Профессор Визе скромно сказал, что, как и прошлогодний поход, экспедиция настоящего года не выходит за границы возможного. Это наша советская будничная, основная работа, которую мы проводим для быстрейшего развития нашей страны. Советское правительство давно уже обратило внимание на вопросы освоения нашего Севера и закрепления границ. В этом году на пути к Северной Земле мы предполагаем открыть новые земли, острова, о которых человечество не знало. Над ними водрузится советский флаг, и они будут включены в территорию Советского Союза. Правительство и Коммунистическая партия, благодаря которым так успешно идут полярные исследования, дают нам, ученым, прекрасное орудие в борьбе со льдом — знаменитые на весь мир советские ледоколы. Мы уезжаем на тысячу миль в ледяную пустыню, но мы будем надеяться, что ни на минуту не оторвемся от Советского Союза.
Второй свисток. Пристань загудела. Замелькали белые платки и кепки. В ответной речи, под несмолкаемые аплодисменты и крики „ура“, представитель крайкома партии объявляет:
— Работая здесь по-ударному, мы и вашу экспедицию причисляем к ударникам науки.
20 часов 30 минут. Продолжительный третий гудок сотряс воздух.
— Отдать швартовы!
— Есть швартовы.
Провожающие спешат по штормтрапу на берег. Неожиданно из толпы в первый ряд проталкивается рабочий в черной рубашке, с развевающимися седыми волосами; торопливо обшарив свои карманы, он широко улыбается и кидает через головы какой-то предмет. На верхнюю палубу падает маленький, в красной оправе, перочинный нож.
— От Тронина — столяра. Чем богаты, тем и рады, — пригодится.
Ледокол медленно отваливает. Спущены флаги. Боцман (старший матрос) с вахтенным занялись уборкой палубы. Обступили курильщики.
Оркестр заиграл „Буденного“…
У нас на капитанском мостике „смотрит вперед“ лучший капитан северных морей.
— Капитану Воронину счастливого плавания, — отчеканивая каждое слово, выкрикивают студенты и рабочие.
Но капитан не оборачивается: ледокол уже в пути. За кормой ледокола гора вспененной воды.
Кинооператор, браня мешающих, вертит ручку своего аппарата.
Ледокол уже на средине реки. Начинает смеркаться. Последняя остановка в Чижовке. Шум, топот. Что случилось?
Оказалось — поймали „зайца“. Обнаружили его среди нагроможденных тюков и бочек. Ему хотелось участвовать в полярном плавании. Молодой, среднего роста, с большой головой и бегающими маленькими глазками, покрытый сплошь веснушками, втянув голову в сутулые плечи, он виновато прошел в сопровождении штурмана Ушакова к трапу, оглянулся и тоскливо сказал:
— Желаю счастливого плавания…
В 11 часов вечера прошли канал Северной Двины. Вступаем в Белое море (по створам Белой и Черной мудьюжских башен). В море зыбь. На волнах белые гребешки. Пена за кормой ледокола стала гуще и зеленей. Левый берег начал скрываться за горизонтом; оранжевый закат превратился в бледно-лиловый. Впереди, разливая неугасающий желтый свет, показался пловучий маяк. В последний раз взглянули на темные контуры хвойных лесов, на электрические отблески Архангельска.
— Прощай, земля! — звонко кричали матросы и уходили на вахту.
БЕЛОЕ МОРЕ. В ГОСТЯХ У ТЫКА-ВЫЛКИ
Краснофлотец Петров отрывисто отбивает первые склянки. Сменяются вахты.
— Закрыть трюмы, задраить иллюминаторы!
— Закрепить провизионные ящики на спардеке!
Ледокол начинает немного покачиваться. Волны яростно бьются у бортов. Терский берег, вдоль которого мы идем, закрыт мглой. Ориентируемся на мигающий свет Зимнегорского маяка. Скоро полярный круг. Оттуда курс на норд-вест, к острову Сосновцу. Недлинная остановка. Спущенная шлюпка через несколько часов доставила на борт большой моторный катер. На серых боках надпись: „Грумант“.
Грумант — древнее, связанное с арктическими легендами, название острова Шпицбергена. Матрос Юркевич в такт качке запел:
Ветер крепчает. Волны уже перекидываются за борт, обдают холодными брызгами оставшихся на палубе собак. Собаки, поджав хвосты, с пронзительным визгом убегают с кормы на нос и забиваются под „ледянки“ („ледянки“ — специальные лодки-сани, снабженные под килем парой полозьев для передвижения по снегу и льду).
Продолжаем знакомиться с судном. „Георгий Седов“, ранее носивший имя „Беотик“, построен в городе Глазго, в 1909 году, из самых лучших материалов и имеет наивысший класс — 100 A1. Во время мировой войны он был приобретен для зимней навигации в Белом море. Сейчас „Седов“ используется в ледовых разведках для Карской экспедиции, а весной — для промысла морского зверя (тюленя) во льдах Белого моря. Длина судна — 250 футов (77 метров), высота — 23 фута. Осадка — 20 футов, полная грузоподъемность — 1735 тонн, скорость — до 13 узлов. Ледокол снабжен радиостанцией с радиотелефоном. Команда ледокола — 36 человек.
Хочется спать, но соблазн увидеть новые места — велик. В дымке тумана показались сначала неясные коричневые очертания плоских берегов Новой Земли. Ветер еще усилился. Стлавшийся у гор туман разошелся. Берег как на ладони. В гости к ледоколу спешат птицы. С криком носятся над мачтой моевки (вид полярных чаек). Планируя большими крыльями, срезая прямые углы, пронесся серенький глупыш (полярный буревестник).
Осторожно подходим к ненецкому становищу в Белушьей губе. При входе в бухту „Самоед“ легли на створы, ведущие в бухту. Становище знает о нашем заходе. Оно взволновано приходом ледокола. Еще не успели отдать якоря, как от берега, подпрыгивая на волнах, к борту „Седова“ отплыла небольшая лодчонка.
Самойлович, протирая роговые очки, осматривается:
— Да это „губернатор“ острова — Сазонов.
По трапу поднялся коренастый, с криво расставленными ногами, небольшого роста представитель становища. Он был одет в вышитую косоворотку, потертую кожанку. Лицо сплошь засижено веснушками, пробивающимися даже под рыжими волосами бороды.
— Здорово, седовцы! Благодарю за заход. Чем могу служить?
Начальник экспедиции подошел к Сазонову.
— Мы к вам по пути. Земля Франца-Иосифа представляет для нашей республики не только большой научный интерес, но имеет колоссальное значение как будущее место для добычи и разведения пушного зверя.
Сазонов делает вид, будто не понимает наших намерений.
— Ну?
— Так вот, — продолжает тов. Шмидт, — нам нужны люди. Ваши охотники, приспособленные к полярным условиям, лучше других могут выполнить эту задачу.
— У нас нет лишних людей. Все заняты. Образовали промысловую артель. В Малых Кармакулах есть лишние люди.
— Хорошо, тогда мы сами поговорим с членами артели.
Две спущенные шлюпки быстро доставили нас на берег. Члены экспедиции разбрелись по острову. Стрелки, под командой Горбунова, осматривали местность, готовясь к встрече белых медведей. Руководимые Самойловичем, Шмидтом и Визе, мы обошли все становище.
Семья художника-ненца Тыка-Вылки (Новая Земля, становище Белушья губа).
— Идемте к председателю совета — тов. Тыка-Вылке.
Знакомой для многих бывавших здесь тропой идем к жилищу ненцев. Дом Тыка-Вылки, известного полярного художника-самоучки, не походит на другие. Он выглядит почти по-европейски. Из дверей высунулись и моментально скрылись детские головки.
— Идут…
В сенях и прихожей смрад соленой рыбы смешался с кислым запахом невыделанных шкур морских зверей. Со стен яркие плакаты кричали о гигиене.