Что? Почему я никогда не слышала об этой истории прежде?

И, что еще более важно, насколько это относится к делу?

— Это было более двадцати лет назад, — протестую я. — Не понимаю, какое это имеет отношение к нам сейчас.

Судя по выражению лица Прескотта, он согласен со мной. Никто из нас не ожидал, что мы пустимся в путешествие по аллее памяти.

Но стоит отцу предаться воспоминаниям, его уже не остановить.

— О, но у меня десятки замечательных историй о вас двоих. В первый раз, когда наши семьи отдыхали на пляже вместе — все предыдущие года ты была слишком маленькой, чтобы путешествовать далеко от дома — Ной случайно сел на твой замок из песка, и ты начала плакать. Так вот он построил тебе новый и еще нашел морскую звезду, чтобы украсить его.

— Думаю, что помню тот случай, — задумчиво говорит Ной. — И ты отдала мне мороженое, когда я уронил свое.

— Есть еще одно, и ты был уже достаточно взрослым, чтобы запомнить. Оливия, в твой первый день в начальной школе какой-то мальчишка приставал к тебе на детской площадке, и Ной ударил того по лицу, тем самым заработав себе билет прямиком в кабинет директора. И он всю дорогу прошел с улыбкой на лице, счастливый принять любое наказание. Ради тебя.

Теперь, когда папа упомянул об этом, я вспоминаю эту историю. Думаю, некоторые вещи никогда не меняются. Точно такой же сценарий — когда Ной бросается на мою защиту — проигрывался с Брэдом не один раз, а дважды. И для Роситы он сделает все, что угодно. Ной по-прежнему обладает обостренным чувством справедливости, а также потребностью защищать.

Он просто так сильно заботится о людях. И проживает жизнь сердцем, а не головой. Это сексуальное качество, которое я оценила по достоинству, проявляется и в свежем взгляде на рабочий процесс, очаровании в необычном романе, и, конечно же, страсти в постели. Дело не в том, что я не забочусь о людях, просто мне легче отбросить все эмоции в сторону, чтобы ясно мыслить, тогда как Ной чувствует так неистово, что никогда не сможет избежать их влияния.

По тому, как он говорил о нашем долге перед «Тейт и Кейн», было абсолютно ясно, что мысль об увольнении наших сотрудников съедает его изнутри. Довольно сильно, полагаю, чтобы сковать его, не дать ему сказать правду, пока отчаяние не вынудит его это сделать.

Но это ничего не меняет. Это не сотрет его ложь и не вернет мое подорванное доверие. Глубина его чувств или способность заботиться не являются проблемой. Но вот если бы он действительно заботился обо мне, то не скрывал бы правду так долго, а потом не напугал бы меня до чертиков той ночью. Он может быть лучшим человеком в мире, чтобы управлять компанией, но все равно быть неправильным мужчиной для меня.

— Не забудьте о том, что произошло на следующий день, — говорит Ной, не подозревая о моих мыслях. — Тот же самый пацан высмеял меня за то, что я попал в неприятности, а он остался безнаказанным, мелкий говнюк. Тогда Оливия пнула его в живот, за что тоже, собственно, и отправилась в кабинет директора.

— Правда? — смеется отец. — Никогда не слышал об этом. Полагаю, Сьюзи все-таки сохранила от меня несколько секретов. — Он наклоняет голову в мою сторону. — Но это лишь доказывает мою правоту. При первом же намеке, что кто-то задирает его, ты прибегаешь, готовая преподать им урок.

Как странно. Должно быть, с возрастом я охладела… потому как это единственное объяснение того, почему я больше похоже на Ноя, чем думала.

— Это не единственный раз, когда она спасала меня. — Ной нежно улыбается мне, в уголках его темных глаз образуются морщинки, и я просто не могу отвести от него взгляд. — Я тянул до последнего со школьными проектами, потом паниковал и умолял тебя о помощи, а ты закатывала глаза и ругала меня, но всегда давала советы и проверяла мои работы. Даже не знаю сколько раз...

— Могу сказать приблизительное число, — сухо замечаю я. — Примерно пятнадцать, может, двадцать.

— Признаю, мои мысли витали в облаках, пока я не окончил среднюю школу, — говорит со вздохом Ной.

— Только до тех пор? Мне так не показалось.

— Хорошо, ладно, до окончания колледжа. — Ной разводит руками. — Но у кого не так?

— У тебя были свои глупые моменты, милая, — вмешивается отец. — Когда Ной впервые начал встречаться — думаю, тогда тебе было двенадцать — ты была такой раздражительной. Без всякой причины, ты могла начать разглагольствовать о том, что «тебе плевать на этого придурка, и он может делать все, что захочет», когда никто в комнате не предполагал обратного. Или вообще затрагивал эту тему, если на то пошло.

Мои щеки вспыхивают, когда Ной начинает смеяться.

— П-пап… — пищу я.

— О, Боже мой, это прекрасно, — хихикает Ной. — Могу себе представить.

— Заткнись. — Я бросаю на него пристальный взгляд, все еще красная, как рак.

— Но он все компенсировал, — говорит отец. — На твое пятнадцатилетие он подарил тебе картинку в рамке с первыми ста цифрами числа Пи, написанного в двоичном коде.

Теперь настала очередь Ноя краснеть.

— Боже, это было так глупо. Я просто подумал: эй, ей же нравятся числа, математика и все такое, верно?

— Да, мне нравится, — утвердительно киваю головой. — Она все еще висит в моей комнате наверху.

— Правда? — удивленно моргает он. — Ты сохранила этот дурацкий подарок? Я удивлен, что вообще помнишь об этом.

— Это не было глупостью. И конечно я помню. — Понимая, как сентиментально это звучит, я поспешно добавляю: — В тот вечер ты разбил свою первую машину по дороге в загородный клуб, и я предложила прогуляться с тобой, чтобы ты не чувствовал себя одиноким. Но закончилось тем, что мы дожидались автобуса, потому что я не представляла, как трудно идти восемь километров в туфлях на высоких каблуках. И я опоздала на полтора часа на свой день рождения.

— Но ты сожалеешь, что провела время так? — спрашивает Ной, поигрывая бровями.

— Я чертовски сожалею, что после этого пыталась танцевать с тобой танго. Мои ноги болят только от одной мысли об этом.

Однако я также помню прохладный, летний вечер, светила полная луна, и Ной улыбался мне, а мои друзья завидовали мне, что я устроила драматическое выступление с привлекательным старшеклассником, который даже не ходил в нашу школу...

— Говоря о подарках, — говорит отец, — как насчет того раза, когда ты училась в третьем классе, и Ной подарил тебе платиновые серьги с бриллиантами? У тебя еще даже не были проколоты уши. А затем выяснилось, что Ной «позаимствовал» их из шкатулки своей матери.

Прескотт нетерпеливо откашливается.

— Не хочу вас прерывать, но не могли бы мы вернуться к обсуждению контракта?

Точно, он прав. Что, черт возьми, я делаю? Мы здесь, чтобы поговорить о пункте о наследнике и о том, как спасти наше наследство. Как меня затянуло в семейные воспоминания? Я вспоминаю о своих прошлых отношениях с Ноем, когда важно лишь будущее нашей компании.

Я трясу головой, словно могу избавиться от этой глупой ностальгии.

— Согласна с Прескоттом. Почему мы разговариваем обо всем этом? Мы собрались здесь не для того, чтобы петь дифирамбы и делиться забавными историями. Мы здесь, чтобы разгрести серьезный беспорядок… беспорядок, к которому ты приложил руку, в случае если вдруг забыл.

И с этими словами, медленно поднимающееся настроение вновь погружается в пучину онемения.

— Я бы не стал формулировать свое возражение именно такими словами, — говорит Прескотт после неловкой паузы, пытаясь быть деликатным.

— Ты спросила, откуда нам с Биллом известно, что вы созданы друг для друга, — мягко замечает отец.

Я резко встаю, со скрипом отодвигая свое кресло. Я не могу сделать это сейчас. Хотела, но просто, черт побери, не могу. Мой мозг не соображает, пока папа и Ной смотрят на меня. Мне нужно выбраться отсюда, если хочу хоть как-то разобраться в своих чувствах и понять, что хочу делать дальше… если предположить, что я вообще могу что-либо сделать.

Я подавляю желание извиниться за то, что атмосфера стала напряженной, что прервала нашу встречу. Но не я напортачила, а Ной.

Вместо этого, я просто говорю:

— Прости, мне нужно о многом подумать.

И после этого поворачиваюсь и выхожу из кабинета отца, моя голова гудит так громко, что я не слышу, зовет ли меня кто-нибудь вдогонку.