По жизни любознательный Шамсадов довольно быстро определил, что лаборатория, в которой он обучался, готовит не просто компьютерщиков, а специалистов для нового вида войн, информационных.

Руководствуясь общей стратегией лаборатории, применив несколько внутренних методик по негласному внедрению в чужую программу, Малхаз, при вроде бы негласном «попустительстве» личного консультанта, проник в одну, потом в другую секретную программу — и сразу же получил «по рукам», но понял, что это одобрено, оценено. И как бы невзначай ему рекомендуют, куда проникать можно и нужно, а куда нельзя. Нельзя в Европу и США, а в остальной мир очень даже нужно, но осторожно, чтобы не «наследить», иначе приходится выбраковывать целую компьютерную сеть, что нередко в лаборатории происходит.

Для проникновения в чужую программу необходима одновременная атака с не менее чем десятка компьютеров на заданный сайт, определение типа защитной программы и взлом секретного шифра. А далее как пожелает взломщик: или впускают вирус, с целью дезорганизации компьютерной деятельности, или скачивают закодированную важную информацию, или заставляют выполнять свои требования.

Все это легко говорится, да нелегко делается. Во-первых, нужна поддержка негласных «коллег», которые во всех концах мира поддерживают друг друга (разумеется, есть и провокаторы). Во-вторых, необходимо упорство, упорство и упорство — просто так защиту не обойти, а атакуя по капельке, выявляешь логику защиты, и здесь необходимо третье, самое важное условие: надо быстро проанализировать ответную реакцию, сделать правильный вывод и определить брешь, ибо без нее не бывает, так как в любую программу кто-нибудь так или иначе должен войти и секретный шифр в ней заложен.

Понятно, что самый ответственный этап последний, и здесь, к счастью или к сожалению, компьютер ничего не решает, здесь должны действовать только человеческий ум, смекалка и даже интуиция. Словом, как и в любом творческом деле, здесь тоже нужен талант.

И так получилось, со временем надоело Шамсадову «лазать» по китайским, корейским и японским сайтам (там он ничего не понимает, одни иероглифы), и тогда он «полез» на российские сайты — та же скукота, все то же жулье, сами себя обворовывают, себе же в итоге вредят. И тогда, просто из любопытства, раз физически не допускают, решился он «пройтись» посредством компьютеров по остальным корпусам собственной лаборатории.

Его личный консультант, может, бдительность потерял, а может, тайно следил, в итоге через неделю «хождений» Малхаза, обнаружив вторжение, его схватили с поличным, буквально арестовали, отняли паспорт, кабинет и компьютеры опечатали, отвели в какое-то помещение, похожее на карцер, и провели жесткий допрос.

К вечеру его все-таки отпустили, но дома, он просто по нюху понял: был обыск, и, скорее всего, установили «жучки», а может и наружное наблюдение.

На следующий день Малхаза в течение четырех часов гоняли на детекторе лжи. Не удовлетворившись результатом, эту очень неприятную процедуру повторили. И только тогда, может, поверили, а может, нет, да вроде простили, и параллельно повели витиеватые, весьма соблазнительные и в то же время угрожающие беседы, типа кнута и пряника. Шамсадов понял, что его просто вербуют, и тогда он прямо заявил:

— Ни на кого работать не буду, шпионить тем более. Жить хочу открыто и свободно. Провинился — накажите, но спекулировать не надо, двойную мораль не потерплю, никого продавать не собираюсь.

— Но ведь Россия вас уничтожает, — был веский аргумент. — Неужели Вы не хотите помочь своему народу?!

— Хочу, как могу, помогаю и всегда буду помогать. Но Вы ведь видите, я здесь с российским паспортом, и в свой колодец, пусть даже болотистый, плевать не хочу, из другого пить тоже не собираюсь, и знаю, чем это рано или поздно кончается... Если буду жить, то хочу своим ученикам прямо в глаза смотреть... А защищая родину, я открыто, в рукопашную шел, и свидетельство тому мои раны.

— И за это Вас преследуют в России, Вы ведь, как-никак, в розыске. А если мы Вас выдадим?

— Не надо меня шантажировать. Я, может, в розыске российском, но не в международном. И если на то пошло, ни один суд меня не накажет за мои действия.

— Ошибаетесь. Вы наивны и не знаете российский суд.

— Я не наивен, знаю, что такое российский суд, и не боюсь его... Боюсь только Божьего суда, на сделку с вами не пойду.

Все это случилось еще до помолвки Томаса. К радости Малхаза, ему вернули паспорт, оставили в покое и даже позволили продолжать учебу. Но доступа в сеть Интернет — нет, и у него другое направление: компьютерная графика, художественное оформление сайтов, что экономически выгодно и весьма перспективно. И все бы ничего, вроде пронесло, и тут, надо же, Безингер объявился: вот к кому надо бы в программу «пролезть», да теперь невозможно, отстранен, а со своего личного, домашнего, портативного компьютера это практически невозможно, очень рискованно, и наверняка он теперь под контролем.

А когда Томас Ралф-младший выдал досье Безингера, руки Малхаза и вовсе зачесались: вот когда он ощутил себя действительно шпионом, и это было противно, да действовать хотелось и не моглось.

Вскоре, на выходные, пришлось ехать в Пул: Шамсадов обещал к предстоящей свадьбе нарисовать совместный портрет жениха и невесты. А у Ралфов неожиданность: почему-то именно в это утро Томаса отозвали из отпуска, свадьба отменяется, жених и невеста поссорились, а Ралф-отец, всегда упрашивавший сына жениться, вроде спокоен.

Малхаз в нюансы не вникает, но ему хочется верить, что все это произошло из-за сомнительного родства невесты и Безингера. Вечером, за бокалом виски, Воан Ралф это косвенно подтвердил, хотя и с деликатностью, что, мол, молодым решать, а потом, чуть охмелев, выдал, что в курсе напастей Малхаза; конечно, всего он не знал, однако суть ясна; и закрывая эту тему, лорд подытожил:

— Молодец Малхаз! Так и надо жить! Ты меня не разочаровал, не зря я за тебя ручался, спасибо!

— Это Вам за все спасибо! — отвечал Малхаз, сияя от гордости, но вдруг задумался, загрустил.

— Что ж ты сник, наливай еще! — усмехнулся лорд. — Говори, вижу, что-то надобно.

— Помогите, пожалуйста... от сети отстранили, а она мне сейчас очень нужна.

— Что?! — закряхтел, кашляя, Воан Ралф. — Небось, вновь куда «залезть» хочешь?

Секунду помедлив, Малхаз решительно ответил:

— Хочу в архив Безингера «войти».

— М-да! — лорд сделал большой глоток, осушил бокал. — Это правда, что и твою картину он украл? — и увидев только злой кивок. — Да, шельма он порядочная!.. А не боишься?

— Нет.

— А сможешь? Это незаурядное дело, а он тип непростой, и свое богатство охранять приучен... в веках.

— Сайт для него не богатство, — уже загорелись глаза Малхаза, убеждая лорда, он подался вперед. — Мне кажется, я знаю его психологию и вычислю его код, в крайнем случае, при поддержке лаборатории взломаю.

— Хм, если Безингер узнает, в порошок сотрет, через суды миллионы отсудит.

— Ничего он не узнает, я буду действовать извне, мне нужна только поддержка... Неужели мы все его боимся?! — в сердцах выдавил Малхаз, кольнул за живое.

— Нет! — кулаком ударил по столу лорд. Теперь в свою очередь он надолго призадумался. Вставая, буркнул. — Поздно, пойду спать. — И в дверях, не оборачиваясь. — На днях позвоню.

В течение нескольких дней личный консультант вел с Шамсадовым продолжительные беседы. Малхаз прекрасно понимал, что его собеседник только озвучивает вопросы, а все прослушивается и даже просматривается другими. Детектора лжи не было, однако Шамсадов ничего не утаивал и, ничего не прибавляя, доподлинно рассказал историю с воровством своей картины. Он был уверен, что шефы лаборатории «клюнут» на его предложение, уж очень заманчиво заглянуть в «душу» Безингера, и тип он вроде как свой, да не простой.

— Ну, тогда и в дальнейшем мы будем сотрудничать, — прозвучала коварная фраза, которую Шамсадов с тревогой ожидал.