Как-то уж завелось так у Баранова в Америке, что природа насторожилась, настроилась против него и нет-нет да вдруг, исподтишка, наносила ему удар, и удар в такое время, когда он свалил бы любого. Не таков был Баранов. Невысокий, коренастый и… упрямый, как дьявол. Пошатнется Баранов от свирепого удара, крякнет, оправится, да еще злее бросит вызов — покажет кукиш, видали, дескать, и не такое!

Но… трудно, ох как трудно бывало иногда. И в эту зиму стало еще труднее. Натянулась тетива до предела, вот-вот лопнет. Стали валиться люди от цинги вскоре после Нового года. Опять то же самое — не хватало продуктов и вдруг исчезла рыба. Опять перешли на коренья да на ракушки всякие. А тут и индейцы оправились, почувствовали, что слабеют русские в Новоархангельске, осмелели и стали показываться все ближе и ближе к русскому селению. Видно, готовились повторить разорение крепости, как это было два года тому назад. А холод, голод и цинга вершили свое дело. Число колонистов стало угрожающе сокращаться.

Баранов послал одно из своих судов на Кадьяк с требованием о помощи провизией. Корабль ушел и не вернулся. Что с ним случилось, никто не знал. Люди продолжали валиться с ног.

Большую моральную поддержку Баранову оказывали его главный помощник Кусков, а также старший охотник Тараканов. Словно каменная стена стояли за спиной правителя оба его сподвижника и, казалось, Ничто не могло пошатнуть в них уверенности в Баранове и в том, что он их всех вызволит из беды.

Чем больше наблюдал за ними правитель, тем больше убеждался, что само провидение послало ему таких помощников, что и Тараканов избежал страшной участи своих приятелей в Михайловском только потому, что самому Господу нужно было сохранить его для Баранова.

— Пошлем еще одно судно на Кадьяк, — в один из февральских дней сказал он Кускову.

Тот в недоумении поднял брови:

— А с чем же мы останемся? Ведь скоро рыба пойдет. Нужен нам корабль тут.

— А еще нужнее хлеб да овощи, — нетерпеливо оборвал его Баранов. — Надо сил набраться людям для ловли рыбы, а для этого нужна срочная помощь с Кадьяка.

На этот раз посланный корабль вернулся, правда, не скоро, но пришел в самое критическое время и привез небольшие запасы провизии. На судне прибыло и письмо Баранову от Баннера, в котором он просил извинения, что посылал не так много провизии, но «мы сами пухнем от голода», писал Баннер.

Тем не менее провизия помогла людям как-то дотянуть до апреля, немного набраться сил, а там и рыба опять пошла — и жизнь сразу переменилась. С рыбой подошло и теплое время года. Сразу повеселели люди, застучали топоры, раздались песни — и селение стало быстро расти, расширяться.

Баранов стал более или менее регулярно посылать одно из своих суденышек на Кадьяк, больше за новостями из России, а еще чтобы чаще получать сведения о своих детях. В последнем письме, полученном в конце апреля 1805 года, писал ему Баннер, что со дня на день ожидает прибытия в Кадьяк с инспекцией американских колоний высокой особы из Петербурга, царского камергера в генеральском чине.

Усмехнулся Баранов: они здесь с голоду пухнут, а им генерала с инспекцией посылают вместо обещанного хлеба. Ну-ну, посмотрим на их превосходительство… может, удастся на этот раз и отставку себе выпросить!..

Последнее время стал Баранов переписываться со своим старым приятелем, руководившим делами компании на Крысьих островах, Куликаловым. Ему обычно как человеку одинакового происхождения и мышления изливал свою горечь Баранов. Напишет, пожалуется, смотришь, и полегчало на душе. Так и сегодня — было это 29 апреля — сел и написал Куликалову длинное письмо с подробным описанием событий, происходивших за последние полгода, начиная со дня захвата индейской крепости. Пишет Баранов, как всегда, коряво:

«Къщастию нашему нашли здесь экспедицное судно фрегат Неву напомощ с Кадьяка пришедшее и наших два Александр и Екатерина… соединясь приняли решительные меры атаковать варваров неприятелей наших засевших въбесподобном неприступном месте крепости куда и пошли 19-го а понебольшом переговоре съгорделивыми злодеями 20-го сентября иприступ судами подту учинили»… — пишет Баранов при свете свечи, а сверху, через дырявую крышу, нет-нет да капнет капля… кап… кап…

Не обращает внимания он на такие мелочи. Крепко сжал пальцами перо и продолжает выводить…

«Но отмелость воды далеко недопустила судов апотому ядра наши и картечи исъпушек стреляемые безъвредно почти для неприятелей имели действие, ибо кроме тово, что обнесена была крепость бревнами листвиничными въохват ивъ 2-ва лежащими истоячими стояла наувале приречке, авнутри где барабары (избы) стояли вырыты вовсякой ямы так што свободно укрываться могли отьядер ипуль а тем куражась нимало нидумали опримирении пока мы невысадили десанту… ибыли вжарком ноотьважном приступе сражении ипотеряли из русских промышленных съматросами до 8-ми кадъяцких 4-ре апереранено очюнь много где имне самому въблизи самой крепостной стены простреляна правая рука насквозь икак уже темнота ночная наступила принуждены были отступить… оставя приступ для других дней… велели делать плоты събатареями чтоб на оных подойти ближее»…

Приостановился Баранов, задумался., в мыслях ярко прошли события тех дней… ужас, охвативший их, когда увидели в захваченной крепости тела заколотых младенцев… все это подробно описал он своему приятелю и потом добавил, как индейцы ушли далеко в леса…

«… принуждены и из крепости и из соседственных ближних мест удалиться иудалились подлинно идалеко верст за 150»…

Кончил описание боя, вспомнил о скором инспекционном визите генерала…

«… рука моя бездействия 5-ть месяцев итаперь небеструдности работаю… нужно бы удалиться къпокою некогда получю уволнение Бог весть ежели доверенная откомпании особа генерал неуволит то покончить здесь жизнь мою предвижу необходимость»…

Страшно гордился Баранов своим новым чином, пожалованным ему недавно, и поэтому всегда теперь подписывался, даже в письмах к приятелю, не забывая своего чина. Так и теперь, макнул перо в чернила и энергично расписался… «коллежский советник А. Баранов»…

Наступило лето. Не покладая рук работал Баранов со своими помощниками… отстраивал новое селение. Радовалась душа уже стареющего правителя, как росли новые избы, дома… да и крепость ширилась. Крепостные стены раздались в стороны — стали прочнее, увесистее, да и угловые башни посолиднее.

Лето на этот раз выдалось хорошее, дождей выпало мало — и работа спорилась. Обо всех заботился Баранов, всех своих людей старался обеспечить добротным жилищем, а сам все еще по-прежнему прозябает в худом домишке с дырявой крышей.

Когда Кусков и Тараканов журят его:

— Что же ты, Александр Андреич, в такой хибаре живешь?.. Прикажи начать новый дом строить…

Он только отшучивается:

— Куда торопиться… Погода, вишь, какая хорошая… без дождей, и крыша не течет… Вот кончим казармы, так и за мою избу примемся. Время еще не ушло… до зимы-то далеко.

Только качают головами его верные соратники, но ослушаться не смеют.

В ясный, солнечный июньский день в бухте Новоархангельска появился силуэт знакомого корабля.

— Никак фрегат «Нева» пожаловал! — недоверчиво присмотрелся к кораблю Баранов. — «Нева» и есть… А ну, Иван, айда на берег встречать дорогих гостей. Вот угодили старику… спасибо Юрию Федоровичу, сдержал обещание, пожаловал к нам еще раз.

Баранов поспешил к берегу, слегка прихрамывая на больную ногу. Вдруг повернул голову к Кускову:

— Впрочем, Иван, беги на работы, объяви шабаш на сегодня… праздник назначаю сегодня по случаю приезда дорогих гостей… гулянье народное устроим.

На берегу, где Баранов ожидал шлюпку с «Невы», собралась толпа в несколько десятков человек. Слухи уже распространились, что Баранов приказал остановить все работы.

В радостном ожидании, весело переговариваясь, промышленные смотрели, как отвалившая от «Невы» шлюпка быстрым ходом приближалась к берегу.