Прекрасный испанский жеребец намного опередил остальных лошадей и первым вынес Бруцати дель Романьяно к месту, где свора настигла кабана. Зверь, чувствуя, что ему не уйти от погони, одним духом взобрался по каменистому откосу и остановился на небольшой площадке с крутым обрывом позади. Заливаясь яростным лаем, гончие расположились вокруг, не решаясь приблизиться к грозному врагу. Несколько псов успели уже поплатиться за свою неосторожность. Наскочив на могучие клыки, они с воем скатились вниз.

Увидев окровавленных собак, рыцарь спрыгнул с коня и смело пошёл на разъярённого кабана. Улучив момент, охотник с силой ударил его копьём в грудь и заставил отпрянуть. В тот же миг гончие со всех сторон кинулись на раненое животное. Но старый кабан устоял. Подмяв под себя передних псов, он ринулся под гору на нового противника. Бруцати спокойно подпустил зверя и, ловко увернувшись от клыков, вонзил ему в шею кинжал. Огромная туша пронеслась мимо и, ломая кусты, повалилась набок.

Подъехавшие к месту схватки кастелян и другие охотники принялись наперебой поздравлять рыцаря. Латники выволокли добычу из кустов и отогнали всё ещё рычащих собак. Бруцати дель Романьяно, вложив в ножны кинжал, подозвал к себе старшего доезжачего:

— Ты говорил, Сальери, на перевале есть косули?

— Да, сеньор, у зелёной пущи за Прато я видел самку и двух детёнышей.

— Так поспеши туда. Как бы кто не спугнул их. Мы поедем шагом, надо дать отдохнуть коням и собакам.

Доезжачий поскакал вперёд. Остальные, обсуждая удачно начатый день, неторопливо двинулись следом.

— Бруцати здорово повезло, — не скрывая зависти, громко сказал Фердинандо Гелья, один из ближайших соседей романьянского сеньора. — Превосходный кабан. Давненько мне не доводилось встречать таких!

— Неужели верховья Агоньи обеднели зверьём? — заметил ехавший рядом Винченцо. — Прежде ваши места славились охотой.

— Э, то было прежде, — вздохнул Фердинандо. — С тех пор как признали свободными этих собак крестьян, не стало жизни и зверю.

— Многие сами предпочли отдать свои земли испольщикам, — возразил кастелян. — Разве с крепостными виноградники приносили те доходы, что сейчас? Я не говорю уж о мягких пахотах и огородах.

— У кого есть пахота и сады, тому жаловаться не приходится, — согласился Фердинандо. — Но каково тем, чьи угодья состоят из лесных дебрей? Мы вынуждены заключать долгосрочные аренды и расплачиваться за раскорчёвку половиной наделов. А пока медзадри[20] валят деревья да корчуют пни, знаешь, чем они кормятся? Дичью и зверьём, наворованными в нашем же лесу.

— И ты терпишь! — услышав последние слова, воскликнул Бруцати дель Романьяно. — На твоём месте я бы не задумываясь повесил первых же молодцов, пойманных с поличным.

— И я не раз собирался поступить так, мессере, — смущённо произнёс вассал, — да мой дом не чета вашему замку. Что стоит этим канальям сжечь его, как сожгли недавно усадьбу Зеноне?

— Ты напрасно их боишься, — презрительно усмехнулся рыцарь. — Эти голодные псы послушны, пока чувствуют над собой плеть. Не выпускай её из рук — они никогда не осмелятся напасть на тебя.

— Народ здесь труслив, — уверенно заявил кастелян. — Они спешат укрыться в свои норы, едва заметят блеск наших лат.

— Плохо ты знаешь горцев, — покачал головой Фердинандо. — Если довести их до крайности, они становятся храбрее вепря. В такую минуту лишь крепостные стены могут спасти от них.

— Гелья прав! — мрачно подтвердил один из ленников[21].— Когда я в последний раз был в Гоццано, сеньор д’Опалья вздумал расправиться со своими медзадри. Так этот сброд три дня осаждал замок. Не подоспей Риккардо Тиццони и другие рыцари, несдобровать бы осаждённым.

— Всё это бабьи страхи! — решительно произнёс Бруцати. — А сеньор д’Опалья просто старая размазня. Он не способен уже отличить ослиный рёв от звуков боевой трубы. Стоит ли удивляться, что столь «доблестный» вояка испугался шайки бездельников.

Охотники выехали из леса. Отдохнувшие кони бодро шли за гончими. Чуть заметная тропа постепенно поднималась по склону невысокой седловины. Тянувшаяся к горам холмистая гряда рассекала надвое зелёную чащу. Достигнув перевала, всадники увидели далеко впереди Сезию и маленькие домишки Прато. Внезапно снизу, где начинался кустарник, донеслись призывные звуки рога.

— Там что-то неладно, — насторожённо поднял голову Винченцо. — Сальери протрубил три раза!

— Скорей к нему, узнаем, в чём дело! — Бруцати дель Романьяно пустил коня вскачь.

Кастелян, латники и вассалы гурьбой устремились за сеньором. Через две-три минуты на лужайке среди редких деревьев все увидели Сальери, хлопотавшего возле раненой косули. Из шеи животного торчали две большие, грубо обструганные стрелы.

— Чьи стрелы? — гневно спросил рыцарь. — Кто посмел охотиться в моём лесу?

— Это кто-то из Прато, и не один, — осматривая стрелы, сказал доезжачий. — Задержись мы ещё немного, воры успели бы спрятать добычу.

— Per bacco![22] — выругался Винченцо. — Они не могли уйти далеко — из ран сочится кровь.

— Я найду мерзавцев! Обыскать рощу! — приказал Бруцати.

Охотники спустили гончих и рассыпались по лесу. Однако собаки, не привыкшие к травле людей, покружив вокруг, вернулись ни с чем.

— Мы напрасно теряем время, — заметил кастелян. — Негодяи наверняка укрылись в деревне.

— Тем хуже для них. — Сеньор повернул коня к Прато.

Скоро лежащее внизу селение наполнилось бранью солдат, плачем женщин, испуганными воплями детей. Действуя тупыми концами пик, латники бесцеремонно сгоняли всех к околице, куда привезли убитую косулю. Толпа с глухим ропотом жалась к изгороди. Угрюмо опустив головы, крестьяне со страхом посматривали на расположившуюся у ног рыцаря свору борзых. Среди односельчан стояли Джино, кузнец Стефано и его подмастерья.

— Что это дьяволы затевают? — тревожно спросил кузнец, нащупывая под полом стальной тесак. — Уж не пронюхали ли, какие косы куём мы в мастерской?

— Нет, — прошептал молотобоец Уго. — Говорят, кто-то подстрелил в господском лесу косулю.

— Ловкие охотники, — подмигнул Джино. — Сумели управиться без гончих.

— Верно, ребята из Каваллирио, — негромко произнёс низкорослый бородач в овчине. — Я недавно встречал их у зелёной пущи.

— Э… туда похаживают не только из Каваллирио, — возразил широкоплечий детина в разбитых цокколях на босу ногу. — Каждому охота поживиться мясом.

Внезапно разговоры стихли. Толпившиеся у околицы повернулись к сеньору. Бруцати дель Романьяно шагнул вперёд и поднял над головой две окровавленные стрелы.

— Кому принадлежат эти стрелы? Мне известно, что браконьеры укрылись здесь. Если не укажете их, будете расплачиваться всей деревней.

Жители Прато взволнованно загудели:

— Как, платить за непойманного вора?

— Не по закону!

— Там могли охотиться чужие!

Выждав, пока общий гомон стих, рыцарь насмешливо обернулся к стоявшим позади вассалам.

— Послушайте этих драных законников, они ещё возмущаются! Косулю убили у них под носом, и никто ничего не ведает! — Он решительно отбросил стрелы в сторону и подозвал кастеляна: — Угони из деревни скотину. Не выдадут воров — пусть пеняют на себя.

По знаку Винченцо латники принялись исполнять волю сеньора. Со всех дворов угоняли коз, овец, коров. Подавленные неожиданно свалившейся бедой, крестьяне молча смотрели, как уводят скот. Когда стадо приблизилось к околице, из толпы выбежал тощий лохматый человек в старой, залатанной рубахе.

Он оттолкнул ближайшего солдата и с громкими воплями кинулся на дорогу:

— Овцы! Мои овцы! Без них не пережить зиму!

Несколько латников схватили его и оттащили в сторону.

— Подлый бунтарь, ты осмеливаешься противиться моим приказам! — Бруцати дель Романьяно, грозно нахмурив брови, подошёл к отчаянно вырывавшемуся крестьянину. — Кто этот дерзкий пёс?