— Ты не хочешь, чтобы тебе чуть заузили пиджак в талии? — спросила она, когда они влились в общее движение.

— Нет.

Голос его, резкий и обезличенный, ее озадачил.

— Что-нибудь не так? Может, я слишком много накупила?

«Конечно же, — сказала она себе же в ответ, — я потратила многовато».

— Я могла бы вернуть несколько юбок.

— Давай пообедаем, — сказал он.

— Боже мой! Ты знаешь, о чем я забыла? О ночных рубашках!

Он свирепо взглянул на нее.

— Ты что, не хочешь купить мне пару новых пижам? — спросила она. — Чтобы я всегда была свежей и…

— Нет.

Она покачала головой.

— И кончим на этом, лучше смотри, где нам лучше поесть.

Нетвердым голосом Юлиана предложила:

— Поедем сначала в гостиницу и снимем номер, чтобы переодеться, а уж потом поедим.

«Лучше, если это будет по-настоящему хорошая гостиница, — подумала она. — Иначе все будет зря. Пока еще не поздно. А уж в гостинице мы спросим, где в Денвере лучшее место и как называется хороший ночной клуб, где можно было бы хоть раз за всю жизнь увидеть не какие-нибудь местные таланты, а крупных звезд из Европы, вроде Элеоноры Перез или Вилли Бека. Я знаю, что крупнейшие имена студии «Уфа» заезжают в Денвер, я слышала об этом в объявлениях по радио. И ни на что меньшее я не согласна».

Пока они искали гостиницу, Юлиана не переставала разглядывать своего партнера. Теперь, коротко остриженный, со светлыми волосами, в новом костюме, он был не похож на того Джо, каким был раньше.

«Больше ли он мне такой нравится? Трудно сказать. Я и сама, когда сделаю себе новую прическу, становлюсь совершенно другим человеком. Мы сделаны из ничего или, скорее, из денег. Но я обязательно должна сделать прическу».

Большой роскошный отель они нашли в самом центре Денвера. У входа стоял швейцар в ливрее, взявший на себя заботу об устройстве машины на стоянке. Это было как раз то, что она хотела. Коридорный — фактически взрослый мужчина, хотя и одетый в идиотскую форму мальчика-рассыльного, — быстро подскочил к ним и забрал все пакеты и багаж, оставив им только необходимость подняться по широкой, покрытой ковром лестнице, пройти под тентом через стеклянную дверь в раме красного дерева и попасть в вестибюль.

По всему вестибюлю были разбросаны киоски — цветочные, сувенирные, кондитерские, стол для телеграмм, окошко авиакассы. Суета гостей перед портье и лифтами, огромные растения в горшках, ковры под ногами, толстые и пушистые, — во всем чувствовалась роскошь отеля, важность его постояльцев, важность их деятельности. Неоновые указатели обозначали ресторан, коктейль-холл, небольшую закусочную. Юлиана с трудом переваривала все это, пока они пересекали вестибюль, идя к стойке дежурного администратора.

Здесь был даже книжный киоск.

Пока Джо заполнял бланк, она извинилась и поспешила к книжному киоску, посмотреть, есть ли там «Саранча». Да, она была здесь, внушительная кипа экземпляров с рекламной надписью на витрине, где говорилось, как она популярна и конечно же о том, что она запрещена на всех подконтрольных Германии территориях. Ее приветствовала Улыбающаяся женщина средних лет. Книга стоила почти четыре доллара — ужасно дорого, как показалось Юлиане, но она все же заплатила за нее купюрой Рейхсбанка из своей новой сумочки, а затем вприпрыжку пустилась назад, к Джо.

Коридорный, подхватив багаж, пошел впереди к лифту, который поднял их на третий этаж, и они прошли по тихому, теплому, покрытому коврами коридору в свой первоклассный, поражавший воображение номер. Коридорный открыл дверь, занес внутрь вещи, подошел к окну и приоткрыл занавески. Джо дал ему чаевых, и он отправился восвояси, прикрыв за собой дверь.

Все складывалось именно так, как хотела Юлиана.

— Сколько мы пробудем в Денвере? — спросила она Джо.

Джо стал разворачивать на кровати пакеты с покупками.

— Потом ведь нам в Шайенн?

Он не ответил: его совершенно захватило содержание саквояжа.

— День или два? — настаивала она.

Она сняла свою новую шубку.

— А может быть, стоит остаться здесь и на три дня, как ты думаешь?

Подняв голову, Джо ответил:

— Мы отправимся туда сегодня вечером.

Сначала она не поняла его, но когда осознала, то не могла поверить своим ушам. Она глядела на него во все глаза, а он ответил на этот взгляд насмешливой, почти зловещей ухмылкой. Лицо его приняло теперь настолько сосредоточенно-напряженное выражение, какого ей не приходилось видеть еще ни у одного мужчины за всю ее прошлую жизнь. Он не двигался, казалось, он был скован параличом на том месте, где оказался со своей новой, только что извлеченной из саквояжа одеждой в руках, наклонившись туловищем вперед.

— После того, как мы пообедаем, — добавил он.

Она лишилась дара речи. Ни одна мысль не шла ей на ум.

— Так что надевай то голубое платье, которое так дорого стоит, — продолжал он, — и которое тебе так понравилось. Нет, правда, прекрасное платье. Согласна?

Он расстегнул рубашку.

— Я собираюсь побриться и принять горячий душ.

В его голосе было что-то механическое, будто он говорил откуда-то издалека с помощью какого-то устройства. Повернувшись, он прошел в ванную, рывками передвигая негнущиеся ноги.

С большим трудом ей удалось вымолвить:

— Сегодня уже слишком поздно.

— Нет. Мы пообедаем где-то часам к шести, а до Шайенна можно добраться за два — два с половиной часа. Это будет только восемь тридцать, ну, допустим, самое позднее, девять. Мы можем отсюда позвонить Абеденсену, предупредить его, что мы едем, и объяснить ситуацию. Это ведь произведет впечатление — междугородный разговор. Скажем, что летим на западное побережье, в Денвере остановились только на одну ночь и что нас так увлекла эта книга, что мы решили заехать в Шайенн и вернуться обратно среди ночи, только ради того, чтобы…

— Зачем? — перебила Юлиана.

На глазах выступили слезы, она сжала руки в кулаки, засунув внутрь большие пальцы, как когда-то в детстве.

Она чувствовала, как у нее дрожит челюсть, и когда заговорила, голос ее был едва слышен.

— Я не хочу ехать к нему сегодня, не собираюсь. И вообще не хочу, даже завтра. Мне только хочется посмотреть здесь что-нибудь интересное. Ты же обещал мне.

Пока она говорила, страх снова заполнил ее, сдавил ей грудь, охватила неожиданная слепая паника, которая почти не покидала ее даже в самые яркие мгновения общения с ним. Она заполняла все ее естество и подчиняла себе. Юлиана чувствовала, как эта паника мелкой дрожью трясет ее лицо, как она выпирает повсюду так, что это можно заметить без особого труда.

— Вот вернемся, устроим кутеж, все злачные места объедем.

Он говорил рассудительно, но тем не менее с непреклонной твердостью, как будто отвечал хорошо выученный урок.

— Нет, — ответила она.

— Надень голубое платье.

Он принялся рыться в пакетах, пока не нашел платье, бережно разложил его на кровати: казалось он не спешил.

— Ну? Как? Ты будешь в нем сногсшибательной. Слушай, купим бутылку дорогого шотландского виски и возьмем с собой.

«Френк, — подумала на, — помоги мне. Я влипла во что-то, чего не понимаю».

— Шайенн гораздо дальше, чем ты думаешь, — ответила она. — Я смотрела по карте. Будет на самом деле поздно, когда мы доберемся туда, скорее всего часов одиннадцать. Если не все двенадцать.

— Надень платье, — проговорил он, — или я тебя убью!

Закрыв глаза, она нервно захихикала.

«Моя тренировка, — подумала она. — Значит, в конце концов все это было не зря. Ну что ж, посмотрим, успеет ли он убить меня до того, как я сдавлю нерв на его спине и искалечу его на всю жизнь? Но ведь он дрался с теми британскими коммандос, он уже прошел через все это много лет назад».

— Я знаю, что ты, вероятно, сможешь швырнуть меня хорошенько, — сказал Джо, — а может, и нет.

— Нет, на пол я тебя швырять не буду, я просто навсегда оставлю тебя калекой. Я сделаю это. Я жила на западном побережье. Японцы научили меня этому еще в Сиэтле. Так что можешь сам ехать в Шайенн, если тебе так приспичило, а меня оставь в покое. И не пытайся меня принуждать. Я тебя боюсь и способна на что угодно.