Она протянула руку. Он передал ей документ.

— Значит, вот эта подлинная, — сказала она наконец.

— Да, именно эта.

— Мне, пожалуй, пора уходить, — сказала девушка. — Мы еще встретимся с вами в другой раз.

Она положила на столик документ и зажигалку и пошла в спальню, где оставила одежду.

— Зачем? — вскричал он взволнованно. Он последовал за ней. — Ты же знаешь, что сейчас мы в полной безопасности: жена вернется через несколько недель. Я же объяснял тебе ситуацию. У нее отслоение сетчатки.

— Не в этом дело.

— Тогда в чем же?

— Пожалуйста, вызови мне педикеб, — сказала Рита, — пока я оденусь.

— Я отвезу тебя, — сердито сказал он.

Она оделась и, пока он доставал из шкафа пальто, стала молча бродить по номеру.

Она задумалась, погрузилась в себя, даже казалась несколько угнетенной. Он понял, что прошлое вызывает у людей печаль. «Ну и черт с ним. Зачем это я решил привести именно этот пример? Но ведь она такая молоденькая — я думал, что ей вряд ли известно это имя».

Возле книжного шкафа она остановилась.

— Вы читали это? — спросила она, вытаскивая книгу.

Прищурившись, он взглянул.

Мрачная обложка. Роман.

— Нет, — сказал он. — Это купила жена. Она много читает.

— Вам бы следовало прочитать эту книгу.

Все еще чувствуя разочарование, он взял книгу и посмотрел название. «Саранча садится тучей».

— Это одна из тех, запрещенных в Бостоне книг? — спросил он.

— Она запрещена всюду в Соединенных Штатах и, конечно, в Европе.

Она подошла к двери и остановилась, ожидая его.

— Я слышал об этом Готорне Абеденсене.

На самом деле он впервые столкнулся с этой фамилией. Единственное, что он знал об этой книге, это то, что сейчас она очень популярна. Еще одна причуда, еще один пункт массового помешательства. Он нагнулся и положил книгу на место.

— На беллетристику у меня нет времени. Я слишком занят работой.

«Секретарши, — подумал он язвительно, — читают эту дрянь, лежа дома в постели перед тем, как уснуть. Это их возбуждает. Вместо того, чтобы заняться чем-нибудь настоящим, чего они боятся, а на самом деле страстно желают».

— Одна из любовных историй? — спросил он, сердито открыв дверь в кабинет.

— Нет, — ответила она. — О войне.

Пока они шли по коридору к лифту, она сказала:

— Он пишет то же самое, что говорили мои родители.

— Кто? Этот Абеденсен?

— Его теория вот в чем: если бы Джо Зангара не попал в него, то он бы вытянул Америку из депрессии и вооружил бы ее так, что…

Она замолчала, так как они подошли к лифту, где в ожидании стояли люди.

Позже, когда они ехали по ночному городу в «мерседес-бенце» Уиндема-Матсена, она продолжила рассказ.

— Согласно теории Абеденсена, Рузвельт должен был быть ужасно сильным президентом, таким же сильным, как Линкольн. Он показал себя за тот год, когда был у власти, всеми своими действиями и делами. Книга, конечно, не документ. Я имею в виду то, что она написана как роман. Рузвельт не убит в Майами, он продолжает править страной, и в 1936 году его переизбирают, так что он президент до 1940 года, когда война уже началась. Не понимаете? Он все еще президент, когда Германия нападает на Англию, Францию и Польшу. И он все это видит. Он заставляет Америку стать сильной. Гарнер был на самом деле дрянным президентом. Во многом из того, что произошло, повинен именно он. А затем, в 1940 году, вместо избранного демократами Бриккера…

— Это согласно Абеденсену, — прервал ее Уиндем-Матсен. Он взглянул на сидевшую рядом девушку.

«Боже, — подумал он, — прочтут какую-то книжонку и вот разглагольствуют!»

— Его гипотеза в том, что в 1940 году вместо сторонников невмешательства Бриккера президентом стал Рексфорд Тагвелл.

Ее чистое хорошенькое лицо, освещенное уличными огнями, раскраснелось от волнения, глаза расширились, она говорила, размахивая руками.

— Он стал активно продолжать антифашистскую линию Рузвельта, поэтому Германия побоялась прийти на помощь Японии в 1941 году. Она не выполнила условия Договора. Понимаешь?

Повернувшись к нему, вцепившись в плечо, она почти что крикнула ему в ухо:

— Поэтому Германия и Япония войну проиграли!

Он рассмеялся.

Глядя на него, пытаясь отыскать что-то в его глазах — он не мог понять, что, да к тому же ему приходилось следить за дорогой, — она сказала:

— Это совсем не смешно. Могло же получиться так, что Соединенные Штаты расколотили бы японцев и…

— Как? — прервал он ее.

— Он как раз все это и изложил.

Она на мгновение замолчала.

— В форме романа. Естественно, там масса замечательного, иначе люди бы не читали эту книгу. Там есть и герой — очень интересный поворот; существуют двое молодых людей, парень служит в американской армии, девушка… Президент Тагвелл оказывается очень ловким политиком. Он прекрасно понимает, что замышляют японцы, — продолжала она взволнованно. — Об этом можно спокойно говорить: японцы не препятствуют распространению этой книги в ТША. Я где-то прочла, что многие из них ее читали. Она популярна на Родных Островах и вызвала кучу толков и пересудов.

— Послушай, а что он говорит о Пёрл-Харборе?

— Президент Тагвелл был настолько предусмотрителен, что велел всем кораблям выйти в море. Поэтому флот Соединенных Штатов не был уничтожен.

— Понятно.

— Поэтому никакого Пёрл-Харбора и не было. Они напали, но все, чего добились, — утопили несколько мелких суденышек.

— Она называется «Саранча…»— как там?

— «Саранча садится тучей». Это цитата из библии.

— Значит, Япония потерпела поражение, потому что не было Пёрл-Харбора. Но, послушай, — сказал Уиндем-Матсен, — никакие события, подобные тем, которые пригрезились этому парню, вроде города на Волге, смело названному Сталинградом, никакая оборона не смогла бы добиться большего, чем некоторой отсрочки окончательной развязки. Ничто не могло повлиять на нее. Слушай. Я встречался с Роммелем в Нью-Йорке, когда был там по делам в 1943 году.

Фактически он всего лишь раз, да и то издали, видел Военного Губернатора США на приеме в Белом Доме.

— Какой человек! Какое достоинство и выправка. Я знаю, что говорю, — заключил он.

— Да, было ужасно, — сказала Рита, — когда на место Роммеля пришел этот мерзавец Ламмерс. Вот тогда-то и начались эти повальные убийства и эти концентрационные лагеря.

Они существовали и тогда, когда губернатором был Роммель.

Она махнула рукой.

— Но это скрывалось. Может быть, эти бандиты из СС и тогда творили всякие беззакония, но он не был похож на остальных: он напоминал прежних прусских военных. Суровый…

— Я скажу тебе, кто на самом деле хорошо поработал в США, — сказал Уиндем-Матсен. — Кто больше всех сделал для возрождения экономики. Альберт Шпеер, а не Роммель и не организация Тодта. Шпеер был лучшим из тех, кого партия направила в Северную Америку. Это он добился, чтобы все эти заводы, тресты и корпорации — все-все — снова заработали, и притом эффективно. Мне хотелось бы, чтобы и у нас здесь было что-нибудь подобное, ведь сейчас в каждой отрасли экономики конкурируют не менее пяти фирм и при этом несут ужасные убытки. Нет ничего более глупого, чем конкуренция в экономике.

— Не знаю, я не смогла бы жить в этих жутких трудовых лагерях, этих поселках, которые были понастроены на востоке. Одна моя подруга там жила. Ее письма проверяла цензура, и поэтому она не могла рассказать обо всем, пока не переехала снова сюда. Она должна была подниматься в шесть тридцать утра под звуки духового оркестра.

— Ты бы к этому привыкла. У тебя было бы чистое белье, жилье, хорошая еда, отдых, медицинское обслуживание. Что еще нужно? Молочные реки?

Его большой немецкий автомобиль продолжал бесшумно прорезать холодный туман ночного Сан-Франциско.

* * *

Мистер Тагоми сидел на полу, поджав под себя ноги. В руках он держал пиалу с черным чаем, на которую сначала подул, а потом улыбнулся мистеру Бейнесу.