Наконец работа была завершена в самых мельчайших подробностях, и он начал прислушиваться к тому, о чем говорит лежащий на нарах мужик. Бедняга, наверное, чувствовал непреодолимую потребность излить волновавшие его мысли. Он говорил без перерыва, перескакивая с предмета на предмет.
Однажды утром к нему пришел патруль и отвел в суд.
Мужик вернулся под вечер. Он был спокойный и удивительно безмятежный. Его глаза горели необычным блеском, а с просветленного лица лучилась радость.
— Ну, как там ваше дело? — спросил его Ленин безразлично.
— Закончено… — ответил тот, легко улыбаясь.
— Вижу, что все прошло хорошо? — сказал Владимир. — Вас отпускают?
— Смертный приговор…
Ленин вздрогнул и поднял на него недоумевающие глаза. Он не заметил ни малейшего волнения и беспокойства на загоревшем, исполосованном глубокими, словно борозды, морщинами лице мужика.
Тот стоял выпрямившись и пальцами расчесывал рыжеватую, падающую на грудь бороду.
Улыбнулся с каким-то удивительным выражением на лице и тихо спросил:
— В Бога и Сына Божьего веришь?
— Бога я не знаю, а Иисуса из Назарета уважаю, за то что напустил страху могущественным и несправедливым, — ответил Ленин с вынужденным смехом.
— Бога знать никто не может, Его надо чувствовать! Глубоко, брат, спрятался Он в человеке… ой, глубоко! А человек — это сильная, мощная вещь… Через его скорлупу даже Богу нелегко пробраться!
Он подумал минутку и добавил:
— Хорошо то, что Христа уважаешь… хвалю!..
— За что? — спросил Ленин, удивляясь самому себе, что поддерживает разговор о совершенно чуждых для себя понятиях.
— За то, что чувствуешь в самом убогом человеке сияющего Бога!.. Сын нищей девственницы, о которой соседи наверняка говорили друг другу отвратительные, пошлые вещи, и вдруг — Сын Божий! Никто не знал, почему он Сын Божий, сам Он тоже не мог этого объяснить, но верил в это и другие поверили, и верят уже сколько веков… Происходит так потому, что каждый человек — Сын Божий, брат Христа…
— И Спаситель, которому невежественные, поддавшиеся уговорам попов люди возносят молитвы! — добавил со злым смехом Ленин.
— Нет, мил человек, нет! Спаситель был один… А знаешь почему?
— Ты говоришь как хорошо начитанный монах… — заметил Владимир.
— Какой я начитанный?! — возразил, пожимая худыми плечами, мужик. — Когда меня лишили пашни, бродяжничал я долгие годы, жил в монастырях, работая за кусок хлеба, любил с учеными монахами поговорить…
— Так это они научили тебя церковным бредням? — встрял с вопросом Ленин.
Мужик отрицательно покачал головой и прошептал:
— Нет! Не они. Правду я узнал от одного отшельника, скрывающегося в лесах при Каме.
— Так ты сектант?
— Нет! — запротестовал крестьянин. — Я искал у них правды, покоя, радости — ничего не нашел. Только обман!..
— Еще бы! — воскликнул Ленин. — Однако ты не сказал, почему считаешь Иисуса настоящим Сыном Божьим?
Мужик сел на нарах и, подпирая голову рукой, сказал:
— Потому, что обладал он смелостью созидания… Божественной смелостью, потому что среди лжи и обмана устанавливал правду, нищих, крестьян, рыбаков назначил апостолами; воскрешал умерших, а потом заповедовал: «Не судите!»
— Не понимаю… — признался Ленин, глядя с интересом на товарища.
— Это же просто! — ответил мужик, коснувшись его плеча. — Послушай! Бог не является Богом только потому, что остается на небе сам по себе, всемогущим, всезнающим, бессмертным Творцом. Нет! Он такой потому, что вместе с ним могуществом, знаниями и даром созидания обладают архангелы, ангелы, злые духи и слабые люди. У каждого из них своя судьба и свое предначертание… что-то вроде срока и заданной для исполнения работы. Христос первый и единственный понял это. Он не думал, что страдает только Он сам, терпит зной, притеснения и муки, радуется и плачет; он знал, что любой человек точно также, а может, будучи слабее, страдает еще больше, а радуется еще глубже. Христос познавал, принимал, любил, уважал и явную грешницу, и Марию, и Марту, и Иуду, и Иоанна-Апостола, и римского цесаря. «Не судите!» — учил он, только не добавил: «загляните в каждое сердце, в каждую душу!..»
— Почему же не добавил? — спросил Ленин.
— Потому что тогда время еще не пришло, — прошептал мужик. — Люди еще грех первородный не искупили… Они должны были пройти крестный путь, который указал им Христос, наш Спаситель.
Слушая странного товарища по камере, Ленин вспомнил деревенского нищего, «Ксенофонта в железе», и радостно улыбнулся. Мужик, заметив это, обрадовался.
Стал говорить громче и смелее:
— Мы должны пройти через господство Антихриста и его соблазны. Божьей волею придет он как второй сын Божий; предшествовать ему будут войны, бунты, мор, болезни и преступления. Тогда люди начнут познавать друг друга, объединяться для борьбы и защиты, как солдаты, ставя над собой вождей, создавая отряды, полки, армии, и — выживут! Те, которые не примут слов Спасителя, как стадо одержимых дьяволом вепрей, бросятся в море и бездна поглотит их. Остальные создадут на земле «святой град», «Небесный Иерусалим»…
— В «святой» России? — спросил Ленин.
— Эх! Что значит в таком деле Россия?! Мелкое зернышко песка, капля в море! — ответил мужик. — Россия может погибнуть, но мы — народ — будем нести правду всем остальным народам! Мы дадим им эту правду!
— Мы! — рассмеялся Ленин. — Русская правда?
— А какая еще? — удивился крестьянин. — Скажи, кто еще способен на это?! Остальные народы живут в достатке и высокомерии, думают, что они ровня могущественным ангелам. Нет! Из наших темных лесов, из наших степей, где вокруг небо соединяется с землей, из наших курных, крытых соломой изб, из наших тюрем, где цепями звенят невинные, темные люди, — оттуда придет она, светлая, могучая Правда! Только мы, люди от сохи, молота и оков, обладаем смелостью созидания. У нас достаточно места, неисчерпаемый запас сил, у себя мы не находим никакого занятия, мы рабочие мира… Только свистни — построим дворец или святыню, которую никто до сих пор не видел!
Он замолчал и смотрел на Ленина неподвижным взглядом.
Владимир спросил уже совершенно серьезно:
— Как же темные люди от сохи и курной избы будут строить и созидать? Ведь они не сумеют?
— Не бойся, мил человек! Ходят по нашей земле убогие, невежественные, но ходят и святые, мудрости исполненные… Они нас научат, не бойся! Бог — не только для червей убогих, но и для орлов с широкими могучими крыльями… Всем светит одно солнце — Божья Правда!
— Я не вижу даже зарева этого солнца, — проворчал Ленин.
— Ты не видишь, милый, а другие уже видят и тут и там… Я увидел ее перед собой в этот, последний день жизни… и рад, что дано было мне увидеть ее — лучезарную, как заря! Счастье это великое!
Мужик задумался и замолчал.
Ленин внимательно присматривался к нему. Постепенно осознавал сущность русской души — максимализм стремлений: или все, или ничего; мистическая вера в возможность основания на земле «Небесного Иерусалима»; таинственная убежденность о мессианстве народа и вечная тоска, ощущение ответственности и страданий за судьбы всего человечества от края до края земли, без самолюбия, без любви к собственной отчизне, приносимой, как жертвенного ягненка, на алтарь Божественной Правды во имя всех-всех, во всем мире, а может и дальше, до границ самых далеких, едва различаемых на небе звезд и светящихся туманностей.
Мужик не притронулся к принесенной еде.
Он стоял на коленях, обратив лицо на восток, размашисто крестился и бил поклоны, ударяя лбом в доски нар.
После полуночи заключенных разбудили. Охранник и солдат со штыком вывели мужика. Он уходил молча, сосредоточенный, радостный.
Ленин долго прислушивался, но товарищ не вернулся.
С утра он узнал, что приговор был приведен в исполнение.
Владимир до скрипа стиснул зубы и громко прохрипел:
Говоришь: «Не судите»! Тебя тем временем осудили и казнили? О, я буду судить без жалости, без сожаления… карать буду всей мощью моей ненависти и боли!