Перед тем как отправиться в Куинс, они остановились перекусить. Завтрак состоял из яичницы и кофе. Поев, они проехали через Мидтаунский тоннель и выскочили на Борден-авеню рядом с будкой сборщика платы за проезд. Сборщику денег потребовалось несколько секунд, чтобы записать номер и пропустить их. Джонсона раздражала задержка, возможно, он просто устал. Он поставил машину напротив Восточной судоходной компании. Понаблюдав с полчаса за объектом, оба решили, что он явно не вписывается в общую картину. У зданий всех других компаний на Борден-авеню кипела работа: подъезжали и отъезжали грузовики, возившие товары. Но Восточная судоходная казалась вымершей. Здание, за которым они вели наблюдение, в полтора этажа высотой, было построено в форме неправильного восьмиугольника. Они видели несколько погрузочных платформ, подъезд к которым преграждали железные ворота. Высокие окна были забраны металлической сеткой. По другую сторону здания располагался железнодорожный полустанок, обнесенный забором, поверх которого тянулась колючая проволока. За зданием тек грязный Ньютаун-Крик. Серые крестообразные мачты скоростной лонг-айлендской электрички скрадывали высоту здания, вокруг которого стояли мощные фонари и телевизионные камеры, позволяющие наблюдать за прилегающей территорией.

— Что-то здесь не так. Должно быть, и внутри происходят любопытные вещи. — Джонсон, поморщившись, вздернул брови.

— А вот мы сейчас и поглядим. — Мэлоун вылез из машины и первым подошел к двери с надписью: «Торговые предложения только по предварительной договоренности».

Войдя, они очутились в крохотной приемной, стены которой были оклеены обоями под дерево. За стеклянной перегородкой у дальней стены сидела секретарша в огромных очках, которая равнодушно приветствовала их:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, господа?

— Нам надо поговорить с хозяином. — Мэлоун порылся в кармане и вытащил целую пачку визиток. Выбрал одну и взглянул на нее, прежде чем вручить секретарше.

— Я Джон Тримз из Министерства труда США, а это мой помощник, Тайрон Вашингтон. Мы здесь по служебному делу.

Джонсон ткнул лейтенанта в бок:

— Тайрон Вашингтон! Ну надо же! Громко сказано!

— Вас понял. — Мэлоун подмигнул ему, оглядывая приемную.

В глубь здания вела только одна дверь, плотно прилегающая к стене, почти незаметная. У входа стояла кадка с авокадо. Несколько стульев, обитых дерматином, пластиковый, заляпанный кофе столик с лежавшими на нем старыми журналами довершали убранство.

Вошел мужчина лет сорока, со смуглым лицом, на котором выделялся крупный ястребиный нос. Одет в шорты цвета хаки, пропотевшую майку и римские сандалии на босу ногу. Под майкой перекатывались мускулы.

— Я — Дэвид Анкори. Чему обязан? — Захлопнув ногой дверь, он прислонился к ней. Он говорил с мягким британским акцентом.

Мэлоун забрал визитную карточку у женщины и, подойдя к Анкори, протянул ее ему. Тот взглянул на визитку и улыбнулся.

— Итак?

— Мы получили сведения о том, что в Восточной судоходной компании нарушается федеральный кодекс о труде, — солгал Мэлоун, — И мы хотели обсудить это с владельцем компании.

— Понятно. — По лицу Анкори скользнула насмешливая улыбка.

Мэлоун понял, что визитная карточка никого не обманула.

Ну и черт с ним. Игра начата, и посмотрим, к чему она приведет.

— В таком случае, вам лучше потолковать с самим мистером Андерманом. — Анкори открыл дверь, пропуская детективов вперед.

Мэлоун вошел первым и очутился в узком коридоре из рифленого железа. Окон не было. Вверху шумели вентиляторы. Через каждые три метра в коридор выходили обитые металлом двери с врезными кодовыми замками.

Анкори остановился перед дверью под номером 6 и набрал шифр. Щелкнул замок, дверь открылась. Детективов провели через нее в другой узкий коридор со стенами пепельного цвета. Обогнав детективов, Анкори быстро шел впереди. В конце коридора он открыл тяжелую дверь и придержал, пока они проходили. В комнате за заваленным грузовыми коносаментами [3] столом сидел Яков Андерман, представительный мужчина лет шестидесяти.

Его глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, смотрели холодно и неприветливо. Усталый вид, волосы, редкие на макушке, зато пушистые на висках, беспорядочными прядями свисали за уши. Правая щека иногда дергалась от тика. От него разило табаком и дешевым лосьоном после бритья.

Из белой, расстегнутой на груди рубашки торчали густые седые волосы. Сногсшибательно модные синие итальянские брюки совершенно не вязались с помятым обликом Андермана.

Он мрачно поглядел на вошедших.

— Только избавьте меня от ерунды насчет министерства труда. Вы из полиции. Так что выкладывайте, зачем пришли, и убирайтесь, — резко заявил он.

— Почему вы решили, что мы полицейские? — спросил Мэлоун.

— За свою жизнь мне пришлось пожить в разных странах. Я пришел к выводу, что вы одинаковы по всему свету. — Он постучал себе по кончику носа. — Я вас чую.

Сдержав ярость, Мэлоун достал удостоверение и толкнул по столу к Андерману, который мельком взглянул на него и швырнул обратно.

— Ну и что из этого? Ну, я потрясен. Что дальше?

— Слушай, приятель. Советую сменить тон. Мы здесь по службе. Если ты отказываешься помочь нам здесь, я вытащу твою толстую задницу в полицейский участок и произведу на ней соответствующую операцию. Понял, приятель?

Дэвид Анкори сделал шаг к Мэлоуну. Старлинг Джонсон преградил ему путь.

— Спокойно, парень. Спокойно.

Андерман поднял руку, останавливая Анкори. Достал сигарету «Голуаз» и закурил. Закашлялся, потом улыбнулся и пожал плечами.

— Трудная была неделя. У всех бывает, верно? Так чем могу служить? — спросил он, попыхивая сигаретой.

— Мы расследуем убийство Сары Айзингер. Она ведь работала у вас? — спросил Мэлоун.

— Да, я читал о ее смерти. Но почему вы сразу не сказали?

— Дело в том, что многие не хотят говорить с полицией, но у всех найдется время потолковать с представителями правительства Штатов.

— Ясно. — Андерман стряхнул пепел в пепельницу. — Мне трудно представить, что кто-то мог желать смерти Сары. Она была такой милой девушкой.

И Андерман рассказал Мэлоуну, что Айзингер работала у него четыре года. Потом однажды прибежала в контору и гордо заявила, что уходит, увольняется.

— Сказала, почему уходит?

— Ей не понравился великий американский образ жизни. Сказала, что хочет найти себя. Бродить по пляжам без лифчика, босиком, ощущая ногами песок, слушать космическую музыку волн, и прочая ерунда. Слюни разочарованных.

— А почему она была разочарована?

— Этого я не знаю.

— Что за работу она у вас выполняла? — спросил Мэлоун.

— Она занималась инвентарными ведомостями и составляла график разгрузок. И делала это очень хорошо. — Андерман раздавил сигарету в пепельнице.

— На что были ведомости?

— Промышленное оборудование высокой точности.

— Я заметил, что ваши платформы заперты. И работа не кипит, если можно так выразиться, ни снаружи, ни внутри вашего заведения. Может быть, объясните, почему?

Облокотившись на стол и подперев ладонью подбородок, Андерман стал теребить пальцами губы, как бы решая, стоит отвечать на вопрос или нет.

— Дело в том, что мы страхуем сами себя, — он, видимо, все-таки решил ответить, сочтя, что ссориться пока не стоит, — Я отказываюсь платить возмутительно высокие страховые взносы. Обеспечиваю себе безопасность, тщательно подбирая работников, исключая потери от хищений. В итоге наши тарифы ниже, чем у конкурентов. Ворота открывают, только когда подъезжают грузовики.

— Вы не нанимаете водителей из профсоюзного объединения? — Мэлоун был поражен.

— Я нанимаю, кого хочу. — Андерман не скрывал раздражения. — Гангстерам у меня делать нечего. Естественно, приходится иногда подмазывать кое-кого. Я нанимаю израильских студентов, которые учатся в этой стране, и американских студентов, которые приходят по рекомендации друзей. Ни одного человека с улицы.