Бондаренко вспомнил, с каким решительным видом выскочила она на обочину, размахивая пистолетом в поднятой руке, пронзительно крикнула:

— Остановитесь!.. Немедленно остановитесь!

Она была без пилотки, в разорванной гимнастерке, перепачканной кровью.

— В чем дело, кто такая? — требовательно спросил он, открыв дверцу кабины.

— Военврач третьего ранга Нина Казакова из второго полка ВНОС. Выхожу из окружения… У меня тяжелораненые, товарищ капитан. Двое…

Лейтенант, командир ротного визуального поста наблюдения — как представила его военврач — находился без сознания: с перевязанной головой лежал на самодельных носилках, сплетенных из березовых ветвей. Рядом, под развесистой елью, стонал боец, правое плечо которого выпирало массивной перебинтованной глыбой с проступившим поверх марли темным пятном.

— И вы обоих тащили?! — изумился Бондаренко, смерив взглядом хрупкую фигурку девушки.

— Волокли вдвоем лейтенанта, — устало пролепетала она, кивнув в сторону красноармейца. — Теперь он обессилел. Много крови потерял…

Раненых погрузили в фургон и тронулись дальше. Из сбивчивого рассказа Нины Бондаренко понял, что малочисленный пост ВНОС, располагавшийся на колокольне старой церквушки, вступил в неравный бой с прорвавшимися немецкими танками. Казакова оказалась там случайно, объезжая «точки» своего полка. Вооруженные винтовками и бутылками с горючей смесью, вносовцы подожгли три танка и бронемашину, которые, запылав, образовали на дороге пробку.

Фашисты открыли по церкви огонь прямой наводкой. Сразу же был сражен осколком командир — лейтенант. Нина с трудом его перетащила в нишу и наскоро перевязала.

Неожиданно стрельба стихла. Она отчетливо услышала: «Рус, сдавайся, ви окружен!» Один из бойцов крикнул: «Комсомольцы не сдаются!» — и швырнул две оставшиеся бутылки. Загорелся еще танк. В ответ засвистели пули. Красноармеец, поджегший танк, пошатнулся, схватившись за плечо… Нина подхватила его и отвела в нишу. И тут от прямого попадания снаряда рухнула крыша колокольни. Лишь Нина с двумя ранеными чудом уцелела в образовавшейся пещере.

Они затаились, выжидая, пока фашисты займут места в своих железных коробках. Наконец взревели моторы, и танки покатили по дороге…

Капитан с горечью думал о том, что визуальные посты наблюдения, вероятно, дезорганизованы отступлением.

Вносовцы мужественно дерутся, гибнут… Оставшиеся, как и его бойцы-радисты, тоже жили этим: как же выбраться из окружения?.. Кто же теперь предупреждает главный пост ВНОС о налетах врага?.. «Прав был Осинин, когда убеждал меня, что РУС-1 хороши лишь тогда, когда они спаяны в единую цепь. Достаточно выйти из строя только одному звену, и все летит в тартарары. Теперь ясно: нужны именно «Редуты». Ох как нужны!.. Интересно, начал ли Осинин работу на установке, которую получили в Токсово?.. Хотя разве один в поле воин?..»

Неожиданно машина резко затормозила. Бондаренко по инерции подался вперед и едва не стукнулся лбом о ветровое стекло. Вытянув руку, успел упереться в панель.

— В чем дело? — крикнул Бондаренко шоферу, придерживая левой рукой девушку.

— Чуть в деревню не въехали, товарищ капитан, — виновато ответил водитель и добавил, оправдываясь: А вдруг там немцы?!

— Эх, Заманский, Заманский, все тебе что-то мерещится, — пробурчал комбат. Обращаясь к Нине, сказал: — Вы уж простите нашего ли-ха-ча…

Он выбрался из кабины на песчаную колею. Впереди лес расступался, в светлеющем и расширяющемся коридоре проглядывали очертания изб. К комбату подбежал лейтенант Ульчев, старший второй машины:

— Случилось что, товарищ капитан?

— Пока ничего. Деревенька какая-то или лесничество, шут поймет, — озабоченно проговорил Бондаренко. — Неплохо бы разведать. В расчете есть подходящий для этого хлопец?

— Найдется. Сержант Калашников, ко мне!

— Да не шуми ты, — одернул Бондаренко Ульчева. А спустя минуту, увидев бегущего к ним долговязого сержанта, недовольно заметил: — Ну и каланча. Его же за версту видно! Или вы, товарищ лейтенант, всех по своему росту подбираете?

— Зря вы так, товарищ капитан, — обидчиво проронил лейтенант, — Калашников парень что надо. Понадобится, ящерицей проползет — никто не заметит.

— Ладно. Сержант, пойдете в деревню, — приказал Бондаренко. — Скрытно! Необходимо выяснить, что это за населенный пункт и есть ли там противник. Понятно?

— Так точно!

— Выполняйте!..

Калашников отсутствовал недолго, хотя комбату показалось, что его не было целую вечность. Отправив Уль-чева предупредить бойцов, чтобы те были наготове, он то и дело поглядывал на часы: стрелки словно застыли. Комбат даже поднес часы к уху. «Нет, идут, — услышал он частое тиканье и мысленно себя одернул — Спокойно!»

Подошла Казакова:

— Я успею сменить бинты раненым?

— Только в темпе. Случись что — и ждать будет некогда:

Поводов для волнения у Бондаренко имелось достаточно. Первый раз они наткнулись на фашистский грузовик с автоматчиками прямо на дороге. Тот с поднятым капотом стоял на обочине, в моторе ковырялся толстозадый водитель, рядом, размахивая длинными руками, ругался офицер в нелепой фуражке с высокой тульей, а в кузове горланили, беспечно развалившись на скамьях, солдаты с закатанными по локоть рукавами. Когда «козел» Бондаренко вынырнул из-за поворота, до гитлеровцев оставалось метров двадцать, а то и меньше. Хватаясь за гранаты, лежавшие на сиденье, он крикнул шоферу: — Сворачивай на поле! К лесу гони-и!.. Он знал: машины, следующие за ним, выполнят тот же маневр — такая была договоренность.

Бондаренко увидел, что фашистский офицер, показывая одной рукой на их колонну, другой вытаскивал из кобуры пистолет и что-то кричал. Не медля, комбат швырнул в грузовик две гранаты — благо с «газика» заранее сняли тент. Ухнули взрывы. С полуторки забухали винтовочные выстрелы — не растерялись бойцы расчета.

Комбатовский «козел» и три грузовика подпрыгивали на кочках и мчались к спасительному лесу, когда по ним резанули автоматные очереди. «Петляй, петляй!..» — приговаривал он шоферу, то и дело оглядываясь назад. Один ЗИС, натужно взвывая, несся по прямой. От его фургона отскакивали щепки, он дымился.

— Олух, станцию погубит! — задохнулся от ярости комбат и бросил своему водителю: — Ну-ка, перегороди ему дорогу. Хоть так свернет в сторону!

Шофер, шустрый ефрейтор в заломленной набекрень пилотке, крутанул баранку и остановил автомобиль. Комбат тем временем, привстав, показывал рукой на лес. Отбившийся из общего строя ЗИС на полной скорости объехал легковушку. Бондаренко успел погрозить водителю кулаком, но тот вроде бы и не заметил комбата. Солдат уставился в одну точку и, казалось, ничего не видел вокруг. Рядом с ним, откинув назад голову, в неестественной позе привалился плечом к стеклу старший машины. Бондаренко инстинктивно нагнулся: фашистские автоматчики уже цепью бежали по полю, стреляя на ходу.

— Поехали, поехали, чего стоишь… — заторопил комбат шофера и осекся: ефрейтор был мертв.

— Гады! Сволочи! — процедил сквозь зубы Бондаренко, с трудом отрывая холодеющие пальцы водителя от руля…

На лесную поляну комбат выехал последним. Шины «козла» были спущены, ветровое стекло — разбито. Бойцы по приказу лейтенанта Ульчева уже выпрыгивали из кузова полуторки и рассредоточивались на опушке, занимая удобные позиции. Но гитлеровцы сунуться в лес не решились.

Бондаренко подсчитал потери: двое убитых, четверо раненых — один тяжело. Шофера-ефрейтора и старшего аппаратной наскоро похоронили. Вышла из строя и радиостанция.

— Нам ее не восстановить, — удрученно доложил радист. Комбат приказал найти водителя злополучного ЗИСа.

Подбежал краснощекий, рыжий, с испуганными глазами шофер:

— Красноармеец Заманский по вашему вызову явился! — доложил он елейным голоском, совсем не подходящим к его грузной фигуре.

— Вы что, очумели от страха? — сурово спросил его Бондаренко. — Ведь я предупреждал: следовать за моей машиной, безоговорочно повторяя все ее маневры.