Первую звали Роза. С нею, а вернее, с нею вслед за двумя мамашами, Малхаз обходил за два дня почти все центральные магазины Лондона. Вечером, в гостинице, Малхаз валился с ног от усталости, а мамаши в соседнем номере все еще обсуждали, что они накупили, что еще предстоит, что по глупости не взяли, что — наоборот — зря, в общем, хлопотный отчет за день, то же должен сделать и сын. Уже заполночь повелительный стук в дверь.

— Ну, как? — в дверях, подбоченясь, мать.

— Отличный костюм! — сонно протирает сын глаза.

— Это понятно — деньги какие! А я о дочери.

— Ну-у-у! — зевнул Малхаз.

— Ладно, не торопись, еще вторую посмотрим, и будем решать.

Вторую звали Лиза. Тоже молодая, и, сразу видно, очень умная девушка, в очках: уже оевропеизировалась, в штанах, говорит на многих языках, но с чеченцами, в отличие от матери, только на чеченском. Лиза будущий юрист, мечтает о карьере, без излишних комплексов. Она вызвалась быть гидом, и несмотря на молчаливое сопение матери, повела «оценивающих» ее не по магазинам, а по музеям, историческому центру Лондона и под конец пригласила в шикарный ресторан, где после наводящих вопросов матери Лиза весьма деликатно ответила, что у нее уже есть парень, с ней учится, чеченец; мнение родителей есть мнение родителей, а жить и выбирать ей самой. На что мать, разумеется после расставания, постановила: «Дура!» — и еще хлеще, так что даже Малхаз поморщился.

В общем, обе девушки внешне не очень, да Малхаз трезво понимает: их молодость — уже красота, и он тоже не ахти какой, но как с одного взгляда взять и жениться? Впрочем, все разрешилось проще. С Лизой ясно — «дура», а вот Роза ничего, да ее мать оказалась «дурой и сплетницей», да и вкус у нее колхозный, недаром говорят, что человек только в пути познается.

— Короче! — под конец констатирует мать. — Эти все и не похожи на чеченок, тем более на горянок! Иначе и не поехали бы в Лондон, на смотрины! Ишь, до чего дошли! Лишь бы я их дочь взяла — на все готовы!..

— Разве ты их берешь? — съязвил сын.

— Не пройдет! Меня не обведешь! — будто бы не слышит мать. — Фу, Бог миловал!.. А для тебя, сынок, в Москве есть достойная кандидатура, и смотреть не надо, — тут называется общеизвестная среди зажиточных чеченцев фамилия.

— Так на кого смотреть не надо? — не без иронии спрашивает Малхаз. — На фамилию или на дочь?

В крайнем недовольстве сузились губы матери, с прищуром, искоса долго всматривалась она в первенца.

— Что-то не нравится мне твой тон! Или я для себя стараюсь? Столько денег потратила, на край света с невестами примчалась!

— Я знаю твою заботу, — стушевался сын и, пытаясь оправдаться, выдал ляпсус. — Просто ты как-то говорила, что эта богатая, то есть известная семья — несносно тупа, и вообще туманного происхождения.

— Чего?! Я? Про них?! — и далее посыпались возмущенные междометия. Конечно, любимый первенец «дураком» не стал, но вышло еще хуже. — Ламро[28], — что было странно слышать от матери того же рода.

Словом, между матерью и сыном сложилось явное недопонимание, а точнее недовольство сыном.

— Будешь слушаться, или живи, как знаешь... Не маленький, — был последний вердикт, и даже в аэропорт, провожать ее, она Малхаза не пустила. Правда, в ту же ночь позвонила из Москвы и уже плакала, просила простить ее вспыльчивость: она больна, много забот, одна за всех не успевает, а он ей так дорог, столько лет она по нему тосковала. Следом позвонил старший из сводных братьев и почти грубо потребовал больше не расстраивать их мать. Ансар, главный спонсор его обучения, вообще не позвонил — Малхаз подумал: вслед может быть и финансовый бойкот. Но он особо не переживал, доселе жил расчетливо, на счету еще приличные деньги. А тут и жизнь коренным образом поменялась.

После Нового года в школе новый набор, много студентов из России, среди них ровесник Шамсадова — Игорь Мельник; по тестированию попадает в класс начинающих — значит в тот же, где до сих пор Малхаз.

Узнав, что Малхаз чеченец, Игорь, не задумываясь, назвал происходящее в Чечне варварским бизнесом, идиотизмом, чем сразу же покорил кавказца. Они сблизились, подружились, каждый день вместе обедали, и тогда к ним присоединялась красивая особа — любовница Игоря. Спустя две недели красавица исчезла, Игорь заключил: «В лес с дровами не ездят», а еще через две: «Англичанки Богом позабыты, а редкие шедевры его не понимают... Скука, тоска!». Следом Игорь предлагает Малхазу жить вместе: оказывается, еще из Москвы он арендовал просторный двухэтажный дом, где всего одна бабуля-хозяйка.

После мрачной комнатушки — два на два — Малхаз блаженствует: они вдвоем занимают просторный этаж со всеми удобствами, и никаких стеснений. Игорь предприимчив, эрудит, занимается весьма экзотическим бизнесом — поставляет в Россию и страны СНГ бананы и другие, как он выражается, «обезьяньи продукты». С раннего утра он звонит по всему миру к своим партнерам, и на каком-то эсперанто, а более пальцами, что до умора смешит Малхаза, общается то с Африкой, то с Латинской Америкой.

С важностью взрослых только ко второй паре занятий является этот тандем. И только одну пару часов они могут высидеть, а потом обед по-русски, легкая прогулка и ланч по-английски, вечерний «сон-дренаж», и вновь маленький ресторанчик — Игорь любитель восточной кухни и шотландского виски, к полуночи — боулинг, паб, под утро они выходят из дискотеки. И так жизнь прекрасна три месяца, а там Игорь преждевременно срочно улетает — проблемы в Москве.

Малхаз возвращается в свою прежнюю стесненность, и не только жилищную, но и финансовую. А вскоре ожидаемое — срок визы истекает, и еще не совсем, но тоже ожидаемое — Ансар не желает более проплачивать обучение, на то веский и справедливый аргумент: Малхаз за девять месяцев так и не освоил английский язык, не говоря о компьютерных курсах.

Казалось бы, все к лучшему, он наконец-то освободился от принудительной опеки и может спокойно умчаться домой. Но где этот дом, и кто его там ждет? В Чечне еще продолжается война, в Москву нельзя, а более ему и деваться некуда; он действительно дурак, по крайней мере дурака провалял, теперь жалеет, зависть гложет, видя, как «щебечут» чисто по-английски те, кто с ним начинал. Да и что таить, главный-то аргумент другой: соблазняет, ой как соблазняет европейская цивилизация, и кажется: а чем и мой народ хуже? А жить только так хочется, вот только бы в кругу своих сородичей! Нет, нельзя так позорно бежать, надо освоить азы благоразумного общества и всеми силами постараться, конечно, не все, но лучшее и приемлемое из этого перенести на родной Кавказ.

Задним умом все мы крепки — получил Малхаз официальное уведомление: мол, погостил и хватит, или доплати и вкушай наше щедрое, пожалуйста. От строгого предписания он в восторге удивлен — без словаря все понял, и вроде не учился, а тем не менее жизнь в среде заставила автоматически многое уяснить. «Еще чуть-чуть, и бегло бы заговорил», — сожалеет он, собирая жалкие вещички. Уже проработал маршрут: Лондон — Стамбул — Баку или Тбилиси; как раз на этот авиаперелет у него остались деньги, а далее как Бог даст, а скорее всего — всухомятку и пешком, напрямик через перевал Шатили — там земляки помогут.

Малхаз уже собирался покупать билеты, а тут непредвиденные расходы: на заключительный банкет, на групповые фотографии, какой-то должок по жилью и телефон — в итоге и до Стамбула он не долетает. Он в смятении: это страшная ситуация, застрять в чужой стране без средств к существованию.

Просить у матери совесть не позволяет — сам виноват, не ценил. После нелегких раздумий на авось набрал Москву, Мельника. К Игорю от скуки он много раз звонил, лишь дважды удалось поговорить. Связь была односторонней, и только по служебному номеру через секретаря (домашний не дал), и Игорь оба раза хоть и был вроде рад и приветлив, но немногословен — то у него встреча, то совещание. На сей раз Малхазу повезло, вновь общие фразы, восторженные воспоминания; и слыша, что Игорь собирается прощаться, Малхаз скороговоркой выпалил просьбу — тысячу долларов в долг, и в конце уже совсем увядшим голосом: