— Большое спасибо, — сказал Бейнес. — Это действительно совершенно невероятно.
— Во всем мире сейчас найдется не более десятка настоящих часов Микки-Мауса выпуска 1938 года, — сказал мистер Тагоми.
Он испытующе вглядывался в лицо Бейнеса, упиваясь произведенным впечатлением, постижением ценности дара.
— Ни один из известных коллекционеров не имеет подобного экземпляра, сэр.
Они вошли в здание вокзала и по лестнице вышли на вертолетную площадку.
Шедший за ними мистер Котомики сказал:
— Харусаме ни нуроцуцу яне но томари кана…
— Что такое? — переспросил мистер Бейнес у мистера Тагоми.
— Старинная поэма, — сказал мистер Тагоми, — периода Токугавы.
— Идет весенний дождь, и на крыше мокнет маленький детский мячик, — перевел Котомики.
Глава 4
Наблюдая за тем, как его бывший наниматель вперевалку проковылял по коридору в основное производственное помещение «Уиндем-Матсен корпорейшн», Френк Фринк подумал, что самым странным в Уиндем-Матсене является то, что он совсем не похож на человека, владеющего фабрикой.
Он больше напоминал бездельника — завсегдатая злачных мест, какого-то пропойцу, которого отмыли в бане, дали новую одежду, побрили, постригли, накачали витаминами и послали в мир с пятью долларами, чтобы он начал новую жизнь. У старика была болезненная, заискивающая, нервная, даже вызывающая сочувствие манера держаться, как если бы он в каждом видел своего скрытого врага, более сильного, чем он сам, и перед ним он вынужден вилять хвостом и ублажать. Эта его манера как бы говорила: все собираются меня облапошить.
В действительности же Уиндем-Матсен был чрезвычайно могущественным. Ему принадлежал контрольный пакет акций целого ряда предприятий, торговые фирмы, недвижимость, да еще и «Уиндем-Матсен корпорейшн».
Проследовав за стариком, Френк распахнул дверь в цех. Там грохотали станки, которые он ежедневно видел вокруг себя в течение многих лет, люди за станками, воздух, наполненный пылью, тусклое освещение, суета движений. Вот сюда и вошел старик. Фринк ускорил шаги.
— Эй, мистер Уиндем-Матсен! — позвал он.
Старик остановился возле начальника цеха, человека с волосатыми руками по имени Эд Мак-Карти. Они одновременно посмотрели на Фринка, когда он подошел к ним.
Нервно облизнув губы, Уиндем-Матсен сказал:
— Очень жалко, Френк, но я уже ничего не могу сделать, чтобы взять вас назад. Я уже нанял на ваше место человека, полагая, что вы не вернетесь. После всего того, что вы наговорили.
Его маленькие черные глазки забегали из стороны в сторону. Френк знал, что уклончивость была его наследственной чертой. У старика это было в крови.
— Я пришел за своим инструментом и ни за чем более, — сказал Фринк.
Его голос — он был рад это слышать — был твердым и даже резковатым.
— Ну, посмотрим, — промямлил Уиндем-Матсен.
У него не было четкой линии относительно статуса инструментов Фринка. Он обратился к Эдди Мак-Карти:
— Думаю, что это по вашему ведомству, Эд. Наверное, вы сможете уладить здесь все, что касается Френка. У меня другие заботы.
Он взглянул на карманные часы.
— Знаете, Эд, я переговорю с вами об этой накладной позже. Мне еще нужно кое-куда сбегать.
Он похлопал Эдди Мак-Карти по руке и поспешил прочь, не оглядываясь.
— Ты пришел, чтобы снова стать на работу? — спросил, помолчав, Мак-Карти.
— Да.
— Я горжусь тобой. Ты здорово вчера высказался.
— Я тоже страшно горжусь, — сказал Френк. — Но — Бог мой — я не могу так же хорошо работать где-то в другом месте.
Он чувствовал себя побитым и беспомощным.
— Ты ведь знаешь это.
Раньше они частенько обсуждали свои проблемы.
— Нет, не знаю, — сказал Мак-Карти. — Ты справишься с любой проблемой не хуже любого другого на побережье. Я видел, как ты выдал деталь, всего за пять минут, включая и чистовую полировку. Вот только сварка…
— А я никогда не говорил, что могу варить, — отозвался Фринк.
— А ты никогда не думал завести собственное дело?
Фринк, захваченный врасплох, застыл.
— Какое дело?
— Ювелирное.
— Да ну тебя, ради Христа!
— Заказы, оригинальные изделия, а продавать будут другие.
Мак-Карти отвел его в угол цеха подальше от шума.
— Тысячи за две ты смог бы снять небольшой подвал или гараж. Когда-то я рисовал эскизы женских сережек и кулонов. Помнишь ведь — настоящий модерн.
Взяв кусок наждачной бумаги, он стал рисовать, медленно и упрямо.
Заглянув ему через плечо, Фринк увидел эскиз браслета с орнаментом из расходившихся и переплетающихся линий.
— А разве еще существует рынок ювелирных изделий? — спросил Фринк.
Все, что он когда-либо видел, это традиционные, даже старинные, изделия из прошлого.
— Кому нужны современные американские вещи? Их не существует вовсе, во всяком случае теперь, после войны.
— Сам создай рынок, — посоветовал сердито Мак-Карти.
— Ты хочешь сказать, что и продавать я буду сам?
— Пусти их в розничную продажу через магазин, вроде… как он называется? На Монтгомери-стрит — большой шикарный магазин произведений искусства.
— «Американские художественные промыслы», — сказал Фринк.
Он никогда не заходил в магазины столь дорогие и фешенебельные, как этот, так же как и подавляющее большинство американцев. Только у японцев были такие деньги, чтобы делать покупки в подобных магазинах.
— Ты знаешь, что там продают? — спросил Мак-Карти. — И на чем наживают состояния? На тех чертовых серебряных пряжках для поясов из Нью-Мексико, которые делают индейцы. Всякий хлам, который производят для туристов. Это считается модным искусством.
Какое-то время Фринк разглядывал Мак-Карти, не решаясь открыть рот, а потом сказал:
— Я знаю, что они там продают. И ты тоже знаешь.
— Да, — сказал Мак-Карти.
Они оба знали, потому что имели к этому делу самое прямое отношение, и довольно давно.
Официально «Уиндем-Матсен корпорейшн» занималась выпуском решеток из кованого железа для лестниц, балконов, каминов и для декоративных украшений жилых зданий, все на базе массового производства, по стандартным чертежам. Для каждого сорокаквартирного здания штамповалось одно и то же изделие сорок раз подряд. С виду «Уиндем-Матсен корпорейшн» была металлургическим предприятием. Но вдобавок к этому она занималась еще и другими делами, и именно оттуда она получала настоящие прибыли.
Используя большое количество тщательно подобранных инструментов, материалов и оборудования, «Уиндем-Матсен корпорейшн» непрерывным потоком выпускала подделки американских изделий довоенного производства. Эти подделки осторожно, со знанием дела выбрасывали на оптовый рынок произведений искусства, вливая в реку подлинных вещей, собираемых по всему континенту. И так же, как при коллекционировании почтовых марок и монет, никто не мог оценить фактический процент подделок, находившихся в обращении. И никто — в особенности торговцы, да и сами коллекционеры — не хотели этого делать.
Когда Фринк ушел с работы, на его верстаке лежал наполовину законченный револьвер фирмы «Кольт» времен освоения западных территорий. Он сам сделал отливку в собственного же изготовления формах и теперь был занят ручной шлифовкой деталей. Рынок огнестрельного оружия времен Гражданской войны и освоения западных земель был неограниченным: «Уиндем-Матсен корпорейшн» могла продать все, что производил Фринк. Это и было их специальностью.
Медленно подойдя к своему верстаку, Фринк взял еще не обработанный, покрытый заусенцами шомпол револьвера.
Еще дня три— и револьвер был бы закончен. «Да, — подумал он, — приличная работа». Эксперт, конечно, мог бы определить разницу, но коллекционеры-японцы не были знатоками в точном значении этого слова, у них не было ни эталонов, ни методов проверки для того, чтобы судить о подлинности изделия.
Насколько ему было известно, им фактически и в голову не приходило хоть сколько-нибудь сомневаться в исторической подлинности предметов или произведений народных ремесел, продаваемых на западном побережье. Возможно, когда-нибудь такая мысль все-таки придет им в голову— и тогда пузырь лопнет, а вместе с ним лопнет и рынок подлинных изделий. В соответствии с законом Грешэма, подделки подрывают ценность подлинников. В этом, без сомнения, была причина отсутствия проверок: ведь в конце концов все оставались вполне довольны.