Утром 12 декабря мы по-прежнему шли сквозь разорванный пак, который позже местами стал толще. Небо было затянуто тучами, пошёл небольшой снег. В 7 утра я отдал приказ поднять паруса, чтобы воспользоваться северным ветром, но пять часов спустя он сменился на западный. В полдень мы находились на 60,26° ЮШ и 17,58° ЗД, за последние 24 часа мы продвинулись только на 33 мили. Лёд стал плотным и мы стали протискиваться сквозь узкие каналы и случайные участки открытой воды, довольно часто на траверзе (движение судна боком). Нас окружали антарктические и снежные буревестники, тайфунники, глупыши, белолобые крачки и пингвины Адели. Последние, завидев наш корабль, приходили в такое волнение, что это вызывало у находящихся на борту улыбки. Постоянная шутка была о том, что все Адели на льдинах знали Кларка (Кларк Селби — биолог), и когда он стоял за штурвалом, то утекали со всех ног, выкрикивая при этом «Кларк! Кларк!», видимо очень негодуя и возмущаясь тем, что он никогда их не ждал и даже не спрашивал их мнения.

Этим вечером мы нашли несколько хороших проходов и продолжали идти на юг всю ночь и весь следующий день. Пак, насколько было видно, простирался во все стороны. Полуденные наблюдения показали, что за прошедшие сутки мы прошли 54 мили, прекрасный результат в таких условиях. Уайлд подстрелил на льдине молодого тюленя Росса и мы сманеврировали рядом с ним. Хадсона (Хуберт Хадсон — штурман) спустили вниз, он подхватил тюленя, и обоих втянули обратно. Тюлень был 4 фута и 9 дюймов длиной (1,5 м) и весил около девяноста фунтов (36 кг). Он оказался молодым самцом и выглядел очень вкусным, но когда с него сняли шкуру и срезали жир, то каждому из 28 членов экипажа на завтрак досталось лишь по маленькому кусочку. В его желудке были только амфиподы примерно в дюйм длиной, сходные с теми, что мы видели у китов в Грютвикине.

14 декабря погода ухудшилась. Туман с резкими порывами снега. Были замечены несколько айсбергов. Пак стал плотнее, чем в предшествующие дни. Старый лёд был в вперемешку с молодым и наше продвижение замедлилось. Гребной винт получил пару ударов, но не пострадал. На утлегарь установили платформу, чтобы Хёрли мог снять судно во время движения через лёд. Свежий лёд не представлял трудностей для «Эндьюранс», который был способен разбить путь через него, но глыбы старого льда были более значительным препятствием, да и управление судном стало задачей, требующей особого внимания. Но даже осторожная навигация не могла предотвратить столкновений с толстым льдом. Во второй половине дня мягкий южный бриз сменился на умеренный юго-западный штормовой ветер и в 8 часов вечера мы легли в дрейф, так как стало невозможно двигаться дальше без серьёзного риска повреждения руля и гребного винта. Интересный факт, пока в течение трёх дней мы шли на двигателе, северо-западное волнение как будто толкало нас вперёд, хотя и добавляло трудностей с навигацией в каналах, так как лёд постоянно находился в движении.

До окончания штормового ветра «Эндьюранс» оставался в дрейфе следующие двадцать четыре часа. Пак простирался до горизонта во всех направлениях, разорванный бесчисленными узкими протоками. В поле зрения было множество айсбергов, и, похоже, они двигались сквозь пак в юго-западном направлении под влиянием течения. Но, возможно, что сам пак относило к северо-востоку штормовым ветром. Кларк поставил на четыре сажени сеть в поисках биообразцов, но течением её отнесло на юго-запад и намотало на винт. Он лишился сети, двух грузил и линя. В течение суток ещё с десяток айсбергов продрейфовали в южном направлении. В полдень наше положение было 61,31° ЮШ, 18,12° ЗД. Буря утихла в 8 часов вечера и до полуночи мы прошли ещё пять миль, а затем остановились на неопределённое время в ожидании прояснения погоды. Во время этого короткого перехода капитан, отдавший семафором команду «лево на борт» стоявшему за штурвалом учёному прокричал: «И чего тебе дома не сиделось!» А в ответ услышал возмущённый голос: «Я громко сморкаюсь.»

На следующий день «Эндьюранс» немного продвинулся дальше. Длинные протоки открытой воды вели на юго-запад. С глухим грохотом наш корабль разбил на полной скорости случайную льдину молодого льда. Уорсли в этот момент находился на утлегаре и всего за несколько минут, что Уайлд вёл судно, получил массу непередаваемых ощущений. Объёмный звук удара разнёсся во все стороны, когда форштевень разбил льдину, разделив её надвое, а затем откинув в разные стороны. Температура воздуха была +3° по Цельсию, довольно тепло, а температура воды -1,8 °C. Мы продолжали идти через узкие длинные каналы до 4 утра 17 декабря, когда лёд вновь стал труднопроходим. Очень большие льдины шестимесячного льда лежали перед нами. Некоторые из этих льдин были с квадратную милю непробиваемой поверхности, были среди них и участки тонкого льда. В поле зрения находились многочисленные айсберги, их направление движения стало хаотичным. В одном месте корабль оказался заблокирован клиновидным куском льдины, но мы бросили с кормы ледовый якорь и с его помощью выбрались. В таких условиях управление судном требовало недюжинных физических и нервных сил. В полдень с кормы послышался грохот, Хасси (Леонард Хасси — метеоролог), который стоял за штурвалом, рассказал, что «Штурвал резко рвануло и меня бросило на него!» В полдень наше положение было 62,13° ЮШ и 18,53° ЗД, за предыдущие двадцать четыре часа мы прошли 32 мили в юго-западном направлении. Днём видели троих синих китов и одного императорского пингвина, а также 58-фунтовую птицу, которая пополнила нашу кладовую.

Утром 18 декабря «Эндьюранс» шёл между больших льдин сквозь молодой лёд. Открытых проток было мало. Дул лёгкий северный ветер с редкими снежными порывами. Мы запаслись тремя тюленями крабоедами — двумя самками и самцом. Самец был прекрасен, почти весь белый, 9 футов и 3 дюйма, весом 600 фунтов. Незадолго до полудня дальнейшее продвижение было остановлено тяжёлым паком, мы бросили на льдину ледовый якорь и остановились. Я был готов к ужасным условиям в море Уэдделла, но надеялся, что в любом случае в декабре — январе пак будет легкопроходим даже при отсутствии чистой воды. Но мы столкнулись с довольно плотным многолетним льдом с очень недружелюбным нравом. Паковый лёд можно сравнить с гигантским паззлом, выдуманным природой. Части этого паззла хаотично плавают сами по себе, местами смыкаясь друг с другом и постепенно становясь одним большим плотным участком «сплошного льда», со временем весь этот кусок смыкается до такой степени, что проходим только пешком. Там, где части льдин смыкаются не плотно, есть участки открытой воды, которая замерзает буквально за несколько часов морозного тумана. Силой давления из этих, вновь сформированных льдин формируются уже более толстые, сдвоенные наподобие слоёного торта, льдины. Затем края тяжёлых льдин медленно, но верно и почти беззвучно сдавливаются, пока не вздыбливаются наподобие «частокола», огораживающего каждый фрагмент этого паззла. Забор представляет собой блоки льда различной массы и формы. Иногда 5–6 футовые блоки льда настолько равномерно и аккуратно сложены, что порой не верится, что это работа природы. Иногда ледяные стены могут разрывать ропаки, вздымающиеся на высоту 6-10 футов, или куполообразные образования, формирующиеся под постоянным давлением, словно вулканы. Всю зиму дрейфующий пак меняется — растёт вширь, утолщается вглубь и сжимается давлением. Если, в итоге, дрейфуя, он упирается в берег, такой, как например западное побережье моря Уэдделла, то страшное давление создаёт ад из нагромождений ледяных торосов, сераков и хребтов на ширину 150 или даже 200 миль от берега. Впоследствии такие участки льда могут дрейфовать и дальше, увеличиваясь за счёт молодого льда.

Я дал это краткое объяснение для того, чтобы читатель смог понять природу льда, через который мы шли многие сотни миль. Также, наверное, потребуется объяснить задержки, вызванные ветром. Когда дует сильный ветер или умеренный штормовой, корабль не может безопасно идти через любой лёд, за исключением молодого, толщиной не более двух футов. Поскольку характер льда невозможно определить далее, чем на милю вперёд или около того, следовательно, в шторм мы всегда останавливались. Осадка судна в кормовой части была 3 фута и 3 дюйма, и это, с одной стороны, хорошо защищало гребной винт и руль, но с другой, делало «Эндьюранс» практически неуправляемым в тесном паке при усилении попутного ветра свыше шести миль в час. Давление ветра на бак (носовую часть судна) и реи фок-мачты, приводило к тому, что бак проседал, и корабль попросту не управлялся в узких протоках и каналах, через которые мы прокладывали путь. Кроме того, просевший бак приподнимал корму до уровня льда, вынуждая нас останавливать двигатели для сохранения гребного винта. Затем корабль неуправляемо дрейфовал, имея возможность только заднего хода с опасностью повреждения руля и гребного винта, ахиллесовой пяты корабля в паковых льдах.