Глава 10 Ной

В последнее время Оливия испытывает огромный стресс, даже сильнее, чем обычно. В дополнение к ведению бизнеса и хождению на цыпочках вокруг наших хрупких, все еще исцеляющихся отношений, она столкнулась с ухудшающимся здоровьем отца.

Долгое время мы притворялись, что он выкарабкается. Но правда такова, что он очень болен. Прогнозы плохие, и, возможно, в этот раз он не покинет больницу. Больше всего на свете мне хочется все исправить, украсть Оливию и защитить ее от боли.

На двоих, мы уже потеряли троих родителей. Так что это для нас не ново. Но дело в том, что к этому невозможно привыкнуть.

Я вздыхаю и поднимаюсь с дивана. Оливия скоро вернется домой, и я планирую приготовить ужин, ожидая ее. Если есть хоть малейшая возможность улучшить ее день, я сделаю это.

Тушу томаты и чеснок в белом вине, а на плите закипают лингвини, когда слышу, как открывается входная дверь. (Примеч. Лингвини — итальянские макаронные изделия).

— Есть кто? — зовет Оливия.

— На кухне. — Я заканчиваю нарезать хлеб и выключаю плиту как раз в тот момент, когда Оливия заходит в комнату.

Она грустно улыбается мне. Я знаю, как трудно даются ей посещения отца. И решаю в этот момент, что больше она не будет навещать его без меня. Несмотря на то, что Оливия никогда не признавалась мне, но, вероятно, быть одной в больнице тяжело для нее. Мне нужно быть рядом, чтобы ей было на кого опереться или высказаться.

Она сняла обувь, и теперь на добрых пятнадцать сантиметров ниже меня. Я притягиваю ее к себе, чтобы обнять. После прожитых вместе нескольких месяцев, я заметил, что она всегда снимает пыточные устройства, которые называет туфлями, у входной двери, чтобы потом бережно отнести их в свой шкаф. Оливия отлично выглядит на каблуках, но я мысленно помечаю себе, что позже нужно сделать ей массаж ног.

Оливия прижимается головой к моей груди.

— Я тут подумала… нам нужно поговорить.

— Согласен, — киваю я. — Но сперва еда.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — хихикает она.

Оливия достает тарелки и салфетки и располагает их на столе, пока я сливаю пасту и смешиваю ее с домашним соусом, добавляя немного тертого сыра пармезан.

Мы наслаждаемся ужином на диване с бокалом белого вина, а на заднем фоне тихо работает телевизор. Это так по-домашнему и уютно.

Когда мы заканчиваем, я смотрю, как Оливия относит тарелки на кухню. Она собрала волосы в небрежный пучок на затылке, и, хотя она все еще в своей рабочей одежде — гладкой черной юбке-карандаш и кремовой шелковой блузке, вырез которой украшен маленькими пуговичками — Оливия выглядит непринужденно и расслабленно.

Пока наблюдаю за тем, как она наливает нам по бокалу вина, меня одолевают две мысли одновременно: что я влюблен в нее, и что так не может больше продолжаться. Мне надоела эта недоговоренность и недосказанность, надоело пресмыкаться перед ней ради ее внимания, жить и работать бок о бок с ней, словно я ей безразличен, а затем безумно трахаться, когда она сочтет это уместным. Мне не нужны объедки, мне нужна вся она целиком.

Когда Оливия снова садится рядом со мной, я готов поставить все на кон. Сказать ей, что мы дошли до точки невозврата, что пора решить: — все или ничего. Но Оливия опережает меня.

— В последнее время я много думала о нас, — начинает она неуверенным голосом. Потом сглатывает и ставит свой бокал на кофейный столик рядом с моим.

— И что же ты надумала? — Я поворачиваюсь лицом к ней, подталкивая ее продолжить.

— Я так больше не могу, — качает головой она, словно пытаясь прогнать неприятную мысль.

Мой желудок сжимается. Словно я в свободном падении, лечу навстречу катастрофе, не имея возможности ее предотвратить.

— Мне ненавистно то, что я не знаю, где мы находимся, и что произойдет дальше. — Она сжимает руки на коленях, чувствуя себя неловко.

— И что ты хочешь, чтобы произошло дальше? — Я слегка задерживаю дыхание, ожидая ее ответ.

— Я просто хочу… чтобы все стало лучше. Как было прежде. Я… я влюбилась в тебя Ной, — заикается Оливия.

Любовь. Мое сердце подскакивает к горлу. Не так давно, услышав это слово из шести букв, я бы сбежал. Но здесь и сейчас, сорвавшиеся с прекрасных губ Оливии… Я никогда не слышал ничего слаще… Мне хочется сжать ее в объятиях, крепко поцеловать, доставить ей удовольствие прямо здесь на диване. Показать ей, как сильно скучал по ней.

Но я сдерживаюсь и заставляю себя действовать осторожно. Мы все еще не разобрались во всем до конца.

Я переплетаю наши пальцы и притягиваю ее ближе к себе.

— Тогда не противься.

— Мне страшно. — Оливия поднимает на меня взгляд.

— Мне тоже, — признаюсь я.

Мы оба понимаем: что бы ни произошло дальше, мы пройдем через это вместе. И это касается наших сердец, бьющихся, как одно целое, а не только работы. Это кажется более хрупким и реальным, чем я даже мог себе представить.

— Что это значит? — спрашивает она.

Я притягиваю ее еще ближе, что Оливия практически оказывается у меня на коленях. Поглаживая щеку кончиками пальцев, я нежно и целомудренно целую ее в губы.

— Это значит, что мы вместе, в это раз по-настоящему, как муж и жена. Никаких секретов, что бы ни случилось. Мне все равно, что произойдет с компанией… я хочу только тебя. Ты нужна мне днем и ночью, всегда. Не могу смириться с мыслью, что ты не моя. Я хочу быть тем мужчиной, который проведет тебя через все жизненные взлеты и падения.

А их будет немало, можно не сомневаться. Мы уже пережили много штормов вместе, но мы оба остаточно взрослые, чтобы понять, что, вероятно, еще не прошли через самое худшее. И именно поэтому мне хочется быть ее надежной и тихой гаванью.

— Я тоже хочу этого. — Печальная улыбка появляется на ее губах.

— И мне так чертовски жаль, что я не рассказал тебе о пункте про наследника. Клянусь, я бы никогда...

— Я знаю, Ной. — Она поднимает руку, как бы отмахиваясь от моих извинений. — Пожалуйста, не надо. Нам не нужно заново переживать это. Если мы сделаем это, если будем двигаться вперед, хочу, чтобы ты знал: я обещаю не вспоминать о твоих ошибках и не кидаться в тебя обвинениями.

— Спасибо, — киваю я. — Это больше, чем я заслуживаю.

И это еще одна причина, почему Оливия идеальная женщина, хотя мне не нравится, что она сказала «если». Что касается меня, то нет никаких «если». Я уже настолько увяз в любви к ней, что это больше невозможно скрывать. Мое сердце в ее руках, и все, что мне остается, это ждать ее решения.

— Но ребенок… — Она прикусывает нижнюю губу, взглядом изучая меня. — О нем нам следует поговорить. Он будет позже. Гораздо позже… если вообще будет. Я пока думаю об этом.

Мое сердце снова подскакивает к горлу. От мысли об Оливии и нашем ребенке у меня кружится голова. А знать, что есть такая возможность в будущем, что этот выбор мы могли бы сделать вместе… это значит для меня очень много.

— Хорошо, — говорю я, пытаясь сохранять спокойствие. — Я просто хочу, чтобы мы были вместе. Это все, чего я когда-либо хотел — реальный шанс быть с тобой. Знаю, мы вступили в этот брак при необычных обстоятельствах, но для меня это не фиктивный брак. Никогда не был фиктивным. — Я наклоняюсь и целую ее еще раз, нежно и мягко.

— О чем ты говоришь? — Она отстраняется и вопросительно смотрит на меня.

— Когда Стерлинг ожидал, что я заартачусь из-за женитьбы, — пожимаю я плечами, — я не заартачился. И когда все думали, что я передумаю, я не передумал. Я всегда хотел тебя. Единственная девчонка, которая, казалось, была невосприимчива к моему шарму. Единственная, которая держала меня в напряжении, споря со мной часами. Самая прекрасная женщина, которую я всегда хотел, но ты никогда не давала мне шанса. Теперь ты моя, и сейчас, когда ты у меня есть, я не испорчу это. Обещаю тебе.

— Ной… — Оливия издает тихий звук одобрения.

— Отныне все делим пополам. Обещаю быть открытым и честным. Обещаю подключать тебя, какой бы неприятной ни была ситуация. Мы с тобой в одной упряжке. До конца. Пожалуйста, ты не можешь уйти. Я люблю тебя.

Она прикусывает губу, заставляя меня мучиться от неведения. Затем улыбается.

— Я никуда не собираюсь. Я тоже люблю тебя.

Я прижимаюсь к ее губам своими. Я настолько переполнен эмоциями — любовью, вожделением, счастьем — что готов взорваться. Поднимаю ее с дивана и несу в нашу спальню.

Комната, которую последние три недели мы делили в гробовом молчании, больше не такая. Потому что в тот момент, когда располагаю Оливию в центре кровати, я одним быстрым движением стягиваю с нее юбку и трусики, и удивленный вздох срывается с ее губ. Далее следуют блузка и кружевной лифчик.

— Привет, тигр. — Она улыбается мне с таким голодом, что мой член дергается. — Давай-ка сравняем счет.

Я стягиваю рубашку через голову, пока Оливия возится с моим ремнем. А потом располагаюсь рядом со своей женой, кожа к коже. Она целует меня в шею, и все встает на свои места.

Мы долго целуемся. Чувствую, что не могу насытится ею: ароматом жимолости, тихими хриплыми стонами. Но моя нужда быть ближе к ней — быть внутри нее, обладать ею — побеждает.

— Мне нужно заняться с тобой любовью, — бормочу я ей в губы. Впервые говорю эти слова женщине. Заняться любовью. Но вдруг осознаю, что именно так и есть.

— Да, — шепчет она.

Дотянувшись до тумбочки, достаю из ящика презерватив. Затем, поразмыслив, я снова тянусь, беру второй и бросаю его на кровать рядом с нами.

— Кто-то сегодня амбициозен, — хихикает Оливия.

Чертовски уверен, что я. Я слишком долго ждал ее. Если все сделаю правильно, то утром она будет насытившейся и уставшей.

Вскрываю пакетик, но Оливия перехватывает инициативу на себя. Ее руки нежные и намного мягче моих. Моя потребность быть ближе к ней перебивает все остальные инстинкты, словно в этот раз соединение намного значительней, чем все предыдущие разы вместе взятые, когда она отдавалась мне.

Все наши предыдущие интимные встречи были рождены обманом. Да, она хотела меня, но сегодня это по-другому. Оливия отдала мне свое сердце, простила мне все мои прегрешения, и желание показать ей, что это значит для меня, безусловно поглотило меня. Она не моя девушка или фальшивая невеста, или просто вторая половина нашего брака. Оливия — моя жена. И у меня такое чувство, что для того, чтобы она осознала это, потребуется гораздо больше. Но в данный момент меня волнует лишь то, как заставить ее чувствовать себя хорошо.