянула в приоткрытую дверь, как всегда не стучась. Дмитрий Сергеевич, сидя за рабочим столом, просматривал графики продаж. И как всегда только в бумажном варианте. Ни как не могла понять его страсть к бумаге. Все было сделано и подано ему для просмотра в электронном виде, но он никогда не отказывался от своей привычки. Распечатал графики и монотонно, скрупулезно просматривал лист за листом.

Я могла часами смотреть за работой этого мужчины. Насупленные и слегка взъерошенные брови, слишком длинные и постоянно торчащие как-то невпопад, но ему странным образом это шло. Сосредоточенный взгляд, медленно изучающий каждую строчку, все в нем говорило об опыте и уверенности в своем деле. Его не портили даже седые волосы и сетка морщин вокруг глаз. Он был для меня кем-то особенным — наставником, другом, вторым отцом. Он в меня поверил, когда это было так необходимо, дал мне шанс, и я вечно буду ему за это благодарна.

— Вызывали?

— Заходи, чего стоишь, заглядываешь?

Я прошла несколько метров вглубь кабинета, прикрывая сзади себя дверь. У Дмитрия Сергеевича всегда была приоткрыта дверь, когда он находился в кабинете один, когда же наоборот, кто-то присутствовал — дверь плотно закрывалась. Запирать не было ни какой нужды. Это было негласное правило — шеф занят.

Стою и молчу. Не злюсь, не нервничаю, Дмитрию Сергеевичу всегда нужно было время, чтобы собраться с мыслями, настроиться на разговор. Он не любил когда его торопили, и я не торопила, я просто ждала.

— Мариночка, как там у тебя дела с последним клиентом?

— Все хорошо, Дмитрий Сергеевич. Договор подписан на большую партию алкоголя. Они берут весь наш ассортимент. Даже не ходовые позиции, в не большом количестве, но берут.

Дмитрий Сергеевич прекрасно об этом знал, сам вчера просматривал договор. Но если он получал удовольствие от того, что я все это еще раз повторю — что ж, мне не сложно. Он только с виду казался простоватым, на самом деле это был мудрый и прозорливый человек.

— Марина, я тебя вот почему вызвал. У меня грандиозная новость и тебе первой хотел об этом сообщить.

И если раньше меня ничего в его поведении не настораживало, всего лишь самый обычный мужчина со своими причудами, то сейчас я вся сжалась в ожидании этой «грандиозной» новости. Не люблю я сюрпризы, если не знаю о них заранее.

— Слушаю вас.

— Мне сегодня утром поступило предложение. — Он замолк на какое-то время. И это было не для накала эмоций, не специально выдержанная пауза, Дмитрий Сергеевич нервничал. Это случалось очень редко, всего лишь несколько раз за все годы работы в этой фирме я его видела в подобном состоянии. — Мне предложили продать компанию.

Я замерла на месте, боясь шелохнуться. Сердце в груди пропустило удар и снова забилось с удвоенной скоростью. Я боялась услышать его ответ, безумно страшилась. Он бы не вызывал меня и вообще бы не заводил об этом разговор, если бы его не заинтересовало это предложение.

В голове вертелась мысль «только не это». Монотонно, по кругу, как заведенная ключиком игрушка повторялась одна и та же фраза. Я пришла сюда второкурсницей института в поисках подработки. Помню как сейчас свое первое и пока еще единственное в жизни собеседование, проходившее в этом же кабинете с этим же мужчиной. Как я его тогда боялась! Насупленные брови, строгий взгляд — он меня пугал до икоты. Одним своим видом вселял чувство благоговения, бесконечного уважения и…страха.

С некоторых пор я стала бояться взрослых мужчин, их силы и несдержанности. С веселой беззаботной девочки превратилась в затворницу. Это касалось не столько общения с ровесниками, столько личных отношений. Какой же я была глупой, желая того не зная чего. Один вечер перевернул всю жизнь с ног на голову. Растоптанная и униженная, собирала себя по частям, долго собирала. А когда собрала и кое-как окрепла, просто не захотела больше вручать всю себя в руки какому-то уроду. Слишком рано повзрослела.

Дмитрий Сергеевич был на много старше меня, годился мне в отцы. Может именно поэтом я к нему была расположена с самого начала.

Я опять ждала — ждала продолжения его рассказа. Он был не тем мужчиной, которого стоило торопить.

— Знаешь, я решил согласиться.

— Почему?

— Устал всю жизнь пахать, чтобы в будущем беззаботно жить. Чем больше ответственности взваливаешь на свои плечи, тем меньше беззаботности и покоя. Устал ждать будущего. Молодость прошла, а я и не заметил. Хоть на старости лет поживу.

— О какой старости вы…

Он поднял руку, жестом останавливая мой словесный поток. Дмитрий Сергеевич не любил лесть и мог здраво оценить свои достоинства и недостатки.

— Не стоит утешать меня, я не маленький.

Он помолчал какое-то время.

— Мариночка, я тебе первой сообщил эту новость. Решение уже принял. Хочу оставить тебя исполнительным директором.

Он поднялся из-за стола и не спеша, слегка разминая затекшие ноги и плечи, пошел к окну. Сцепил руки за спиной и стал вглядываться в оживленную улицу около бизнес центра.

— Знаешь, у меня к тебе есть просьба.

Я не стала торопиться и спрашивать какая. Уже само слово «просьба» подразумевает выполнение какого-то задания. Дмитрий Сергеевич никогда не давал легких заданий. Это не значит, что я с ними не справлялась, но все же лишние хлопоты мне ни к чему.

— Я хочу сделать на тебя доверенность и уехать на границу. Деньги, переведут на мой счет уже сегодня, и мне нет никакой нужды здесь оставаться.

Его наиграно веселый тон говорил о многом и в первую очередь о том, как больно ему расставаться со своим детищем. Я понимала, что его гонит за границу не желание скорейшего отдыха, а скорее не желание видеть, как дело всей жизни переходит в чужие руки.

— Может, вы передумаете?

Я сказала это не громко, он не ответил, но услышал, была в этом уверена. И когда уже хотела согласиться на его предложение, услышала ответ на поставленный вопрос.

— Нет. Больно отдавать, но понимаю, что в таком темпе больше не потяну. Меня просто затопчут более молодые, более наглые. Не хочу видеть, как моя фирма разрушиться. Пусть процветает, хоть и не под моим руководством. И вот ты, я уверен, потянешь возложенные на тебя полномочия. Да и для конкурентов, тьфу ты — новых собственников примелькалась. Увела у них два последних больших заказа. Пока была сотрудником чужой фирмы, люто ненавидели, а сейчас поставили условие, чтобы ты обязательно осталась при должности. Хотя и должность, и гонорар обещали повысить, в этом я конечно постарался.