— Она уравновешенна. Силы внутри этого предмета сбалансированы. Равнодействующая придает ей покой. Поэтому можно сказать, что эта штуковина пребывает в мире со Вселенной. Она была вовлечена в нее, но ей тут же удалось прийти в независимое состояние, поддерживаемое только внутренними, без внешнего вмешательства, ресурсами.

Чилдан кивнул, изучая заколку, но Пол, не обращая на него внимания, продолжал:

— У нее нет «Ваби», — сказал он, — и не могло быть, но…

Он тронул пальцами головку заколки.

— Роберт, у этой штуковины есть «Ву» — слово не японское, оно китайское.

— Я верю вам, — сказал Чилдан.

Он пытался вспомнить, что же такое «Ву» — «слово не японское, оно китайское».

Он вспомнил, что оно означает «мудрость» или «разумение», в любом случае нечто в высшей степени значительное, хорошее.

— Руки ремесленника, — сказал Пол, — обладали «Ву» и сделали так, чтобы «Ву» передалось этому предмету. Но он закончен, совершенен, Роберт. Размышляя над этим, мы сами приобретаем еще большее «Ву». Мы испытываем умиротворение, присущее, однако, не искусству, а священным предметам. Я припоминаю храм в Хиросиме, где можно рассматривать челюсть какого-то средневекового святого. Однако вот этот предмет — дело рук человека, а то была реликвия. Этот предмет живет в настоящем, в то время как тот — просто остался. В результате этих размышлений, занимающих меня со времени вашего последнего посещения, я определил ценность этой вещи: она заключается в отсутствии историчности. И я этим глубоко заинтересован, да вы и сами видите.

— Да, — отозвался Чилдан.

— Не иметь исторической ценности, не иметь художественных, эстетических достоинств и тем не менее содержать оттенок некой неземной ценности — это какое-то чудо. И именно оттого, что эта безделушка такая жалкая, маленькая, просто никчемная. Это, Роберт, только из-за «Ву». Потому что часто бывает, что «Ву» — в таком хламе, как старая палка или ржавая жестянка из-под пива на обочине. Однако в этих случаях «Ву» находится внутри самого смотрящего. Это религиозное переживание. Здесь же мастер вложил «Ву» в предмет, а не просто стал свидетелем «Ву», внутренне присущего этому предмету.

Он поднял глаза.

— Я достаточно ясно излагаю свои мысли?

— Да, — ответил Чилдан.

— Другими словами, это указывает на совершенно новый мир. И имя ему — не искусство, так как у него нет формы, и не религия. А что же? Я бесконечно долго размышлял над этой заколкой, но так и не смог ничего понять. У нас, очевидно, нет слова для определения такого предмета. Так что вы правы, Роберт. Это действительно подлинная новая вещь перед лицом Вселенной.

«Подлинная, — подумал Чилдан. — Да, определенно, так оно и есть. Я ухватил его мысль. Что же касается остального…»

— Придя же в своих размышлениях к такому выводу, — продолжал Пол, — я тут же позвал сюда тех же своих знакомых. Я взял на себя, так же как и сейчас с вами, труд донести до них те же соображения. Я попросил, чтобы они выслушали меня до конца, — столь велика была сила воздействия этой вещи на меня, что вынудила отбросить всякий такт по отношению к ним.

Чилдан понимал, что значит для такого человека, как Пол, навязывать свои идеи другим людям. Задача совершенно невероятная.

— Результат, — продолжал Пол, — был обнадеживающим. Они оказались в силах воспринять, подчиняясь моему давлению, мою точку зрения. Они постигли то, что я им обрисовал. Так что игра стоила свеч. Тогда я успокоился. Все, Роберт. Я выдохся.

Он уложил заколку обратно в коробочку.

— На этом моя миссия закончена. От дальнейшей ответственности я себя освобождаю.

Он подтолкнул коробочку Чилдану.

— Сэр, это ваше, — сказал Чилдан.

Он чувствовал неведомый ранее страх: ситуация не подходила ни под одну модель, которую ему когда-либо приходилось переживать. Высокопоставленный японец, восхваляющий до небес полученный им подарок, а затем возвращающий его. Чилдан почувствовал, как у него затряслись колени. У него не было ни малейшего представления, что делать. Он стоял как дурак, лицо его вспыхнуло.

Спокойно, даже сурово Пол сказал:

— Роберт, вы должны с большой смелостью смотреть в лицо действительности…

Побледнев, Чилдан произнес, запинаясь:

— Я смущен тем, что…

Пол встал, глядя ему прямо в лицо.

— Мужайтесь. Это единственная ваша задача. Вы являетесь единственным поверенным этого предмета и других такого же рода. Вы, кроме того, являетесь профессионалом. На некоторое время уйдите в себя, замкнитесь, поразмыслите, возможно, даже испросите совета у «Книги перемен», затем еще раз внимательно проверьте свои витрины, свою систему торговли.

Чилдан широко разинул рот, не сводя с Пола глаз.

— И вы увидите, что вам следует сделать, — сказал Пол, — как, каким образом сделать эти предметы популярными у покупателей.

Чилдан застыл как вкопанный. Этот человек уговаривал его, чтобы он взял на себя моральную ответственность за ювелирные изделия «ЭдФренка»! Сумасшедшее японское наркотическое видение мира: ничего нет, только все заслоняющая духовная и деловая связь с побрякушками, имеющими какую-то ценность в глазах Пола Казуора.

Самое худшее было то, что Пол говорил определенно со знанием дела, с авторитетом истинного носителя японской культуры и традиций.

«Обязанность», — подумал он горько.

Она могла прицепиться к нему на всю оставшуюся жизнь, до самой могилы. Пол, к своему удовлетворению, сумел от нее избавиться. Но для Чилдана, к сожалению, это клеймо может стать несмываемым.

«Они выжили из ума. Пример: именно из-за налагаемых на них обязательств перед будущим, вечностью они никогда не помогут вытащить человечество из помойной ямы. Как это можно назвать? И ведь это для них типично. Чего еще можно ждать от нации, которая, когда мы велели сделать копию английского эсминца, умудрилась воспроизвести заплаты на котлах так же, как и…»

Пол неотрывно следил за его лицом. К счастью, Чилдан давно уже выработал привычку автоматически подавлять любые проявления подлинных чувств. Он сделал невыразительное, спокойное лицо, полностью соответствующее возникшей ситуации. На лицо его легла как бы маска.

«Это ужасно, — понял Чилдан. — Катастрофа. Лучше бы Пол обвинил меня в том, что я пытался соблазнить его жену».

Бетти. Теперь уже не было никакой возможности, чтобы она увидела его подарок, что ей станет известно о его чувствах. «Ву» было несовместимо с чувственностью, сексуальностью. Оно было, как сказал Пол, важным и священным, как всякая реликвия.

— Каждому из этих людей я дал вашу визитную карточку, — сказал Пол.

— Простите? — переспросил Чилдан, поглощенный собственными мыслями.

— Ваши визитные карточки. Чтобы они могли прийти к вам и посмотреть остальные вещи.

— Понимаю, — сказал Чилдан.

— И еще вот что, — добавил Пол. — Один из них желает обсудить с нами этот вопрос в своей конторе. Я написал имя и адрес.

Пол протянул Чилдану сложенный лист бумаги.

— Он хочет, чтобы его коллеги по бизнесу тоже послушали. Он крупный импортер, осуществляет крупномасштабные операции на массовой основе, особенно в Южной Америке. Радио, фото, бинокли, диктофоны и тому подобное.

Чилдан взглянул на листок.

— Разумеется, он имеет дело с очень крупными партиями, — сказал Пол, — возможно, с десятками тысяч единиц каждого товара. Его компания контролирует различные предприятия, которые производят для него товары по низкой цене. Все они на Востоке, где труд дешевле.

— Почему он… — начал Чилдан.

— Предметы, подобные этой заколке, могут быть освоены в массовом производстве. Как в металле, так и в пластмассах. Литье по моделям в любом потребном количестве.

Пол еще раз на секунду вынул заколку, а затем положил ее в коробку и отдал Чилдану.

Немного помолчав, Чилдан спросил:

— А как же «Ву»? Оно разве останется в этих вещах?

Пол не ответил.

— Вы советуете мне с ним встретиться? — уточнил Чилдан.