Сведений о трудах Синдта сохранилось мало. В 1764 году он вышел из Охотска на галиоте «Святая Екатерина» и зазимовал около Тигиля на Камчатке. Синдт тоже хотел достичь Большой земли.
СМЕРТЬ ШАЛАУРОВА
«Невозможность проезда водным путем от Шелагского до Чукотского носа в последний раз испытана бывшим прежде вятским, а потом в Устюге записавшимся купцом Никитой Шалауровым», — повествует штаб-лекарь Яков Фриз в своей летописи, которую я нашел в Великом Устюге.
Как выяснилось впоследствии, Никита Шалауров погиб в 1764 году[76] в устье реки Верконь, в хижине, обтянутой парусными полотнами. Вместе с ним погибли все его спутники.
С именем Шалаурова связана до сих пор не разъясненная история возникновения карты «морского служителя» Филиппа Вертлюгова[77].
Как же дошла до нас эта карта?
Вертлюгов служил у Шалаурова и плавал с ним: Это доказывает пометка на карте: «Устье Колымы обсервировано Шалаурова судна морским служителем Филиппом Вертлюговым в 70°10'».
«Морской служитель» начертил на карте путь Гвоздева и Федорова, причем оговорил, что делает это согласно описанию.
Трудно сказать, какой источник имеет Вертлюгов в виду. Но вот что стоит вспомнить: когда Бахов и Перевалов ходили в 1748 году на проведывание новых морских путей, а чуть позже составляли карту, они тоже показывали на ней былой поход Чирикова и Беринга. Бахов был тесно связан с Шалауровым. Случайны ли обозначения плаваний к Северной Америке на этих картах? Конечно, нет. Для чего-то были нужны эти пунктиры, связывающие былые походы с собственными плаваниями мореходов.
На чертеже Филиппа Вертлюгова Ледовитый океан дан от Оленека до Чукотского мыса, а на юге показаны просторы до камчатского мыса Лопатка. На карте Вертлюгова извиваются Лена, Колыма и Анадырь с их притоками, явственно виден край Северной Америки.
А вот что говорил сам Вертлюгов в описании карты:
«Новосысканные многолюдные лежащие в море от Камчатки к Чукотскому носу острова написаны по скаскам бывших на тех островах промышленников, а те острова, в какой ширине и длине состоят, за неимением тех промышленников во описании уверится до учинения на тех островах обсервации исправно не можно».
Походы бичевинца Пушкарева, Бахова, Шалаурова — не отдельные предприятия частных людей. Экспедиции эти вдохновлялись Федором Соймоновым и были все связаны между собою.
ЛОМОНОСОВ СЖИМАЕТ КУЛАКИ
Федор Соймонов в 1764 году получил записку от Екатерины. Второй. Императрица извещала старого адмирала о том, что получила составленную им карту «об Американских островах».
«Я знаю, что сии острова вашим радением найдены. Так вашим добром да вам же челом», — писала Екатерина.
За две недели до этого она издала тайный указ, в составлении которого принимал участие Михайло Ломоносов. Для поиска морского прохода Северным океаном в Камчатку повелевалось идти из Архангельска на Шпицберген, а затем «в вест, склоняясь к норду» до гренландского побережья, откуда — «простираться подле оного на правую руку к западно-северному мысу Северной Америки».
Поход от Груманта к Америке надлежало хранить в тайне. Но уже осенью 1764 года в парижской печати было сообщено об этом замечательном предприятии.
Ломоносов в гневе сжимал свои пудовые кулаки. И было от чего. Он набросал тогда горькие строки, найденные потом в его архиве:
«Беречь нечево. Все открыто Шлецеру сумасбродному. В российской библиотеке есть больше секретов. Вверили такому человеку, у коего нет ни ума, ни совести», — записал Ломоносов на обороте рисунка, изображающего рукава Северной Двины.
Он говорил о «шумахерщине», о том, что он, Ломоносов, за то терпит, что старается «защитить труд» Петра Великого, с тем чтобы русские показали свое достоинство всему миру.
«Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют», — писал он дальше. «И места нет…» «Multa tacui, multa pertuli, multa conessi»[78].
Много горечи накопилось у него к тому времени. Он знал, что еще не так давно Иоганн Даниил Шумахер тайно переправил за границу карту славных походов Чирикова и Беринга. В это же самое время Жозеф-Николя Делиль скрипел пером, заполняя наблюдательные листы, которые он завел на каждого русского геодезиста.
Ломоносов негодовал на «злобныя поведения господина Миллера», которого обвиняли в разглашении сведений о походах русских на Северо-Восток.
Кто-то сумел переправить за границу тоже не подлежащую оглашению «Генеральную карту Северного моря». Ее отпечатали в 1749 году в Берлине, указав, что она составлена по последним исследованиям путешественников из Западной Европы.
А чем объяснить такой случай. К осени 1754 года было закончено гравирование «Карты новых открытий в Восточном море». Ее изготовлял И. Ф. Трускотт «под смотрением» Миллера, резал русский мастер И. Кувакин. Но печатной этой карты, кроме одного, якобы пробного ее оттиска, в русских хранилищах не найдено до сих пор.
Тот же Трускотт закончил в 1755 году «Карту земли Камчатки». За ней «смотрел» Миллер.
Делиль, несмотря на резкую отповедь Ломоносова и других русских ученых, однажды пригласил в Сибирь своего соотечественника Жана Шапп д'Отроша. Повод для этого был: 5 июля 1761 года ожидалось прохождение Венеры перед диском Солнца.
Вскоре самонадеянный Шапп появился в Петербурге, откуда поспешил в Тобольск. В то время тогдашний комиссар книжной лавки Академии наук был вынужден донести, что лавка осаждается иностранцами, требующими «Большой Российский Атлас». Эти настойчивые любители русской географии проявляли особую любознательность в отношении карт о русских открытиях в Америке.
Шапп, наблюдая Венеру, не оставил без внимания и такие вопросы, как исследование Камчатки или состояние торговли Китая с Сибирью.
Миллеру наблюдатель Венеры прислал около десятка писем, содержание которых до сих пор неизвестно. Эти послания Миллер хранил в особом разделе своего архива.
Возвратившись во Францию, Шапп д'Отрош написал «Путешествие в Сибирь», полное оголтелой клеветы на нравы сибирских жителей. Сочинение это вышло уже после смерти Ломоносова.
К книге Шаппа были приложены перевод знаменитого труда Степана Крашенинникова «Описание земли Камчатки» и карты Северо-Востока — несомненно, русского происхождения. Более того, неизвестное лицо, давшее предисловие к переводу, обнаруживало прекрасное знакомство с содержанием посмертных рукописей героя исследования Камчатки. Трудно сказать, кто был этот скромный, пожелавший остаться неизвестным, знаток архива Крашенинникова.
Во всяком случае, достоверно известно, что Миллер имел доступ к трем камчатским картам, связанным с трудами Степана Крашенинникова.
Но почему Крашенинников так привлек внимание Шаппа? В год, когда д'Отрош приветствовал явление Венеры, заслоняющей Солнце, его соотечественник Жозеф де Гинь в книге по истории гуннов, тюрок и монголов заявил, что еще в V веке нашей эры Камчатка и Алеутские острова были мостом для сообщения Китая с Америкой. После этого иноземцы и осадили книжную лавку Академии наук, а Шапп д'Отрош стал разузнавать о драгоценном наследстве Крашенинникова, умершего в бедности на чердаке дома на Васильевском острове.
Так пристально следили иностранцы за каждым шагом русских людей в сторону Тихого океана. Слишком много знал об этом Ломоносов. Ему портили кровь и Шумахер, и Делиль, и Шапп, и Тауберт, и высокоумный и злобный Франц-Ульрих-Теодор Эпинус.
«Если не пресечете, великая буря восстанет», — писал Ломоносов за своим дубовым столом.
В 1764 году, когда Ломоносов уже претворял в жизнь мечту об охвате материка Америки с двух сторон — от Груманта и от Камчатки, ученые шершни особенно старались лишить его покоя.
76
О Никите Шалаурове см.: Берх В. Несчастное плавание якутского купца Никиты Шалаурова по Ледовитому морю. — Сын отечества, 1819; Берх В. Хронологическая история всех путешествий в Северные полярные страны, ч. I. СПб., 1821, с. 144–145; Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и Ледовитому морю. М.—Л., Изд-во Главсевморпути, 1948; Оглоблин Н.Н. К истории полярной экспедиции Бахова и Шалаурова в 1757–1760 гг. — Журнал Министерства народного просвещения, 1902, кн. 6; Гартвиг Г. Природа и человек на Крайнем Севере. СПб., 1897, с. 128; Гельвальд Ф. В области вечного льда. Изд. 2-е. СПб., 1884, с. 454–455; Северный полюс и арктические открытия. Изд. 2-е. СПб., 1856, с.31;Тиссандье Г. Мученики науки. Изд. 2-е. СПб., 1885, с. 358–359 (здесь Шалауров ошибочно назван Шелеховым); Марков С. Н. Люди Тихого океана. — Сибирские огни, 1944, кн.4, с. 126–129; Боднарский М.С. Очерки по истории русского землеведения. М. — Л., Изд-во Академии наук СССР, 1944, с. 174–175; Визе В. Ю. Моря Советской Арктики. М. — Изд-во Главсевморпути, 1948, с. 248–249. Много нового вносят работы: Белов М. И. Новые материалы о походах устюжского купца Никиты Шалаурова. — Географический сборник, вып. III. М.—Л., Изд-во Академии наук СССР, 1954, с. 160–184; Греков В. И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725–1765 гг. М., Изд-во Академии наук СССР, 1960, с. 188–194; Алексеев А. Ученый чукча Николай Дауркин. Магадан, 1961, с. 79–81. Архивные данные о Шалаурове нашел около 1902 г. Н. Н. Оглоблин в делах Сибирского приказа, но, как сообщает М. И. Белов, эти бумаги ныне утрачены. М. И. Белов разыскал в б. Сенатском архиве «дело» о походах Шалаурова (Центральный государственный архив древних актов, ф. Пятый департамент Сената, кн. 21). Подлинник карты Н. Шалаурова находится в рукописном отделении библиотеки Академии наук. Шалауров изображен в повести сибирского писателя И. Калашникова «Изгнанники» (СПб., 1834).
77
Вот заголовок этого чертежа, выполненного на александрийской бумаге: «Сочинена сия карта морским служителем Филиппом Вертлюговым в 1767 году. С подлинной копировал Иркутской навигационной школы ученик Иван Ребров 1769 г. 28 ноября». Есть на карте также чья-то надпись: «Получена в Якутском от регистратора Сметанина 1769 года генвяря месяца». Значит, речь идет о подлиннике, лишь перерисованном Иваном Ребровым к концу года. Есть еще одна карта Ф. Вертлюгова, напечатанная впервые в книге А В. Ефимова и помеченная тоже 1767 годом. Она хранится в Центральном государственном архиве древних актов, в огромном собрании Миллера. См.: Гнучева В. Ф. Географический департамент Академии наук XVIII века. М. — Л, 1946, с. 287; Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытии. М., 1950, с. 179.
78
Много молчал, многое перенес и многое уступил (лат.).