Штурм начался на рассвете 19 февраля и продолжался несколько часов. В различных местах русским ратникам удалось ворваться в проломы, забраться по лестницам на стены, но удержаться там они не смогли. По словам летописца, шведы «противляхуся и крепко стояху», штурмующих «з города збиша», «многих ратных людей побиша и отбиша от города прочь».

Однако «того же дни царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии указал к городом к Ругодиву и к Иванюгороду рослисати воевод и голов к другому приступу». С вечера началась подготовка к новому штурму.

Видимо, стали проявлять активность шведские войска, отступившие ранее к Раковору, и тогда же было велено послать подкрепление заслону, прикрывавшему русское войско с этой стороны. В передовом полку «в посылку к Раковору» был первым воеводой князь Дмитрий Хворостинин. Помощи извне защитники Нарвы не получили, it это решило судьбу войны. Шведский гарнизон понес во время штурма большие потери, восполнить которые возможности не было. Шведский главнокомандующий Горн обратился с просьбой о перемирии.

«И февраля в 20 день кликали из Ругодива немцы от проломного места, где стоял с нарядом околничей и воевода Иван Иванович Сабуров, а просили толмача. И воевода послал к ним толмача, и велел их спросити, что их дело. И немцы говорили толмачу, что ругодивские воеводы бьют челом боярину и дворовому воеводе Борису Федоровичю Годунову, чтоб прислал к ним ково поговорить, а в те поры к городу приступати и из наряду бити не велел, а они вышлют за город говорить лутчих немец».

Согласие на переговоры было дано, пушечная канонада прекратилась. Русские представители потребовали, чтобы шведы «отдали государевы городы Ругодив, Ивангород, Копорью, Корелу». Шведы же просили прекратить военные действия, пока они не «сошлются» с королем, который будто бы «учнет миритися». Эта наивная хитрость никого не ввела в заблуждение, шведских парламентеров отправили с берега реки Наровы обратно в город, и «по городу из наряду бити стали».

Огонь русских пушек был сокрушительным, и шведы вновь «говорили з града, чтоб часов пять-шесть по городу из наряду бити не велел», чтобы они могли посоветоваться о сдаче. «И Борис Федорович часы три и четыре из наряду по городу стреляти не велел, а велел над немцы смотрити и тово, чтоб они проломных мест не заделывали, а учнут заделовать проломные места, по городу из наряду попрежденму бити велел».

Переговоры возобновились. Шведы, уже не ссылаясь на необходимость получить согласие своего короля, предложили отдать «государеву вотчину Ивангород». Русские представители повторили свои прежние требования. «И били из наряду по городом тот день и ночь всю безпрестанно», – отмечает разрядная книга.

И снова шведы выдержали только до середины дня 21 февраля: «Немцы кликали з города воеводам, чтоб Борис Федорович выслал к ним ещо поговорить». Снова «съезжалися на реке Нерове», и снова не достигли согласия, отложив дальнейшие переговоры на 22 февраля.

«И по городом воеводы из наряду учали бити», – снова сообщает разрядная книга. «И немцы приказали з города, чтоб из наряду не били, а они ещо съедутся». Шведские представители пошли на дальнейшие уступки – настолько впечатляющим было «слово» русской артиллерии. На этот раз они заявили, что согласны отдать «Ивангород да Копорью, а Ругодива им и Корелы никако не отдавывать, в том волен бог да государь, а им болши тово говорити нечево и помереть они готовы».

Шли дни, обстрелы города перемежались переговорами, шведы стояли на своем. Обстановка начала меняться не в пользу русского войска. Как говорили воеводы на военном совете, войско «под Ругодивом и под Иванемгородом поизстоялося. А путь зимний приходит последней, река Нарова портитца, сверх леду появилася вода великая. А в загонех кормов конских уже не добывают и людем и лошадем в кормех нужа ставитца великая». Необходимо было на что-то решаться, тем более что «немцы в городе сидели жестоко и проломные места учали задеваловати и кликали з города воеводам, что они, взяв на свои головы, отдают государю два города, Ивангород да Копорью», а об остальных городах следует говорить с королем…

Наконец перемирие сроком на один год было заключено. 25 февраля «ругодивский воевода Карл Индриков с товарищи приезжали в государеву в суконную избу, а поставлена была государева суконная изба на иванегородцкой стороне у пристани, и записи договорные, что учинити перемирье на год, подписали», отдав в знак сдачи Ивангорода «иваногородцкие ключи», и «государевы люди» беспрепятственно въехали в Ивангород. Передано было русским воеводам и Копорье (крепость Ям была взята русскими полками еще в начале похода). Везде встали русские гарнизоны. Поход закончился.

Успех зимней кампании 1590 года определили несколько факторов. Во-первых, быстрые удары ликвидировали или блокировали шведские опорные пункты, из которых могли быть нанесены тыловые удары русскому осадному войску (Ям, Копорье). Во-вторых, воевода Дмитрий Хворостинин в полевом сражении разбил шведское войско, прикрывавшее Ивангород и Нарву, что позволило главным силам русских беспрепятственно подойти к этим крепостям и сразу начать осадные работы. В-третьих, были надежно закрыты «колыванская» и «раковорская» дороги (что сделал опять-таки Дмитрий Хворостинин), шведский гарнизон в Нарве оказался в изоляции, помощи он не получил. И в-четвертых, решающим при осаде Нарвы было явное превосходство русской артиллерии, именно стрельба из «наряда» сокрушила оборону и заставила шведов начать переговоры. Шведы пошли на серьезные уступки. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой, города Ивангород, Копорье, Ям вновь вошли в состав Российского государства.

Шведский король Юхан III не желал примириться с поражением и потерей важных в стратегическом отношении крепостей. Ему удалось заключить военный союз с крымским ханом Казы-Гиреем, близ русских границ начала сосредоточиваться восемнадцатитысячная шведская армия под командованием К. Флеминга. Но летом 1591 года стотысячная орда Казы-Гирея потерпела поражение под Москвой и поспешно отступила, а осенью армии фельдмаршала Флеминга удалось только разграбить окрестности Пскова. В свою очередь, в январе 1592 года русские полки подошли к Выборгу, фельдмаршал Флеминг, армию которого русские воеводы «втоптали» в крепость, вынужден был смириться.

Военные действия затихли, начались мирные переговоры. В 1595 году в Тявзино русские послы подписали «вечный мир» со Швецией, по которому шведы возвращали все захваченные ими после Ливонской войны русские земли, в том числе и Корелу с уездом.

Но до этого боярин и воевода Дмитрий Иванович Хворостинин не дожил: он умер 7 августа 1591 года…

Воевода, стоявший по местническому счету намного ниже своих соратников, поднялся благодаря полководческому таланту и верной службе на благо Отечества до самых вершин тогдашней военной иерархии. Он был воеводой большого полка, возглавлял оборону южной границы, получил боярский чин (что удавалось далеко не всем высокородным князьям!), заседал «в большой лавке» при приеме иноземных послов, был одним Из десяти бояр, входивших в ближнюю царскую тайную думу. Взлет, непонятный многим современникам. Недаром с Дмитрием Хворостининым столько раз спорили «о местех» его знатные подчиненные!

Но истинное место Дмитрия Ивановича Хворостинина сразу понял сторонний наблюдатель, английский посол Джилз Флетчер, который побывал в Москве в 1588-1589 годах. Он записал в своем сочинении «О государстве русском»: «Теперь главный у них муж, наиболее употребляемый в военное время, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, старый и опытный воин, оказавший, как говорят, большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Если бы Флетчер задержался в Москве еще на один год, он бы, конечно, добавил к татарам и полякам – шведов…

Вдумайтесь в слова, написанные проницательным англичанином о Дмитрии Ивановиче Хворостинине: «муж, наиболее употребляемый в военное время». Не в этом ли высшая похвала для полководца?

Дмитрий Хворостинин сыграл важную роль в формировании русской военной системы, с которой Россия вступила в следующее, XVII столетие. Подробное описание армии Российского государства на рубеже XVI и XVII веков, в самый канун «нового времени», содержится в записках капитана Жака Маржерета [41], француза, нанявшегося на русскую службу в 1600 году. Он специально выделяет роль «генералов», в руках которых фактически находилось все русское войско.