И этой жизнью всё-таки живут…

Пройдут года и, заглушая вздох,

Раздастся вдруг невольное признанье: —

О, этот бедный мир совсем не плох!

О, эта жизнь — совсем не наказанье!

А.С. Штейгер. Об этом мире слишком много лгут.

      – Проклятье! – цедит сквозь зубы Роберт, сгоряча ударяя ногой по колесу, – В этой колымаге не то что до Далласа, а до ближайшей заправки с трудом доберёшься!

      Вот уже с получаса, мужчина проклинал всеми Богами ту прокатную конторку, в которой арендовал машину. На улице давно стемнело, а поблизости была сплошная глухомань. Когда до места прибытия оставался всего час, то этот гнилой генератор затарахтел, а спустя ещё добрых полчаса, то и аккумулятор окончательно сел.

      Приехали.

      Роб коротко бросил взгляд на свою спутницу, которая притихла ещё с их небольшой перепалки и, настороженно наблюдала за ним, не смея подливать масло в огонь. Внешне она была спокойна и, глядя на неё со стороны, можно было смело сообщить, что ей глубоко наплевать на случившуюся поломку их средства передвижения. Но, не смотря на осадок, что остался в душе мужчины от сказанных ею слов, он не мог не ощутить внутренние перемены. Роберт чувствовал себя так, словно эта милая и вдумчивая девушка просто потопталась своими ножками по его устоявшимся жизненным принципам. Одной случайно брошенной фразой пошатнула весь его мир. Пусть даже его мир и был хрупким, имея лишь картонную оболочку и накрепко вбитые в голову цели и идеалы. Пустые идеалы.

      – Может, стоит вызвать буксир? – осторожно интересуется Офелия, легко запрыгивая на капот машины.

      – Стоит. Только вот к тому месту, в каком застряли мы, он приползёт к полуночи, не раньше, – взвинчено отзывается Роб.

      Девушка тяжело вздыхает и откидывается спиной назад, ложась на лобовое стекло. Что за наглость? Согнув ноги в коленках, она ставит их на машину. Длинные ресницы взмывают вверх, напоминая Роберту хрупких бабочек. Офелия смотрит в небо так восторженно, что на какой-то миг ему кажется, что она видит звёзды впервые.

      – Во всём есть свои плюсы, Робби, даже в самой отчаянной ситуации, поверь мне на слово, – тихо произносит она, не сводя глаз с сияющих созвездий.

      – Вот как, – усмехается он уже мягче. – Так давай те же, мисс Стёрджесс, поведайте мне плюсы нашей с вами ситуации. Я ослеп.

      – Вы, и вправду, ослепли, мистер Хэйдж. Протрите же, наконец, свои глаза и поднимите их наверх. Такое, вы вряд ли увидите в кипящем мегаполисе.

      Губы Роберта насмешливо кривятся, но глаза всё-таки слушаются этот презрительный голосок, который слишком уж помыкал им в последние часы. Перед ним предстаёт фиалковое полотно небосвода, которое было усыпано мерцающими точками. Некоторые звёзды переплетались друг с другом, создавая причудливые узоры, другие, блистали ярче, но оставались одни. И каждый уголок этого небесного полотна, напоминал ему настоящее произведение искусства. Она снова обезоружила его и застала врасплох. Звёздное небо. И вправду, что же может быть прекраснее?

      И, стоя там, в глуши пыльных дорог Техаса, он вдруг ощутил себя настоящим человеком. Человеком, которому свойственно восхищаться такими вещами, как изучение ночного неба. Роб мысленно улыбается своим мыслям и, наконец, переводит свой взгляд на спутницу, которая по-прежнему восседает на капоте арендованной машины.

      – Мое боковое зрение прекрасно развито, – иронично шепчет она, а затем, разворачивает лицо к застывшему в полуметре от неё мужчине.

      – Откуда ты взялась? – по-доброму усмехается Роб. – Откуда в тебе столько... Даже не знаю, как назвать эту твою манеру поведения.

      – Жизнелюбие. Это называется жизнелюбие.

      – Офелия?

      – Да?

      – Ты случаем, не больна раком?

      Её левая бровь подскакивает ввысь. На щеках сияют ямочки. И, сдерживая смех, девушка закусывает свою пухлую губу, не сводя с меня выжидающих ответа глаз.

      – Можешь смеяться с меня, но обычно, так ведут себя люди, которым осталось жить совсем немного. Я видел подобное в фильмах, – коротко улыбается Роберт, лохматя свои тёмные пряди. – Я часто схватывал от них этот радостный настрой, но затем быстро гас.

      – Я здорова, Роберт.

      – Ты можешь называть меня Робби, если тебе так нравится.

      Офелия согласно кивает. Большие стальные глазки искрятся смехом, который чуть позже слышит мужчина. В его душе что-то теплеет. Будто бы кто-то разводит в нём крохотный костёр, который постепенно разгорается, согревая его изнутри. Это такое непривычное тепло, что сердце его начинает трепетать.

      – Ну, на самом деле, это вовсе не манера поведения, Робби. Скорее часть тебя.

      – Черта характера?

      – Нет. Для меня любовь к жизни всё равно, что жизненно важный орган – сердце или вторая почка. То есть, я считаю, что это вкладывается в тебя с рождения. У кого-то конечно нет. Но всё же, это нечто большее, чем просто черта характера. Это некая сила, понимаешь? Энергия и постоянная жажда узнавать новое, – мечтательно закатывает глаза Офелия и пожимает плечами.

      – Наверняка твои родители являются самыми оптимистичными людьми в этом мире, раз вложили это в тебя и твоё воспитание.

      – Нет, Робби, – смеётся девушка. – Мой отец закоренелый пессимист. Он любит ворчать, а морщинка между его бровей проявилась ещё в двадцать пять лет от того, что он часто хмурился. Но всё же, отец очень добр. Мне кажется, здесь всё дело не в родителях, а в самом тебе. Я всегда была такой, даже в детстве.

      – Значит, мне не суждено радоваться жизни, – с лёгкой грустью подмечает Роб и начинает шарить по карманам в поисках сигарет.

      – Глупость. Это в силах изменить любому человеку, даже моему отцу. Только вот вопрос: нужно ли это ему? Он прекрасно себя чувствует в этой жизни, обсуждая местное телевидение и сетуя на мамину запеканку. Тем не менее, он счастлив. Счастлив в промежутках между этим роптанием, стоя на веранде ранним утром и попивая свой кофе. Ты понимаешь, о чём я?

      – Да, кажется, да, – отвечает Хэйдж, облокачиваясь о машину. – Только вот не пойму, почему же ты думаешь, что я не счастлив?