Паук тихо повернулся, потянувшись к девушке гладкой стальной клешней. Кира подавила крик и попыталась успокоиться.

— Местная анестезия в точках четыре, шесть и семь, — сказала Морган, нажав определенные места на широком настенном экране, где в воздухе неподвижно висело тело Киры в виде диаграммы. — Введение.

Паук наклонился и без всякой паузы или церемоний вонзил свои иглы Кире в бедра и живот. Кира подавила новый крик, стиснув зубы и ограничив проявление своих страхов тихим стоном.

— Такой пылкий подход к пациенту, — сказал доктор Вейл, стоявший у другой стены. — Это согревает мое сердце, Маккенна — ты как курица-наседка.

— Чтобы найти эту девушку, я развязала войну, — отозвалась Морган. — Ты хочешь, чтобы я спрашивала разрешения каждый раз, когда прикасаюсь к ней?

— Краткое «больно будет совсем немного» меня бы устроило, — произнес Вейл. — Может быть, даже «ты готова, Кира?» перед тем как начинать операцию.

— Как будто мой ответ что-то изменит, — произнесла Кира.

Морган взглянула на нее.

— Ты сама приняла решение быть здесь.

Вейл фыркнул:

— Еще одно решение, которое, в принципе, ничего не изменило.

— Оно многое изменило, — произнесла Морган, снова возвращаясь к настенному экрану и намечая линии разрезов. — Оно впечатлило меня.

— А, отлично, — произнес Вейл. — Тогда, безусловно, ты имеешь полное право относиться к ней, как к лабораторной крысе.

— Я была лабораторной крысой в прошлый раз, — проговорила Кира. — Сейчас отношение лучше, поверьте мне.

— Такой ответ делает все только хуже, — сказал Вейл, качая головой. — Ты всегда была холодной, Маккенна, но это самое бездушное, бесчеловечное…

— Я не человек, — проговорила Кира, и осознала, что одновременно с ней Морган сказала практически то же самое:

— Она не человек.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а затем Морган отвернулась от нее к экрану на стене.

— В интересах, — Морган помедлила, словно подыскивая подходящие слова, — спокойных рабочих отношений я согласна идти на контакт. — Она нажала несколько иконок на настенном экране, который разделился на три секции — одномерную диаграмму тела Киры с одной стороны и два небольших прямоугольника с другой, демонстрирующих два набора данных: первый с надписью «срок годности», второй — «Кира Уокер». — Доктор Вейл и я были частью Доверия — группы ученных из ПараДжен, которые создали Партиалов и чуму РМ. Разумеется, мы не планировали, чтобы эта чума привела человеческую расу на грань вымирания, но урон нанесен. Как только я осознала, что люди — проигранное дело, то обратила свое внимание на Партиалов. Я провела последние двенадцать лет, помогая им построить новую цивилизацию, пытаясь найти способы преодолеть бесплодие и другие ограничения, запрограммированные в их ДНК. Представьте мое удивление, когда без явной причины Партиалы стали умирать ровно через двадцать лет после того, как были созданы.

Вейл снова заговорил:

— «Срок годности» был…

— «Срок годности» стал верным признаком того, что Доверие — неправильное название, — сказала Морган. — Живые, мыслящие существа, которых я помогла создать, были запрограммированы так, чтобы уйти в небытие за считанные часы в момент, когда они достигнут своего биологического срока, а я ничего об этом не знала. Я делаю все, что в моих силах, чтобы исправить это, и поэтому мы здесь.

— Вы думаете, я могу исцелить их, — произнесла Кира.

— Я думаю, что в твоем теле спрятано что-то, что поможет мне вылечить «срок годности», — проговорила Морган. — В прошлый раз, когда ты была у меня в лаборатории, мы обнаружили, что ты Партиал — еще один секрет «Доверия», скрытый от меня. Моими первоначальными проверками установлено, что, несмотря на то что ты Партиал, у тебя нет тех генетических недостатков, которые присутствуют у других: нет бесплодия, фиксированного возраста, задержки роста или задержки любой другой человеческой функции. Если выяснится, что «срока годности» у тебя тоже нет, возможно, найдется способ воссоздать некоторые фрагменты твоего генетического кода, чтобы помочь спасти остальных Партиалов.

— Я уже говорил тебе, что это невозможно, — сказал Вейл. — Я тот, кто запрограммировал «срок годности» — извини, я не мог сказать тебе об этом в то время, но теперь ничего не изменишь. Ты была нестабильна в своих взглядах, и да, мы не доверяли тебе. Хотя не только тебе — кое-что Армин не доверил и мне тоже.

«Армин, — подумала Кира. — Мой отец — или мужчина, которого я считала своим отцом. Он забрал меня к себе домой и воспитывал, как родную дочь. Он никогда не говорил мне, кто я. Возможно, однажды он сделал бы это. Но никто даже не знает, где он». Кира гадала, вдруг он мертв. Все остальные члены Доверия пережили Раскол: Тримбл и Морган здесь, с Партиалами, Вейл в заповеднике с тайной группой людей, Риссдал в Хьюстоне, где работал над «проблемами окружающей среды», что бы это ни означало, а Нандита — с людьми на Лонг-Айленде.

«Нандита. Женщина, которая вырастила меня, но тоже не говорила мне, что я Партиал.

Доктор Морган пыталась убить меня, но по крайней мере не притворялась кем-то, кем не была».

— Даже если ты что-то обнаружишь, — продолжил Вейл, — как ты собираешься включить это в генетическую последовательность Партиалов? При помощи генных модулей? Мы говорим о сотнях тысяч людей; даже если бы нам были доступны оборудование и рабочие руки для проведения настолько массовой модификационной работы, у нас нет на нее времени. Сколько Партиалов осталось, полмиллиона?

— Двести тысяч, — ответила Морган, и Кира едва не ахнула от того, насколько малым было это число. Голос Морган звучал мрачно и устало. — Их создавали партиями, и умирают они тоже партиями. Следующая волна погибнет в ближайшие несколько недель.

— И все они солдаты, — произнес Вейл. — Пехота, пилоты и, возможно, несколько десантников, но все командиры мертвы. И, что более важно, мертвы все врачи. Все будет зависеть от нас с тобой, и мы не сможем спасти даже десятую часть тех, кто остался, перед тем как их время истечет, даже если бы мы уже знали способ.

— Поэтому мы должны что-то предпринять, — сказала Кира. Она подумала о Сэмме, обо всем, что было между ними, об их последнем, ужасающем, страстном моменте вместе. Она любила его, и, если благодаря ее жертве он будет жить… — Все в мире умирают, и люди, и Партиалы, и я отдала себя потому, что это наш шанс всех спасти. Так что давайте начнем.

Лицо Вейла помрачнело.

— Я пытаюсь помочь тебе, Кира, не надо на меня злиться.

— Ты плохо ее знаешь, — произнесла Морган, и ее голос смягчился.

Вейл мгновение на нее смотрел, а затем сердито отвернулся.

Морган поглядела на Киру.

— В прошлый раз мы сканировали твою репродуктивную систему только поверхностно: когда мы думали, что ты человек, это было не так важно. Сегодня проведем несколько биопсий.

Бедра и живот Киры уже оцепенели и казались безжизненными от действия анестетика. Набираясь храбрости, девушка посмотрела на Морган и молча кивнула.

— Введение, — приказала Морган, и паук расправил свои ножи.

— Отключи последний шланг, — сказала Херон. Ее голос звучал из динамика дребезжащим и далеким, и непривычность общения без линка снова повергла Сэмма в раздражение. Партиалы использовали феромонную связь, потому что это было эффективно: слова, эмоции и тактическая информация складываются в единый, бесшумную заряд. Работая с Херон бок о бок, но общаясь исключительно через рации в шлемах, Сэмм чувствовал себя глухонемым. Он по-прежнему не мог понять, как люди делают это.

Как бы сложно ни оказалось работать с приспособленным водолазным снаряжением, это было необходимо. Если бы кто-то из них вдохнул хоть немного воздуха лаборатории, они бы мгновенно потеряли сознание.

Сэмм медленно отсоединил от странной маски бессознательного Партиала последний шланг. В бывшей лаборатории доктора Вейла в состоянии комы находились десять Партиалов, которые крепко спали в секретном подвале под заповедником. Вейл тринадцать лет держал их здесь в таком состоянии, ухаживая за ними, как за растениями, и извлекая из их тел феромон «Наблюдатель» — искусственным образом созданное вещество, производимое всеми Партиалами и являющееся единственным лекарством от РМ. Эти Партиалы более десяти лет сохраняли жизнь людям заповедника, позволяя им рожать здоровых детей, чего были лишены жители Лонг-Айленда.