Королевская конница выезжала из лагеря на рекогносцировку, но русские отряды, выходя за городские стены, отгоняли ее; впрочем, сетовал ксендз, «русские ни на один шаг не хотели выйти из-под защиты своих выстрелов», выполняя строгий наказ воевод. А «королевские люди» несли потери. «Один немец, по имени Иксель, должно быть, знатный, погнался за каким-то русским, но сгоряча попал под самые крепостные выстрелы, получил рану в голову, упал с коня и был тотчас захвачен русскими. Хотели некоторые из наших подать ему помощь, но было поздно, потому что стрельба из пушек и ручниц шла ильная. Из прислуги некоторые ездили под самые стены за конским фуражом: трое попалось в руки осажденных. Король очень озабочен».
Конечно, не в мелких схватках под стенами города и единичных потерях крылась причина озабоченности Стефана Батория. Активные действия защитников Пскова и сильный огонь со стен заставили королевскую армию перейти к трудоемким фортификационным работам, которые позволили бы приблизиться к городу и установить осадные орудия. Воевода Иван Шуйский выигрывав время…
«По просьбе короля и гетмана все жолнеры и двор посылают свои повозки для фашинника на туры, – пишет Пиотровский, и тут же высказывает свои сомнения, вызванные впечатлениями от силы русской артиллерии: – Бог знает, выдержат ли наши туры, придется, пожалуй, ставить деревянные срубы». Как показали дальнейшие события, его сомнения были небезосновательными.
1 сентября множество «королевских людей» начали рыть траншеи, чтобы по ним безопасно подобраться к стенам. Первую траншею прокладывали литовцы, вторую – немцы, третью и четвертую – поляки, пятую, ближе к реке Великой, – венгры. Все траншеи вели к Покровской и Свиной башням – этот участок стены близ реки Великой был выбран Стефаном Баторием для генерального штурма. Земляные работы продолжались три дня. Ночами ставили туры, насыпали их землей, подбираясь все ближе и ближе к стене. Защитники города открывали «частую стрельбу из орудий, но благодаря бога, большого вреда не нанесли», – пишет ксендз Пиотровский. Мешала темнота, но вскоре русские воеводы нашли средство противодействовать и ночным работам. «Русские зажгли какую-то деревянную башню, поставленную внутри за стеною; все стены, поля и башни, освещенные этим огнем, были ясно видны, как днем. При помощи этого освещения русские вплоть до полуночи осыпали наши окопы ядрами и пулями, чем сильно затрудняли работу. Ночью русские употребляют удивительные хитрости против наших рабочих: не довольствуясь беспрерывною пальбою, они бросают в окопы факелы и каленые ядра, так что не только причиняют вред нашим, но и освещают местность около стен и тем самым заставляют работать под навесами – иначе все видно».
По этим записям можно судить, что секретарь королевской канцелярии явно был встревожен. «Лениво ведем мы осаду. Уже неделя, как стали мы здесь лагерем, а все еще не стреляем и батарей готовых не имеем. Вот уже четыре дня и четыре ночи копаем траншеи, плетем корзины, а русские, видя, куда мы метим, там и укрепляются. Работающие в окопах говорят, что из города доносится сильный шум. Слышен между прочим постоянный стук топоров; надо полагать не к добру для нас!»
Ксендз Пиотровский не мог, конечно, заглянуть за стены Пскова в эти дни, мы же в состоянии это сделать, вернувшись к русской «Повести о прихождении Стефана Батория».
Прежде всего, воеводы точно определили направление будущего штурма: «угол града, от реки Великой, от Покровских водяных ворот и до польских Свиных ворот; сие место из наряда разбив, так взять город». Именно здесь «королевские люди… лукавым своим умышлением вельми близко к городу прикопались, яко единому городовому рву межь ними и градными стенами быти». Не прошло мимо внимания воевод и то, что противник ставит туры, места для артиллерийских батарей: «одни против Свиных ворот, вторые же туры против Покровской наугольной башни, третьи же туры против того же угла, за Великою рекою». В ночь на 5 сентября «в бойчие трои туры наряд приволокли и поставили». Пока шли осадные работы, защитники города имели возможность значительно укрепить опасное место.
Король Стефан Баторий допустил крупную тактическую ошибку, планируя штурм хорошо укрепленного города на одном узком участке – чуть больше версты. Для опытного полководца это непростительно, ведь три десятилетия назад был пример взятия русскими войсками Казани, где прорыв в районе Арских ворот дополнялся непрерывными приступами к городским укреплениям со всех сторон, так что казанцы не могли маневрировать силами, сосредоточить значительные резервы в месте прорыва. Однако было бы несправедливым упрекать Стефана Батория, скорее, это была не ошибка, а вынужденное решение. Сокрушительным огнем со стен и активными действиями «вне града» воевода Иван Шуйский не позволил королевским полкам приблизиться к городу без больших инженерных работ. Всему королевскому войску потребовалось несколько дней для того, чтобы выкопать пять траншей и поставить туры и батареи против Покровской и Свиной башен. Провести такие же осадные работы вокруг всего города противнику было просто не под силу. Ксендз Пиотровский в своем «Дневнике» высказывал сомнения: «Станем бить с одной стороны, а другая будет оставаться в целости?» Вряд ли не понимал этого и Стефан Баторий, но… сделать ничего не мог! Русские воеводы вынудили его действовать именно так, и это предопределило неудачу штурма, несмотря на огромное численное превосходство королевского войска (имеется в виду общее численное превосходство, в то время как на предполагаемом участке штурма такого превосходства не было: Иван Шуйский стянул туда все свои резервы). Риск был оправдан: к другим стенам поляки даже не приближались.
Русский автор так описывал дополнительные оборонительные меры русских воевод у опасного места: «Государевы бояре и воеводы повелели против того места всякими укреплениями стены подтверждать. Против же каменной стены, подале, деревянные стены делать и всякие крепости приготовить, для пробития от литовских людей каменной стены. И наряд поставили, и детей боярских и стрельцов, и псковских посадских стрельцов на том же месте поставили, если от Покровских ворот приступу быть». Здесь же находились лучшие воеводы. «В том же в Покровском углу и в Свиных воротах был государев воевода князь Андрей Иванович Хворостинин», общее командование принял там «государев боярин и воевода князь Иван Петрович Шуйский». Сюда же съехались на совет «все государевы бояре и воеводы,… пушечного приказу государев дьяк Терентий Лихачев», псковские дьяки и «о градоукреплении смышляли».
Итак, в русском стане все было готово к отражению штурма. Перенесемся в осадный лагерь короля Стефана Батория. 6 сентября ксендз Пиотровский записал в своем «Дневнике»: «Сегодня ночью устроены в окопах последние туры и на них поставлено шесть орудий (всего было выдвинуто к месту штурма двадцать крупных осадных пушек); в наступающую ночь будут установлены все остальные и, ей-богу, завтра на рассвете мы скажем псковичам: добрый день!»
Радужное настроение ксендза было несколько подпорчено ответными действиями защитников Пскова, и он жалуется: «Они опять поднимаются на хитрости: ночью бросают в наши окопы каленые ядра, которые освещают всю местность; если где заметят наших, занятых работами, стреляют в них, как в мишень, и многих убивают».
Наступило 7 сентября – первый день общей бомбардировки Пскова. Ксендз торжествует: «Сегодня с рассветом начали громить город с трех батарей – польской и двух венгерских. На польской – восемь орудий, направленных на башню, стоящую у ворот; на венгерских – другие восемь, которые действуют по угловой башне у реки Великой; с третьей батареи, поставленной на той стороне Великой, венгерцы стреляют также по угловой башне. Целый день без перерыва били крепко в башни и стены, и с божиею помощию продырявили их ядрами настолько, что завтра подумываем о штурме и надеемся, что эта часть города будет наша. О боже, какой сегодня грохот! Стены клубились, как дым; мы не думали, что они будут так непрочны. В окопах убили пушкаря и из мортир – несколько рядовых: но без этого обойтись нельзя. Из города стреляют тоже не дурно, но из названных двух башен русские должны были поспешно убрать орудия в другое место и прекратить стрельбу».