Кроме того, он знал, что на его стороне босс. Время от времени у них случались перепалки, когда босс играл с нами во время тренировок, а Дэнни оставлял его в дураках, прокидывая мяч между ног или просто обманывая. Но Чарли Макинтош хорошо о нем отзывался и всегда хвалил на тренировках, говоря остальным: «Вот как надо вести мяч» или «Посмотрите, как он с ним управляется». Лично я был рад за Дэнни, но нетрудно было заметить, что остальным это не очень-то нравилось.

Что же до меня, то все шло неплохо. С приходом в дубль молодых игроков атмосфера немного менялась. Все старались, все хотели побеждать, у всех нас была цель, во имя которой стоило играть. В особенности у меня, поскольку я понимал, что если я буду играть хорошо, то босс оставит все, как есть, и не будет покупать другого, более опытного вратаря.

Однажды мы играли в Ковентри. Игра не очень удалась и закончилась вничью — 1:1. У них была такая команда, с которой всегда трудно играть молодым, — в основном из тех, кто много поиграл в основном составе. Может быть, они уже были не так сильны, как прежде, но по сравнению с нами все равно куда опытнее. С такими надо быть поосторожнее, они не любят, когда их оставляют в дураках молодые, в особенности такие, как Дэнни, который всегда так и ждет возможности подловить тебя и заставить почувствовать себя полным болваном. Я слышал, как Билли Уоллис сказал ему однажды:

— Будь поосторожнее, Дэнни.

— Почему? — спросил Дэнни. Он уважал Билли, потому что знал: тот умеет играть. Часто он просил Билли показать кое-какие трюки, которые хотел бы перенять.

— Тебя забьют до смерти, если ты будешь так играть, сынок. Обыгрывай, но не делай из них дураков. Так с профессионалами нельзя.

Любому другому Дэнни бы обязательно что-нибудь ответил, потому что любил всегда быть правым. Даже с Билли он не согласился, но только кивнул и ничего не сказал, хотя было видно, что он обдумывал его слова.

В общем, после игры мы пришли на вокзал и купили какую-то местную газету; уж не помню, как она там называлась. Мы узнали, что первая команда проиграла в Сандерленде — 1:3. И вдруг Питер Мортон закричал: «Смотрите! Терри Морган получил травму! Его унесли с поля на носилках! Альфу Кертису пришлось встать в ворота!»

Когда я услышал это, у меня душа ушла в пятки. Как будто меня шарахнуло электричеством. Не скажу, чтобы я обрадовался или испугался — просто был в шоке. Кто-то сказал: «Бедный Терри. Что же с ним случилось?», и все стали тыкать пальцами в отчет, который был всего-то в несколько строк. Там ничего не объяснялось, просто было написано, что он столкнулся с одним из нападающих.

Я сидел в углу вагона-ресторана, напротив Дэнни, и молчал. Он с улыбкой посмотрел на меня и спросил:

— Похоже, теперь ты встанешь, а, Ронни?

— Я? Куда встану?

— Да ладно! — сказал он. — Кого же им еще ставить, если Терри выбыл?

— Может быть, он не выбыл, — возразил я, — откуда ты знаешь? К субботе он может восстановиться — вдруг это всего лишь какой-нибудь ушиб?

—И его унесли на носилках просто из-за какого-нибудь ушиба? — не унимался Дэнни.

— Ну откуда можно знать? — спросил я. — Подожди, пока ему сделают рентген.

Но Дэнни явно не собирался оставлять меня в покое. Он окликнул Херби Брауна, который в тот момент как раз проходил мимо: «Эй, Херби! Правда, Рон будет играть на следующей неделе?». Он, конечно же, делал это, чтобы посмеяться над Херби, потому что всем было известно, что Херби — сама осторожность и никогда наперед не говорит, если не знает, что по этому поводу думает босс. Он ответил: «Не знаю. Не я ведь называю состав первой команды, а? Кроме того, откуда ты знаешь, что Терри Морган не сможет играть?»

— Да ты, должно быть, шутишь, — сказал Дэнни и подмигнул Ральфу Пламбу, молодому джорди, совсем недавно попавшему в дубль на место правого защитника, — с кем первая команда играет на следующей неделе, Ральф?

— С «Ливерпулем», кажется, — ответил Ральф.

— Дома или в гостях? — спросил Дэнни, хотя я уверен, что он и сам знал.

— В гостях, кажется, — ответил Ральф очень серьезно. Он вообще был серьезным парнем и не принимал по-настоящему участия в чудачествах Дэнни. Но тому было все равно.

— Вот это дебют, а, Ронни? — воскликнул Дэнни. — Перед «Копом»! Вот это испытаньице!

От его слов у меня внутри все сжалось, потому что мы все знали, что такое «Коп», какой шум он создает за воротами; все эти песни и гимны, и как он может освистать игрока, который ему не понравится, — из команды гостей, естественно. А что это значит для вратаря, который должен стоять и сносить это целых сорок пять минут?!

— На твоем месте я бы тоже получил травму, — продолжал издеваться Дэнни. — Тебя же стукнули сегодня во втором тайме, правда? Очень плохо. Мне это сразу не понравилось. Ты же видел, как его ударили, Ральф? Я был потрясен, что он продолжил игру. Железный человек!

— Ладно, Дэнни, хватит! — крикнул издалека Херби Браун. — Ты же не хочешь расстроить парня?

— Я? Расстроить его? — Дэнни поднял брови. — Да у него железные нервы. Честное слово, мистер Браун: семнадцать лет, а спокоен, как ветеран. Можете смело его ставить, будь там хоть «Коп», хоть сам черт, он и бровью не поведет.

— А ты бы повел, — сказал Берт Коу, который не любил его,

— ты бы там сразу в штаны наложил.

Потом разговор перешел в другое русло, но я, по правде говоря, не слишком активно в нем участвовал. Я и не ел-то почти ничего; в голове у меня был только «Коп».

Тем вечером я встречался с девушкой, и мы пошли в кино. Я всегда так делал по субботам, чтобы развеяться после игры. Я уставал, даже если игра была и не очень трудной — все равно напряжение чувствовалось, и поэтому мне было не до танцев. Вот в воскресенье можно и потанцевать, если есть какая-нибудь хорошая дискотека.

Но в тот раз я даже не понял, что за фильм мы смотрели. В голове у меня крутилось свое кино — про «Коп», каким я его видел по телевизору: песни, развевающиеся шарфы, гимн «Ты никогда не одинок» и все остальное. И я молил Бога: если я буду играть, а я очень хотел играть, то пусть в первом тайме мои ворота будут на другом конце поля, чтобы мне пришлось с этим столкнуться попозже, когда я уже войду в игру.

Девчонка, с которой я был, все время приставала ко мне: «В чем дело, Рон? Ты что, очень устал?» Я сказал: «Нет, не устал», но не стал ничего объяснять. Разве можно это объяснить девчонке?

Утром я стоял в двери в ожидании воскресных газет. Поспать удалось лишь несколько часов, да и то мне все время снился только один сон: я — в воротах на «Анфилде», перед «Копом» — я знал, что это происходит в Ливерпуле, хотя шума не было, — и мяч скачет медленно-медленно, мимо меня, и пересекает линию. Я лежу на земле и пытаюсь достать его, а он совсем недалеко — не больше, чем в ярде, но сколько я ни стараюсь, у меня ничего не получается, будто что-то тянет меня назад. Ужасный сон.

Когда пришли газеты, я так волновался, что не мог их развернуть и просто уронил. Потом подобрал одну и только раскрыл на последней странице, как в глаза мне бросился заголовок, написанный жирным черным шрифтом по всему верху:

ВРАТАРЬ «БОРО» ЛОМАЕТ РУКУ

Как выяснилось, он прыгнул прямо в ноги нападающему — он всегда был очень смелым, — а тот уже наносил удар и попал ему по руке. В газете говорилось, что он выбыл на несколько недель. Я вошел назад в дом очень, очень медленно; в общем, весь день так и прошел — медленно.

За завтраком я даже не упомянул об этом, потому что боялся сглазить. Наконец старик сам наткнулся на репортаж и воскликнул:

— O-o! Видел это, Ронни? Терри Морган сломал руку. — Я пробормотал что-то невразумительное, а он сказал: — Это может оказаться твоим шансом.

— Да, да, может, — нехотя согласился я. Мама и сестра уставились на меня, а старик очень разволновался и начал говорить, что это здорово, хотя, конечно, ему очень жаль, что все случилось именно так, и все такое.

— Как знать, — сказал я. — Мне же только семнадцать, и он ведь может купить другого вратаря.