– Тебя обуревает гордыня, отец.

– Ты права, права, – вздохнул Катага. – Но когда-нибудь… – Он улыбнулся. Его день еще придет!

Мысль о надрезанной лиане согревала сердце. Как хорошо, что он так и не научился плавать.

– Пойдем встречать посланца, – Меле дернула отца за руку.

Ричард Хадуэлл откинулся в кресле пилота и вытер со лба пот. Последние туземцы только что покинули его корабль, и он слышал, как они пели и смеялись, возвращаясь в деревню в вечерних сумерках.

Хадуэлл улыбнулся, достал блокнот.

«Живут здесь мирные гуманоиды, со светло-коричневой кожей, грациозные и красивые. Они встретили меня цветами и танцами, многообразными проявлениями радости и любви. Гипнопрепараты позволили быстро освоить их язык, и скоро мне стало казаться, что я родился и вырос в этой деревне. Добродушные и смешливые, нежные и вежливые, они живут в полном согласии с природой. Какой урок преподнесен Цивилизованному человеку!

Туземцы и их улыбающийся бог, Тангукари, вызывают только добрые чувства. Остается надеяться, что Цивилизованный человек с его стремлением к уничтожению и неистовым образом жизни не доберется сюда, чтобы сбить их с тропы счастливой умеренности. Тут есть девушка, ее зовут Меле, которая… – Он зачеркнул строку. – Черноволосая девушка по имени Меле, несравненно прекрасная, подошла и заглянула мне прямо в душу…» – Хадуэлл зачеркнул и это.

Закрыв блокнот, Хадуэлл долго смотрел на далекую деревню, освещенную факелами.

Следующим днем Хадуэлл начал творить добро. Он заметил, что многие игатийцы страдают болезнями, переносчиками которых являлись кровососущие насекомые. Подбирая соответствующие антибиотики, он вылечил всех, за исключением самых запущенных случаев.

При врачебных обходах его всегда сопровождала Меле. Прекрасная игатийка быстро приобрела навык ухода за больными, и вскоре Хадуэлл уже не мог обходиться без нее.

Наконец, в деревне не осталось тяжело больных, и Хадуэлл проводил все больше времени в залитой солнечными лучами роще. Там он отдыхал и работал над книгой.

Заметив изменение распорядка дня Хадузлла, жрец тут же собрал жителей деревни, чтобы обсудить дальнейшие действия.

– Друзья, – обратился к собравшимся Лэг, – наш благодетель, Хадуэлл, оказал деревне неоценимые услуги. Но Хадуэлл устал и отдыхает, нежась в солнечных лучах. То есть наступает час награды.

– Посланец заслужил награду, – согласно кивнул Вэсси, купец. – Полагаю, что жрец должен взять булаву, пойти в рощу и…

– С чего такая скаредность? – удивился Джул, готовящийся стать жрецом.

– Ты прав, – с неохотой признал Вэсси. – Я предлагаю вогнать ему под ногти ядовитые шипы легенбюри.

– Может, шипы достаточны для купца, – возразил Тгара, каменотес, – но не для Хадуэлла. Он заслуживает смерти вождя! Я предлагаю привязать его к дереву и разжечь под пятками небольшой костерок…

– Подождите, – оборвал его Лэг. – Хадуэлл достоин смерти мученика. Отнесем его к ближайшему гигантскому муравейнику и погрузим в него по шею.

Предложение жреца встретили с восторгом.

Уточнив последние мелочи, они назначили время празднества. Деревня пребывала в религиозном экстазе. Хижины украсились цветами. Только Меле, непонятно по какой причине, было не по себе. Низко склонив голову, она пересекла деревню и направилась к роще, где отдыхал Хадуэлл.

Раздевшись по пояс, тот загорал под двумя солнцами.

– Привет, Меле, – помахал он рукой. – Я слышу барабаны.

– У нас будет праздник. – Меле села рядом.

– Отлично. Можно мне поучаствовать?

Меле, не сводя с него глаз, медленно кивнула. Ее сердце таяло при виде истинного мужества. Посланец свято соблюдал древний кодекс, согласно которому мужчина должен притворяться, будто праздник его смерти не имеет к нему никакого отношения. В ее деревне никому не удавалось казаться столь безучастным. Но, разумеется, посланец Тангукари лучше других знает, как нужно вести себя в столь ответственный момент.

– Скоро начнется праздник? – спросил Хадуэлл.

– Через час, – ответила Меле. Еще недавно ей было легко и свободно рядом с Хадуэллом, а теперь словно что-то сдавило сердце. Объяснения она не находила. Застенчиво взглянула Меле на яркую одежду посланца, его рыжие волосы.

– Хадуэлл мог бы сделать что-нибудь еще для деревни? Что угодно! Мы оценили бы твою доброту.

– Конечно мог бы. Но я подумал, что сначала можно и отдохнуть, а потом, не спеша…

– Нет! Пожалуйста! – взмолилась Меле. – Эти ирригационные каналы, о которых ты говорил. Ты можешь приступить к ним немедленно?

– Если ты хочешь, я готов. Но…

– О, дорогой! – Хадуэлл протянул к ней руки, но Меле отступила на шаг. – Нет времени! Я должна вернуться и оповестить деревню.

Меле примчалась в деревню и нашла жреца в храме Меле рассказала ему о новых планах посланца Тангукари.

– Тогда церемонию следует отложить. Но скажи, дочь моя, чем вызвана твоя заинтересованность?

Меле покраснела и промолчала. Жрец улыбнулся, но затем лицо его посуровело.

– Я понимаю. Послушай меня, девочка. Не позволяй любви отвлечь тебя от истинного служения Тангукари, не отходя от древних обычаев нашей деревни.

– У меня и в мыслях не было такого! – возмутилась Меле – Я просто чувствовала, что смерть мученика – недостаточная награда Хадуэллу. Он заслуживает большего. Он заслуживает Абсолюта.

– За последние шестьсот лет никто не удостаивался Абсолюта, – возразил Лэг. – С той поры, как герой и полубог В'ктат спас игатийцев от ужасных гуилвийских чудовищ.

– Но Хадуэлл тоже герой! – настаивала Меле. – Дай ему время, он проявит себя! Покажет, на что способен.

Старый жрец повозил по полу булаву, глубоко задумался. Тут в храм вбежал Вэсси, купец.

– Пойдемте скорее! – воскликнул он. – Несчастье с Иглаи, землепашцем. Он обошел табу!

Толстый веселый землепашец умер ужасной смертью. Он шел обычным путем от своей хижины к центру деревни мимо старого колючего дерева. Внезапно дерево рухнуло на него. Сотни шипов вонзились в его тело. Очевидцы свидетельствовали, что Иглаи больше часа стонал и метался, прежде чем отошел в мир иной.

Но умер он со счастливой улыбкой на лице.

Жрец оглядел толпу, собравшуюся вокруг тела Иглаи. Кое-кто прятал ухмылку. Лэг подошел к колючему дереву, осмотрел его. Увидел едва заметные следы надпилов, замаскированные высохшей глиной. Повернулся к толпе.

– Часто ли Иглаи подходил к этому дереву?

– Конечно, – ответил другой землепашец. – Он всегда обедал под ним.

Люди улыбались, уже не таясь, гордые подвигом Иглаи. Все заговорили разом.

– А я-то думал, почему он тут ест?

– Должно быть, он все время пилил дерево.

– Многие месяцы. Древесина-то крепкая.

– Молодец, Иглаи, ничего не скажешь.

– Подумать только! Он всего лишь землепашец и не так уж истово поклонялся богу. А устроил себе такую прекрасную смерть.

– Слушайте, добрые люди! – вскричал Лэг. – Иглаи совершил святотатство. Только жрец может разрешить насильственную смерть.

– Не пойман – не вор, – донеслось из толпы.

Жрец печально склонил голову. На этот раз он проиграл. Если бы он поймал Иглаи за руку, то назначил бы тому суровое наказание. Иглаи никогда не решился бы еще на одну попытку самоубийства и скорее всего умер бы в собственной постели от старости. Но он опоздал. Землепашец добился своего, и крылья смерти уже принесли его к Рукечанги. Просить бога наказать Иглаи после смерти бесполезно, ибо тот сам разберется с землепашцем.

Неделю спустя Хадуэлл записал в дневнике:

«Нет ни одного народа, похожего на игатийцев. Я жил среди них, ел и пил с ними, изучал их образ жизни. И то, что открылось мне, поражает воображение.

Дело в том, что у игатийцев нет такого понятия, как война.

Вдумайся в это, Цивилизованный человек! За всю их историю не было ни одной войны. Они и представить не могут, что это такое. Поясню вышесказанное на примере.