Израиль старался компенсировать эту недостачу, обрабатывая и засеивая каждый клочок земли. Инкубаторы работали двадцать четыре часа в сутки. Для ибанов такой подход не годился. Здания необходимо было освещать электричеством, чтобы куры неслись строго по часам. Кроме того, птицы были поражены специфическими болезнями, которые требовали соответствующего лечения.

Очередной идеей, захватившей воображение Кельно, явилось создание искусственных прудов для разведения рыбы. У Израиля было консульство в Бирме, первое его дипломатическое учреждение на Дальнем Востоке, и там находилось несколько израильских специалистов по сельскому хозяйству, которые должны были закладывать экспериментальные фермы. Кельно испытывал отчаянное желание направиться в Бирму и осмотреть рыбные пруды, но опасение, что евреи опознают его, одержало верх.

Подобрав соответствующую литературу, он заставил своих учеников вырыть в окрестностях с полдюжины прудов, которые заполнялись водой из естественных источников и были снабжены шлюзами для сбросов излишков влаги. В каждый из водоемов были запущены соответствующие породы рыб. Питаться они должны были водорослями и планктоном.

После нескольких лет экспериментов и ошибок труды стали приносить обильные урожаи. Различные сорта азиатских карпов стали успешно конкурировать с импортируемыми из Новой Зеландии лобстерами.

И еще через несколько лет стараний он смог наконец убедить ибанов, и рыбные пруды стали возникать рядом с угодьями улу на Леманаке.

«Мой дорогой Кельно, пишет вам Макалистер.

В Бадли-Салтертоне ничего не происходит. Я очень рад, что имею возможность переписываться с вами. Трудно поверить, что вы обитаете в Форт-Бобанге уже больше десяти лет.

Я читал ваше сообщение относительно рыбных садков и о новых экспериментах по использованию «бросовой» океанской рыбы как источника белков. Должен сказать, что, по моему мнению, это может стать оптимальным путем разрешения одной из сложнейших проблем Саравака. Могу только радоваться, что мне не удалось убедить вас занять пост главного врача в Кучинге.

Я совершенно согласен, что сообщения о вашей деятельности могут представить интерес для Британской Академии. Тем не менее я не могу согласиться с вашей идеей, что авторство должно быть скрыто под неопределенным термином «группа исследователей». Работа может и должна быть подписана вашим именем.

Соответственно, я несколько раз побывал в Лондоне, где в ходе конфиденциальных встреч со старыми друзьями из Скотланд-Ярда и Министерства иностранных дел мы попытались осторожно разобраться в сути ваших прежних конфликтов с польскими коммунистами.

Нам удалось даже провести некоторые изыскания в самой Польше через наших дипломатов в Варшаве. Результаты как, нельзя более обнадеживающие. Все поляки, которые работали в посольстве в Лондоне, давно исчезли, и, так как вы являетесь подданным Великобритании, не может быть и речи о выдаче вас по обвинению в военных преступлениях любого рода. Далее я побеседовал с графом Анатолем Черны, который, кстати, оказался милейшим человеком, и он тоже считает, что с тех пор много воды утекло и вам совершенно нечего опасаться.

Я был очень рад услышать об успехах Стефана. Граф Черны также заверил меня, что, учитывая исключительные способности Терренса Кемпбелла в специальных предметах и ваше прошение, поданное несколько лет назад, ему будет предоставлена возможность учиться в колледже Магдалины Оксфордского университета. Я думаю, что этот колледж, основанный в пятнадцатом веке, представляет собой самый прекрасный уголок Оксфорда.

Дорогой Кельно, убедительно прошу вас ответить согласием на мое желание представить все бумаги в Академию под вашим именем.

Наилучшие пожелания вашей очаровательной жене.

Всегда ваш друг

Дж. Дж. Макалистер, д-р мед.»

Адам пришел к выводу, что имеет смысл согласиться с предложением Макалистера и не забивать себе голову ерундой. Он уже много раз посещал Сингапур, Австралию и Новую Зеландию, и ни разу с ним не случалось никаких неприятностей. Он навсегда расстался с ночными кошмарами. На окончательное решение повлияла его любовь к сыну. Он страстно желал, чтобы у Стефана были основания гордиться своим отцом, и это желание перевесило все его опасения. Кроме того, он столь многим был обязан Анджеле. И таким образом, все бумаги были представлены под именем доктора Адама Кельно.

С наступлением своеобразного нового века просвещения стало модным, чтобы белые люди ломали себе головы над проблемой урожайности полей туземцев, сокрушались над трудными условиями жизни черных и желтых подданных и скорбели о массовых смертях от голода. Но угрызения совести возникли слишком поздно, и было уже трудно что-то сделать для постоянно голодающей половины человечества. Работы Адама Кельно вызвали всеобщее волнение.

С точки зрения чистой науки, он прибегал к методу, который многим показался излишне жестоким. Половина длинных домов племени улу получала от него медикаменты, выполняла программу оздоровления, пользовалась урожаем рыбных прудов и новейшими сельскохозяйственными методами обработки нолей.

Другая, же половина была предоставлена сама себе и жила по старым обычаям, что давало возможность статистического сопоставления. Высокий уровень смертности, малая продолжительность жизни, плохое физическое развитие и состояние здоровья придали драматический оттенок этому отчету.

Ученые без большой симпатии приняли метод использования живых людей в роли морских свинок— но поняли его. Особенный интерес для тех, кто работал в колониях, представляла вторая часть работы, посвященная борьбе с древними табу.

Работа была опубликована, получив широкий резонанс и всеобщее признание, и на нее ссылались врачи, ученые и агрономы, которые вели борьбу с голодом, во всем мире.

Приятнее всего было то, что упоминание имени доктора Адама Кельно нигде не вызвало враждебной реакции.

Полтора года спустя после публикации труда, озаглавленного «Искусственные рыбные садки и их влияние на здоровье и питание примитивных народов; использование нетоварных видов рыб как источника белков; сравнительная диета и методика массовой вакцинации», в Саравак явилась международная группа экспертов ЮНЕСКО и первым делом направилась в Форт-Бобанг, чтобы лично ознакомиться с результатами работы доктора Кельно. Через месяц появилось сообщение, что с целью изучения опыта Форт-Бобанга Объединенные Нации предоставляют средства и направляют туда персонал.

Адам теперь часто бывал в Сингапуре, который стал для него местом радостных встреч со Стефаном. Удобные случаи выдавались один за другим. Стефан был принят в Гарвард и скоро должен был отправиться в Америк изучать архитектуру.

— У меня есть для тебя новости, сынок, — сказал Адам, не скрывая возбуждения. — Мы с мамой все обговорили. Пятнадцать лет в джунглях — более чем достаточно. Мы решили вернуться в Англию.

— Папа, у меня просто нет слов! Чудесно, просто чудесно! В Англии с вами будет Терренс. А я буду в Америке.

— И врач, и архитектор — и все из Форт-Бобанга. Неплохо, — сказал Адам, но в его голосе сквозила легкая печаль. — Люди из ООН крепко, занялись Бобангом. Моя работа, так сказать, завершена. В Сараваке теперь работает вдвое больше медиков, и это еще не предел. Я был польщен, услышав, что сэр Абдель Хаджи Мохаммед, премьер-министр Малайзии, хотел бы, чтобы я остался, когда Саравак станет частью этого государства.

— Они не дураки.

Стефан знал, что отец мечтает жить с ним вместе, и не хотел огорчать его, но в глубине души он считал, что должен сам прокладывать себе дорогу — совсем в другом направлении.

Из Сингапура в Кучинг супруги Кельно прибыли в наилучшем расположении духа. Многое в столице напоминало времена, описанные Сомерсетом Моэмом.

Леди Грейсон, жена губернатора, прислала им приглашение на прием в летней резиденции в честь дня рождения королевы.

Когда они прибыли, лорд Грейсон лично встретил их и проводил в залитый ярким светом фонарей сад, заполненный высшими государственными чиновниками в белых смокингах и малайцами и китайцами, которым скоро предстояло принять на себя управление государством, Когда они появились на лужайке, среди собравшихся прошел шепоток и все уставились на Адама.