Мы шли гуськом, в затылок друг к другу, шествие замыкал коротышка. Я инстинктивно вздрогнул, когда в прихожей нас встретили два коротких толстых ствола, направленных в упор. Если бы вам приходилось видеть человека, убитого из такого оружия, вы бы поняли мое состояние. Сразу у входа стояли вешалки для шляп, но обитатели этого дома определенно ими не пользовались.
Прихожая вела в небольшую комнату, откуда доносились звуки фортепиано. Если прислушаться, то возникало впечатление, что у музыканта не хватает на руке, как минимум, двух пальцев. В дальнем конце прихожей была видна стойка бара с высокими стульями, за баром – спортивные кубки. Интересно, кто и за какие победы их получал? Здесь, наверное, были рекордсмены-убийцы, чемпионы, способные отправить противника в нокаут одним ударом резиновой дубинки. Я-то уж точно знал, кому вручить такую награду. Если бы, конечно, мог найти эту выдающуюся личность. Скорее всего, все эти кубки были просто куплены, чтобы украсить интерьер, чтобы гостиница была похожа на штаб-квартиру благотворительной организации для бывших заключенных.
Приятель коротышки проворчал:
– Сюда, – и повел нас в комнату, с первого взгляда представлявшую собой что-то вроде офиса.
С перекладины на потолке свешивалась медная лампа. В углу у окна стоял шезлонг из орехового дерева, а рядом с ним – большая бронзовая скульптура обнаженной девушки. Глядя на нее, можно было подумать, что по модели в свое время хорошо прошлись круглой пилой. На стенах, покрытых панелями, висели картины, напомнившие мне иллюстрации в учебных пособиях для акушеров.
С дивана, обтянутого зеленой кожей, навстречу нам поднялся Красный Дитер в черной рубашке с закатанными рукавами и поднятым воротником. Увидев нас, он швырнул свою сигарету в камин. Дитер посмотрел сначала на Сикса, а потомка меня, по-видимому решая, сделать ли ему вид, что его обрадовало наше появление здесь, или, напротив, продемонстрировать тревогу и суровость. Но Сикс не дал ему времени на раздумье. Он шагнул вперед и вцепился Красному в горло.
– Ради Бога, что ты с ней сделал? – Какой-то малый, сидевший в углу, вскочил, и вдвоем нам не без труда удалось оттащить Сикса от Дитера.
– Уберите его отсюда, уберите! – завопил Красный. Он одернул пиджак и, отдышавшись, огляделся по сторонам, как бы проверяя на окружающих, удалось ли ему сохранить достоинство.
Сикс не успокаивался и орал:
– Моя дочь! Что ты сделал с моей дочерью?
Гангстер нахмурился и вопросительно поглядел на меня.
– О чем это он, черт возьми? Вы мне можете объяснить?
– Он говорит о тех двоих, которых ваши люди схватили вчера в домике на берегу, – сказал я решительным тоном. – Что вы с ними сделали? Сейчас нет времени все объяснять, но эта женщина – его дочь.
Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Вы что, считаете, что она все еще жива? – как-то невпопад сказал он.
– Где она? – спросил я.
Красный выругался. Он потемнел, как газовая лампа, у которой прикрутили фитиль, а губы его задрожали, словно у него во рту было битое стекло. На его квадратном лбу проступила тонкая голубая жилка, рельефная, как плющ-вьюнок на кирпичной стене. Он показал рукой на Сикса:
– Пусть он останется здесь.
Красный направился к выходу, расталкивая плечом охранников.
– Запомните, Гюнтер: если окажется, что это один из ваших трюков, я сам буду тренироваться на вашей физиономии.
– Не считайте меня за дурака. Постойте, мне нужно выяснить еще кое-что.
Красный остановился у двери и оглянулся. Лицо его налилось кровью, он был на грани бешенства от распиравшей его злости.
– Что еще?
– Со мной работала одна женщина. По имени Инга Лоренц. Она исчезла в Ванзее, где оставила машину недалеко от этого домика на берегу. Это произошло незадолго до того, как ваши ребята стукнули меня по голове.
– А почему вы спрашиваете об этом меня?
– Если вы похитили двоих человек, то не думаю, что испытали бы угрызения совести, прихватив и третьего.
Я решил, что сейчас Красный плюнет мне в лицо.
– О какой это совести ты тут болтаешь?
Он выскочил на улицу. Я бросился за ним, и мы побежали к одному из лодочных ангаров. Навстречу нам оттуда вышел какой-то верзила, на ходу застегивая ширинку. Не слишком сориентировавшись, он расплылся в улыбке.
– Что, босс, вы тоже не прочь развлечься?
Поравнявшись с ним. Красный какое-то мгновение безучастно смотрел на него, а потом, размахнувшись, ударил в живот.
– Заткни свою мерзкую пасть! – рявкнул он и ногой распахнул дверь.
Я переступил через рухнувшего гангстера, который судорожно хватал ртом воздух, и вошел внутрь. Я увидел длинный стеллаж с лодкой, к которому был привязан человек, раздетый до пояса. Голова его свешивалась на грудь, а на плечах и шее было множество следов от ожогов. Что это Хауптхэндлер, можно было только догадаться, так как побои обезобразили его лицо до неузнаваемости. Рядом стояли двое, не обращая на своего пленника никакого внимания. Оба курили, у одного из них я заметил латунный кастет.
– Где эта чертова бабенка? – заорал Красный. Один из мучителей Хауптхэндлера небрежно показал пальцем через плечо.
– В соседнем отсеке, с ней сейчас мой брат.
– Послушай, босс, – он кивнул в сторону Хауптхэндлера, – этот тип, видно, не собирается говорить. Как скажешь, поработать с ним еще немного?
– Оставьте этого ублюдка в покое! – заорал Дитер. – Он ничего не знает.
В соседний отсек свет совсем не пробивался, и глазам требовалось время, чтобы привыкнуть к темноте.
– Франц! Где ты, черт тебя дери?
До моего слуха донесся слабый стон и одновременно пыхтенье, кряхтенье, пока наконец не проступила вся картина в полном объеме: необъятных размеров мужчина со спущенными до лодыжек брюками, склонившийся над обнаженным женским телом, привязанным к перевернутой лодке лицом вниз.
– Поднимайся, мразь, ублюдок! – завопил Красный.
Мужчина, чья фигура по объемам и очертаниям сильно напоминала рундук, на приказ никак не отреагировал несмотря на то, что Красный повторил его снова, наклонившись прямо над ухом этого упрямца.
Франц не собирался останавливаться, закрыв глаза и в истоме склонив свою голову на плечо. Его неимоверных размеров пенис входил и выходил из анального отверстия Греты Пфарр почти конвульсивно, а колени были согнуты так, будто он оседлал лошадь, которая давно убежала из-под него.
Красный со всего размаха ударил его сбоку по голове, но с таким же успехом он мог стукнуть локомотив. Тогда он выхватил пистолет и выстрелил, почти не целясь.
Франц, как стоял, подогнув ноги, так и свалился. Теперь он напоминал затухший вулкан: из его головы струился дымок, отдающий запахом бургундского вина, а его пенис, находившийся все еще в состоянии эрекции, упал набок, словно грот-мачта корабля, разбившегося о скалы.
Носком ботинка Красный оттолкнул тело в сторону, а я стал отвязывать Грету. При этом Красный то и дело поглядывал на глубокие полосы на ягодицах и бедрах Греты – ее наверняка били коротким хлыстом. Грета совсем закоченела, а запах спермы был, кажется, неистребим. Трудно сказать, сколько раз ее тут насиловали.
– Ну и мразь, до чего они ее довели! – почти простонал Красный. – Как я предъявлю ее Сиксу в таком виде?
– Главное, чтоб она была жива, – сказал я, снимая пиджак и расстилая его на земляном полу.
Я приложил ухо к ее обнаженной груди: сердце билось, но, хотя пульс еще прощупывался, она пребывала в глубоком шоке.
– Как? Дышит? – Красный в этот момент напоминал школьника, который беспокоится о своем любимом кролике. Я увидел, что он все еще держит в руке пистолет.
Вокруг уже теснились парни из «Германской мощи», сбежавшиеся на звук выстрела. Кто-то спросил:
– Он убил Франца?
А другой голос уже комментировал:
– В этом не было нужды.
И тут я понял, что сейчас нам придется туго. Видно, Красный так же оценил ситуацию. Он повернулся к своим:
– Эта женщина – дочь Сикса. Вы все его хорошо знаете. Он человек богатый и влиятельный. Я велел Францу оставить ее в покое, но он не стал меня слушать. С нее уже достаточно, она и так чуть жива. Он мог убить ее.