Утром к русским подошли индейские парламентеры, которые выразили желание прийти к соглашению. Потери индейцев были настолько значительными, что они согласились на требование Кускова не препятствовать постройке селения и даже вернули всех пленных, захваченных во время схваток.

Укрепившись на Якутате, Кусков решил отправить часть своих алеутов на шести байдарах на Ситку в помощь Медведникову. Можно себе представить ужас, охвативший поселенцев на Якутате, когда байдары вернулись со страшными рассказами о полном уничтожении Михайловского.

Это сообщение настолько подействовало на крестьян, присланных на Якутат для основания земледельческой колонии, что они бросили свои хибарки и работу, окружили Кускова и стали требовать, чтобы он отправил их обратно в Кадьяк. Они грозили даже, что уедут самовольно, если Кусков их не увезет. Больших трудов стоило успокоить и убедить их, что теперь бояться им нечего и что он заключил соглашение с индейцами. В знак того, что новых нападений индейцев не будет, Кусков взял несколько заложников, аманатов из индейского племени, которых и привез на Кадьяк.

Все эти неприятности только заставляли Баранова еще сильнее стискивать зубы, сжимать кулаки и клясться, что ничто не сломит его воли, и русские колонии будут расти. И, нужно сказать, что в то время когда его сила воли была почти сломлена, когда ситкинская трагедия буквально сразила его, с материка вдруг стали приходить новости, которые в самый критический момент вновь укрепили веру Баранова в правоту его дела.

В сентябре, в бухту неожиданно пришла галера «Св. Ольга», на которой прибыл управляющий колонией на Уналашке Баннер. Через несколько дней в гавань вошел бриг «Александр» из Охотска, а 1 ноября прибыл еще один корабль, бриг «Елисавета», под командой нового штурмана на службе компании, лейтенанта военно-морского флота Хвостова. Все это неожиданное нашествие кораблей привезло Баранову много хороших новостей — счастье, как видно, стало поворачиваться наконец-то в его сторону.

Все три корабля доставили Баранову обширную корреспонденцию. Сидя с Баннером в своей конторе, Баранов нетерпеливо вскрыл пакет, привезенный с Уналашки. Долго путешествовал он из Охотска, пока наконец не добрался до Уналашки. Пакет имел такое большое количество сургучных печатей, что в нем должны были быть очень важные новости, важные сведения о судьбе компании. Баннер решил, что пакет должен быть срочно доставлен Баранову и поэтому воспользовался тем, что в гавани стояла галера «Св. Ольга», на которой он и отправился на Кадьяк.

Новости, действительно, оказались важными. Баранов, надев свои старые очки, внимательно по слогам читал сообщение директоров компании, из которого понял, что с воцарением императора Александра Павловича монопольные права Российско-Американской компании были подтверждены. Никакая другая компания больше не может заниматься промыслами ни на Алеутских островах, ни на Американском материке. Мало того, Баранову сообщалось, что он теперь не просто управляющий делами компании в Америке, а получает новое звание — главного правителя колоний в Америке, с полным подчинением ему всех кораблей компании, приходящих в Америку.

Сердце вдруг сильно забилось в груди, и он со слезами на глазах посмотрел на Баннера:

— Благодарение Богу, Иван Иванович. Поняли наконец в Петербурге, что сладу не было у меня с господами офицерами. Может быть, теперь, узнав о моем назначении правителем, утихомирятся и займутся делом, а не склоками…

Приход брига «Елисавета» с командиром, лейтенантом Хвостовым и его помощником мичманом Давыдовым тоже оказался событием, которое произвело на Баранова самое благоприятное впечатление. Когда бриг вошел в гавань, Баранов не хотел даже ехать на корабль, а послал туда Кускова приветствовать господ офицеров с благополучным прибытием. Из-за своих натянутых отношений с другими офицерами он совершенно прекратил с ними общаться лично, а все инструкции передавал в письменной форме, зная наперед, что они их все равно не исполнят. Такого же отношения ожидал он и от новых офицеров, которые, как он слышал, только что прибыли из Петербурга и были назначены на бриг «Елисавета».

Каково же было изумление Баранова, когда вдруг в дверь постучали и в ответ на его: «Войдите!» — в контору вошли два молодых человека в полной форме офицеров военно-морского флота, при шпагах, со шляпами в руках, и, щелкнув каблуками, остановились перед ним навытяжку. Он в изумлении смотрел на них. Что это — новые офицерские штучки или издевательство!

Но офицеры почтительно смотрели на него, и старший в чине, лейтенант Хвостов, сделал шаг вперед и отчеканил по форме:

— Имеем честь явиться в ваше распоряжение, господин правитель. Бриг «Елисавета» прибыл в порт в полной исправности и готов для разгрузки по вашему повелению…

Выражение лица Баранова вдруг смягчилось, расплылось, и он залепетал:

— Господа, милостивые государи, прошу… — затем подошел к офицерам и крепко пожал им руки. — Прошу, садитесь, очень рад вашему прибытию.

Несколько часов провели офицеры с Барановым, хотя их на корабле ждали неотложные дела. Баранов никак не хотел их отпускать. Наконец-то, к нему прислали офицеров, штурманов, с которыми можно работать. Лейтенант Хвостов сообщил Баранову, что в этот рейс он привез по распоряжению директоров компании 120 крепостных крестьян для поселения в земледельческих колониях на материке и что он имеет инструкции отвезти в Охотск меха, когда на это будет воля господина правителя.

Расстались и офицеры, и Баранов с чувством глубокой симпатии друг к другу.

— Так вот он какой… легендарный Баранов, — с уважением задумчиво проговорил молоденький мичман Давыдов, глядя вперед своими красивыми серыми глазами. Даже не верилось, что этот молодой офицер, в своей безукоризненной форме, просто картинка из модного журнала, был на острове Кадьяк, где Баранов привык видеть офицеров в растрепанных формах, не застегнутых, с распухшими от пьянства лицами…

Лейтенант Хвостов, так же аккуратно, по форме одетый, согласился с Давыдовым.

— Большой русский человек и делает большое русское дело. Горжусь тем, что посчастливилось мне попасть под его команду…

Баранов стал встречаться с лейтенантом Хвостовым каждый день, и чем дальше, тем больше думал, что сам Бог пожалел его и, наконец, послал ему достойных помощников, морских офицеров, действительно знающих свое штурманское дело. Как-то легче ему стало и в его отношениях с штурманом Талиным, который всегда больше времени проводил в попойках или заговорах против Баранова, чем в морских походах. Даже в те тяжелые дни, когда было получено сообщение об истреблении русского гарнизона на Ситке и авторитет всесильных русских поколеблен среди туземцев, Талин вздумал самовольно вызвать на Кадьяк всех алеутов со всех селений и островов для принесения присяги новому императору Александру Первому.

Можно себе представить, что было бы на Кадьяке, если бы тысячи туземцев собрались там. Малейшая искра, одно неверно сказанное слово, и они могли бы наброситься и уничтожить все русское население острова. С большим трудом удалось Баранову отменить вызов туземцев, даже под угрозой расправы со стороны рассвирепевшего Талина.

С появлением Хвостова и Давыдова обстановка переменилась, и Баранов теперь имел полную поддержку этих достойных представителей Императорского Российского флота.

Всю зиму 1802-го года и весну 1803 года Баранов собирал меха для отправки в Охотск и одновременно вел энергичные приготовления к высадке на Ситке и захвату индейской крепости. Было заготовлено несколько больших байдар, а кроме того, он начал подготавливать и флотилию более крупных кораблей.

В июне 1803 года лейтенант Хвостов на бриге «Елисавета» вышел в обратное плавание в Охотск, погрузив большой груз мехов, доверенный ему Барановым для доставки компании. На корабль было погружено одних только морских бобров свыше 17 тысяч, а всего мехов было послано на сумму в миллион 200 тысяч рублей. Баранов отправил такой крупный и ценный груз на одном корабле только потому, что у него было полнейшее доверие к способностям лейтенанта Хвостова. И нужно сказать, что за недолгое время службы в компании в Америке Хвостов с честью поддержал свою репутацию опытного штурмана.