ловком музыкальном коленце и не подсунул на закуску «и в ямку

закопал, и надпись написал». Венценосный гость просто рухнул

на скамью как подкошенный и обидно заморгал голубыми глазами.

– Хватит вам лошадей перед миром смешить, сами-то верите

тому, что несёте, – не пощадил морально уже поверженного императора не на шутку отвязавшийся Петька Чаплыгин. – Настоящим божьим помазанником был тёзка мой, Пётр Алексеевич, за

таким императором можно было хоть в бой, хоть на празднич-ный смотр без оглядки ходить. Неужели самому вам не стыдно

за былые геройства свои, за кровавую долю народа, за поруган-ную матушку-Русь? Вот бы Аннушку нашу посадили на трон, не хуже Екатерины Великой с германцами разобралась бы и порядок в стране без соплей навела. Пускай никого не смущает, что невеста моя к пулемёту приставлена, – в душе у неё отвага

великого полководца сидит.

– Не могу согласиться с вами, Пётр Елисеевич, – из последних сил возразил заметно поверженный царь Николай. – Рос-155

сийской императрицей посадить на трон просто так никого невозможно, для этого необходимо родиться на свет под небесным

благословением. Я уже не говорю о том, что службе Отечеству

долго и упорно обучаться приходится. Хорошую уху сварить без

стряпчей науки едва ли получится, а страной управлять много

сложнее, гораздо обременительней.

– Прям уж, народиться положено, – не смогла промолчать

задетая за живое пылкая Анка. – Попадались нам с Люськой в

трофейных обозах бальные платья, мы даже одевали их перед

зеркалом. Можете не сомневаться, уважаемый Николай Александрович, не хуже ваших дворцовых барышень выглядели. Вот

комдив наш, никаких академий никогда не заканчивал, а золото-погонные генералы да бравые офицерики только пятки успева-ют намыливать.

Петька, рассудив сам с собой, что царю требуется некоторая

передышка для восстановления поникшего духа, решил пере-ключить общее внимание к Александру Ульянову и потому, не

без лукавства, поинтересовался:

– А расскажи нам, студент, чисто по дружбе, дело ведь прошлое, сильно обрадовался, когда узнал, что большевики царскую семью порешили? Небось, целую неделю от восторга не

просыхал, всю зарплату в трактире спустил? Я бы на твоём месте поступил точно так же.

– Что вы такое выдумываете, товарищ Чаплыгин, – запротестовал порядком заскучавший брательник вождя, – чему можно радоваться? Ведь там, в Ипатьевском подвальчике, злодеяние

великое было совершено. Говорю об этом со знанием дела, с

полной ответственностью. Подбор бриллиантов у дамочек был

красоты несказанной, под стать российской короне. Всё это чер-тыхнулось неизвестно куда, как ветром развеяло. За такие сокровища при хозяйском подходе можно было в Америке бомбочки

изумительные заказать. Карету шестериком вместе с кобылами

без труда на шпиль Петропавловской крепости занести. Я так

мыслю, что из-за бриллиантов всё семейство и шлепнули. Что

поделаешь, жадность не одного фраера по жизни сгубила.

156

– А я ведь молюсь за него, негодяя, – возмутился растеряв-шийся царь Николай, – ходатайствую о прощении Божьем.

– Вы бы за себя не ленились молиться, Николай Александрович, – легко парировал студент, – не забывайте, что воля Господня, как и гнев, как и милость Его, – никогда нам неведомы.

Луна незаметно потерялась в размерах, и свечение её сделалось не таким тревожным, не таким магнетическим. Уже краем

своим она коснулась верхушек деревьев, готовая до срока про-валиться в черноту леса. Гости заметно заволновались, начали в

нетерпении прощаться. Император всея малая, белая и так далее

Руси обратился персонально к Чапаеву:

– Благодарю вас за радушный прием. Раки за столом и впрямь

были необыкновенно хороши. Оставляем вас с надеждой, что

всё самое лучшее ещё впереди.

Царь достал из верхнего кармана заштопанной во многих

местах гимнастерки золотой перстенёк – тот самый, который

предназначался в качестве свадебного подарка для пулемётчицы, – и, глядя комдиву прямо в глаза, вручил со словами:

– Девочкам моим он всё равно не понадобится, распоряди-тесь по своему усмотрению, передайте, кому сочтёте возможным.И взяв под руку потерявшего ко всему интерес Александра, не оглядываясь, торопливо направился в таинственный лес.

157

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Всякие времена переживала легендарная Чапаевская дивизия, были в её роскошной биографии блистательные победы, были и суровые дни роковых, судьбоносных испытаний. Чего

стоили одни только прощания с погибшими боевыми товари-щами, когда казалось, что нет никаких человеческих сил становиться с оружием в строй и продолжать суровую борьбу за

пролетарское дело. Но горе, которое накрыло чапаевцев в эту

годину печали, нельзя выразить никакими словами, невозможно

испить никакими страданиями. Отошёл в мир иной, сказать по

совести, сделав вид, что отправился на тот свет, самый главный

застрельщик великой пролетарской революции, незабвенный

Владимир Ульянов. В это невозможно без стакана самогона поверить, но очень скоро, к удивлению всех, обнаружится, что ничего личного в мире ином Владимир Ильич не забыл и покидать

нас вовсе не собирается.

В Разливе пятый день кряду сокрушённый Василий Иванович, солидарно с затянутым в кожаный френч комиссаром, заливал неподъёмное горе единственно спасительной для русской

души благодатью, безотказным утешительным средством. Кашкет давно уже опустошил в пределах округи все запасы самогон-ного зелья, обшарил самые дальние закутки, где не брезговали

сдабривать ядрёное варево паленым табаком и даже куриным

помётом. Выпито было всё, и денщик не имел ни малейшего

представления, куда отправляться, если комдив, оклемавшись, потребует водки. Самогонки в дивизии не осталось ни капли –

хоть шаром, хоть тачанкой «вдоль по Питерской» прокати.

Однако потенциальные силы между самогонным могуще-ством и телесным здоровьем Чапая оказались неравными. Вру-бившись очередной раз за страдальным, уставленным пустыми

бутылками и надкусанными огурцами пеньком, Василий Иванович сквозь шум головного столпотворения неожиданно сообра-158

зил, что, если срочно не остановиться, не осадить лихого коня, появится хорошая перспектива отправиться вслед за Владимиром Ильичом, и скорее всего, без фараоновских почестей. Ценой героических усилий он сумел разомкнуть оплывшие веки

и увидел прямо под носом красно-чёрную траурную повязку

на кожаном рукаве безутешного товарища Фурманова. Комдив

ткнулся носом в эту трагических раскрасок тряпочку и далеко не

командирским голосом просипел:

– Митька, пора завязывать, иначе дело труба, так можно и до

коммунизма не дотянуть.

Дмитрий Андреевич горестно промычал в ответ:

– Сам чую. Я уже и на том свете, кажется, немного побывал.

Пятки огнём горят, такое впечатление, что на раскалённой сковородке украинского гопака с какой-то меньшевичкой наяривал.

Надо же такой гадости с бодуна померещиться!

Все эти тягостные дни Кашкет сиротливо отирался в прямой

видимости отчаянно скорбящего командира и периодически принимался выводить на неразлучной балалайке исходящее тоской

«Сулико». Как только денщик обнаружил некоторые признаки

шевеления оживающего предводителя, тут же ракетой метнулся

к пеньку с готовностью разделить любые страдания и услужливо поинтересовался, чем может пособить в годину печали.

В шалаше уже дожидался загодя припасённый бурдючок с

кисленькой сывороткой, откинутой от сквашенного бараньего

молока. Запарена была и горная чудо-травка, которая среди по-нимающих толк в похмельной ботанике знатоков называется

«хвост аксакала» и весьма помогает с устатку. Эти, не единожды

испытанные в суровых похмельях, снадобья были срочно вос-требованы, и сразу же после первых выпитых кружек в командирских мозгах наступило некоторое прозрение. Не так чтобы

вспыхнула радуга, как после летней грозы, однако же забрезжил

в разрывах обоих полушарий спасительный розовый свет.

– Ну что, Дмитрий Андреевич, – поинтересовался срывающимся голосом Чапай, – будем считать, что прощание с вождём

мирового пролетариата благополучно закончилось. Не приведи

159

Господи что-нибудь с Троцким или Каменевым на днях приключится. Я хоть и полный Георгиевский кавалер, но чую – дам

дёру, не совладаю с собой. Как по мне, теперь лучше в атаку на

капелевцев сходить десять раз впереди эскадрона, чем с одним

вождём на всю жизнь расставаться.

Комиссар, несмотря на горящие в точке паровозного кипения

трубы, нашёл в себе силы изобразить удивление и выразить партийное непонимание:

– Похоже, вы вчера не очень внимательны были, боевой мой

товарищ. Я ведь поставил и вас, и Люсьену в известность, что

прощание с Владимиром Ильичом решительно отменяется. Из

Центрального комитета получена секретная директива с поста-новлением руководства партии зарезервировать и сохранить вождя всех народов для вечного пребывания поблизости с нами.

Большевики поднялись на революцию во главе с Ильичом – вместе с ним и завершат это великое дело. Да и сам рассуди: ну какой, к чертям, коммунизм без товарища Ленина, это всё одно что

тачанка без пулемёта.

Чапай с удивлением выслушал подозрительную речь пол-номочного представителя партии, отпил ещё для страховки

четверть кружечки кислой бараньей сыворотки и закусил в раздумье зубами усы. Через пару минут решительно сплюнул про-куренную щетину и принципиально спросил комиссара:

– Это вы от себя сейчас выступаете или так в «Капитале» на-казано? Может, накатите на всякий случай для бодрости соточку

– слишком фантазия у вас разбушевалась, эдак можно совсем

не в ту степь закатиться. Иногда на поворотах попридержать не