- Женка-то здесь при чем? – удивился Олегаст.

- В той женке может остаться семя Ингера, - пояснил Рулав. – И рожденный ею сын станет угрозой в руках наших врагов.

Больше вопросов не последовало, и кудесник решительно махнул рукой, давая знак об окончании тайной встречи.

Свадьба князя Ингера с болгаркой Ольгой была обставлена без особой пышности, к великому разочарованию обывателей. Все-таки не простую женку брал за себя князь, не боярскую дочь, а царскую внучку. Могли бы его ближники уважить киевский люд щедрым угощением. Так нет же – обнесли. Говорили, что та Ольга не первая-де жена у великого князя, а вторая. И что Ингер не хотел уязвлять пышным празднеством свою первую жену княгиню Миловзору. А какой Миловзоре убыток будет, если добрым людям на княжеской свадьбе по чарке поднесут, киевлянам объяснить забыли. Оттого и не взлюбили киевляне болгарку и о ее внешности никто доброго слова не сказал. Подумаешь, цаца! Свои-то и ликом краше и телом посдобнее будут. С другой стороны, не нам же с ней жить, а князю. Потому-то и криков особенных не было, когда везли Ольгу от дома боярина Жирослава к княжьему терему. Разве что кричали ей здравие и славу, княжьи мечники да городские стражники, коим все же поднесли по чарке за старание. А обыватели, у коих по усам текло, а в рот не попало, зло отмалчивались. Иные уже и беду князю начали пророчить. Не уважить люд киевский, это все равно что богов славянских не уважить. Такого прежде не позволяли не только бояре, но и князья. А Ингеру, видишь ли, все нипочем. Женка-то княжья, говорят, греческому богу кланяется, может и сам Ингер решил в чужую веру перейти? С него, пожалуй, станется. Как приехал в Киев смурным гавраном, так гавраном здесь почти сорок лет и прожил.

Свенельду на княжьей свадьбе выпала великая честь, принять нареченную из рук ее родовичей и доставить в княжьи палаты. Что он и сделал, без всякой, впрочем, охоты. Знал уже, что не на долгую счастливую жизнь отдает девушку, а на скорую лютую смерть. Оттого и муторно было на душе Свенельда, до того муторно, что хоть волком вой. Что там ни говори, а князь Ингер к сыну своего врага Рулава всегда относился по доброму – и лаской не обходил, и дарами не обносил, и за стол сажал не в охвостье. По всему выходило, что Свенельд перед Ингером кругом неправ. Какое ему в сущности дело до князя Олега Вещего, коего он почти не помнил и знал разве что по рассказам княжьих ближников. Это Мечидраг с Олегастом и Малом вправе спрашивать с Ингера за смерть отца и деда, а у Свенельда даже этого права нет. Чужой ему тот Олег по крови. Так за что же он должен подставлять великого князя под карающие мечи? Рулав, став волхвом и кудесником Велеса, от семьи и рода отрекся, как это и положено обычаем. Так что даже на волю отца Свенельд не может сослаться, ибо неволен отныне Рулав в его судьбе, не вправе он требовать от боярина покорности. А князю Ингеру Свенельд клятву давал, что защищать его будет до последнего вздоха. Перуном клялся и Даджбогом. И никто его от этой клятвы не освобождал. Выходит, что и перед славянскими богами выйдет Свенельд кругом виноватым. А тут еще слова Рулава по поводу христианки. Не в семени княжьем дело, а в лютости кудесника Чернобога. Зачем же невинную казнить, и какая в том Велесу сладость? Наверное именно участь, которую готовил Ольге Рулав, и стала той последней каплей, переполнившей чашу терпения боярина Свенельда.

- Скажи князю, чтобы не ездил сегодня в Угорское предместье, - шепнул на ухо Асмолду Свенельд.

Асмолд прищурил в сторону молодого боярина рысьи глаза:

- Все сказал?

- Что мог, то и сказал, - буркнул Свенельд.

На этом и закончился разговор воеводы с боярином. А князь Ингер в Угорское все-таки поехал. И поехал с молодой женой и малой дружиной всего лишь в два десятка мечников, взятых не столько для защиты, сколько для чести. Об этом и сказал Свенельд княжичу Олегасту, который вновь заглянул на его подворье.

- Не нравится мне все это, - поморщился Олегаст. – Лучше уж в чистом поле ратиться, чем вот так по задворкам прятаться, словно тати в ночи.

- Не нравится – не ходи, - криво усмехнулся Свенельд.

- Твои люди готовы? – враз посмурнел ликом княжич.

- С собой возьму только десятерых, - отозвался Свенельд, - из тех, что мне от Рулава достались, а остальные ненадежны.

- Седлай коней, - распорядился Олегаст. – Рулав с Мечидрагом уже на подходе.

Перед Ингеровой усадьбой съехались уже ночью, при лунном свете. Свенельд узнал отца по бороде, а Мечидрага по посадке. С собой кудесник и князь привели не более полусотни мечников. Еще столько же было под рукой Олегаста и Свенельда.

- Не маловато ли будет? – донесся из темноты тихий голос княжича Мала. – Стены усадьбы высоки, не враз перескочишь.

- Сил хватит, - успокоил его Рулав. – А ворота усадьбы нам скоро откроют.

По слухам, дошедшим до Свенельда, именно в этой усадьбе, обнесенной высоким тыном, встретил свой последний час князь Аскольд. И убил его никто иной, как Олег Вещий, за смерть которого они ныне решили отомстить. Ночь выдалась прохладной, но Свенельд почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу. Он один знал, что это ночь закончится совсем не так, как мнится кудеснику Рулаву, успевшему сговориться с кем-то из Игоревых челядинов или мечников. Ворота усадьбы действительно откроются, но вот до шеи великого князя Киевского Рулаву вряд ли удастся дотянуться. Свенельда так и подмывало рассказать обо всем отцу и тем, возможно, спасти и его и себя от страшной участи, но пораскинув умом, он пришел к выводу, что, пожалуй, уже запоздал с предостережением. Не настолько глупы Ингер с Асмолдом, чтобы выпустить своих смертельных врагов из ловушки. А откровенность Свенельда приведет лишь к тому, что разъяренный Рулав снесет своему сыну голову.

- Ворота открылись, - жарко прошептал Олегаст в самое ухо молодого боярина. Впрочем, Свенельд и сам услышал скрип и увидел как дрогнули тяжелые створки.

- Вперед, - выдохнул Рулав, и сотня всадников, закованных в броню, сорвалась с места почти беззвучно. Огромный двор усадьбы вместил почти всех. А вот спешиться им не дали. Град стрел обрушился на незваных гостей из темноты, в мгновение ока повергнув на землю едва ли не половину из них.

- Измена! – крикнул княжич Олегаст, вскидывая над головой меч. Свенельд поднял коня на дыбы и попытался развернуть его к воротам, но опоздал. С тыла на мечников кудесника Рулава обрушились гриди князя Ингера, ведомые воеводой Асмолдом. Дрались почти в полной темноте, практически не видя друг друга. Зато стрелять перестали, видимо лучники боялись испятнать своих.

- Факелы! – прозвучал из темноты голос князя Ингера.

Огонь вспыхнул в один миг, осветив небольшое пространство, где смешались в кучу кони и люди. Свенельд искал глазами отца, но увидел лишь князя Мечидрага, уверенной рукой прорубавшего себе путь к воротам. Рядом с ним рубился юный княжич Мал и еще кто-то третий, которого боярину не удалось опознать. Эти трое почти достигли ворот и до спасения им оставалось всего ничего. Но как раз в этот миг Мечидраг обернулся, и этого оказалось достаточно для меткого лучника, который всадил стрелу точно в глаз кривицкому князю. Мечидраг рухнул на землю уже мертвым. Зато княжич Мал и тот, третий, выскочили за ворота.

- Сдавайтесь! – крикнул Асмолд. – Жизнь обещаю всем.

Сопротивление было бессмысленным, а потому Свенельд первым бросил меч под ноги своему коню. Уцелевшие мечники последовали его примеру. Впрочем, уцелевших было совсем немного – не более двух десятков человек.

- Всем спешиться.

Свенельд бросил поводья коня подскочившему Ингерову гридю и тяжело ступил на землю. Взятых в полон подвели к крыльцу, на котором стоял в полном воинском облачении но без шлема великий князь. Ингер глянул в лицо Свенельда и усмехнулся.

- Где Рулав?

- Ищи среди убитых, - передернул плечами боярин.

Однако ни среди убитых, ни среди раненых, ни среди плененных Рулава так и не нашли, к великому огорчению Ингера.