Крайнев вздрогнул от этого вопроса: он никогда не задавал его себе.

— Все равно уехал бы, — сказал он, не поднимая глаз.

— Неправда, — возразила Теплова, — я чувствую, что неправда.

— Валя, едемте с нами. Вы же знаете, как немцы расправляются с населением, вы комсомолка… — Он отошел в сторону и посмотрел на нее так, будто впервые видел это простое, милое лицо с большими серыми глазами.

Валя вздохнула и встала.

— Прощайте, Сергей Петрович, — произнесла она и протянула ему руку; Крайнев не шевельнулся.

Теплова медленно направилась к выходу.

— Валя! — крикнул Крайнев ей вдогонку. — Едемте с нами!

Теплова обернулась и с тоской посмотрела ему в глаза. Дверь отворилась, и в штаб вошел Макаров.

— Прощайте, Сергей Петрович, — сказала Валя и быстро вышла из комнаты.

Крайнев сделал было шаг к двери, но Макаров преградил ему дорогу.

— Товарищ начальник мартеновского цеха, — сухо произнес он, — у меня к вам срочное дело.

— Да поймите же! — воскликнул Крайнев так, что Макаров даже попятился от неожиданности. — Поймите, Василий Николаевич, какого человека мы теряем: ведь она остается, не едет!..

Он резко открыл дверь и выскочил на площадку. Макаров последовал за ним.

Крайнев побежал к проходным воротам, но Тепловой нигде не было.

Поздно вечером налетели немецкие самолеты, и тотчас же от сильных взрывов задрожала земля.

«Полутонки или даже более крупные», — подумал Крайнев, поворачивая голову в сторону электростанции, откуда доносились взрывы.

Самолеты прошли над цехами и, несмотря на сильный зенитный огонь, обстреляли их из пулеметов. С моста разливочного крана сорвался человек и упал на штабель слитков, К упавшему со всех сторон бежали люди.

— Кто? — спросил Крайнев.

Ему ничего не ответили: узнать убитого было невозможно.

Крайнев поднял голову и посмотрел на кран. Почему люди не спускаются оттуда, живы ли они там? На фоне лунного неба, которое виднелось сквозь сорванные листы крыши, можно было различить группу людей, собравшихся у барьера и спускавших на канате раненого. Он громко стонал. Рабочие бросились принимать этот необычный груз.

По боковой лестнице спустились остальные рабочие бригады. Первым подошел Опанасенко.

— Кого убило? — спросил Крайнев.

— Гаврилова, — хмуро ответил мастер.

Сергей Петрович вспомнил ту ночь, когда останавливали цех, и перед ним возникла крепкая фигура газовщика, быстро и ловко помогавшего сталеварам выключать газ.

— Ну, ребята, пошли. Надо кончать. Не первая бомбежка, — произнес Опанасенко, когда мертвого Гаврилова и продолжавшего стонать раненого унесли на носилках. — А ты, Луценко, сходи на медпункт, узнай, как там…

Обер-мастер, не оборачиваясь, пошел к лестнице. Он знал, что рабочие последуют за ним. Сергей Петрович тоже вместе с другими поднялся на кран, — ему хотелось ободрить людей и заодно выяснить, много ли осталось работы на кранах.

Отсюда был хорошо виден залитый лунным светом город. Обсаженные деревьями улицы выглядели сонно и мирно. Широкие площади поблескивали асфальтом. Казалось, что город спит.

Крайнев с трудом оторвал взгляд от этой обманчиво спокойной картины и перешел на второй разливочный кран. На мосту, у разобранной тележки, молча сидело несколько рабочих.

— Сергей Петрович, не лазь высоко: падать далеко, — заметил один из них.

С запада слышался нарастающий гул самолетов: наши истребители, отогнав врага, возвращались на аэродром.

Электростанция очень долго не подавала тока. Позднее стало известно, что при налете были ранены рабочие и поврежден распределительный щит. Одна бомба угодила в аварийный склад топлива, но, к счастью, не разорвалась. Остальные рвались поодаль.

Здесь, на мосту крана, Сергея Петровича нашел взволнованный Бондарев.

— Я вас целый час ищу. Звонил Дубенко и разрешил вам отправить семью. Эшелон уходит через пятьдесят минут.

Спустившись вниз, Крайнев почти бегом направился домой.

Ирина спокойно читала какую-то книгу.

— Собирайся живее, — тяжело дыша, сказал он, — через час отправляется эшелон.

— Во-первых, здравствуй, — спокойно сказала Ирина, и Сергей Петрович вспомнил, что не был дома двое суток. — А во-вторых, — после некоторой паузы добавила она, — я никуда не еду.

— Как не едешь? — спросил Крайнев, не веря собственным ушам.

— Очень просто. Остаюсь здесь.

— С немцами?

— Почему с немцами? С русскими.

— Ну, знаешь, это для меня новость! Ты же сама хотела уехать.

— А теперь не хочу. Куда я поеду под обстрелом?

— Да, но все остальные едут?

— Ах, опять «все»! — сказала она, поморщившись.

— Слушай, Ира, к черту шутки! — вскипел Крайнев. — Мы можем опоздать на посадку!

— Я никуда не опоздаю, потому что никуда не тороплюсь, — все так же спокойно сказала Ирина. — А ты куда торопишься, Сергей? Ты же не коммунист и не еврей.

Он стоял и смотрел на Ирину непонимающим взглядом.

— А куда ты едешь? — спросила Ирина, и ее голос показался ему новым и совсем чужим.

— Как куда? На Урал.

— А на Урале что? Туда тоже придут немцы. Слушай, Сергей, — сказала она, почему-то понижая голос, — ты уверен в том, что Россия победит Германию?

Перед глазами Крайнева встала картина, которую он видел днем у ворот завода: забрызганные грязью повозки и машины, задымленные, обстрелянные танки, утомленные, но полные решимости лица бойцов.

— Я уверен в том, — горячо заговорил он, — что Германия не победит Россию! Никогда не победит! Пусть сейчас техника всей Европы против нас. Земля под советским флагом будет существовать всегда! Советской власти не может не быть. Пройдет время, сколько — не скажу, не знаю, но мы вернем все, что сейчас теряем. Для того чтобы сократить это время, я и еду. Еду куда угодно, хоть в тайгу.

Он замолчал, задохнувшись от волнения.

— Ну, а я в тайгу не поеду, я остаюсь здесь, — воспользовавшись паузой, сказала Ирина.

— Ты пойми, — продолжал он, не обращая внимания на ее слова, — если бы мне даже плохо жилось здесь до войны, я все равно уехал бы, Я русский, я не могу быть холуем у немцев, ни у кого не могу. У меня есть чувство достоинства советского человека. Неужели у тебя его нет?

— Я тебя понимаю, — снисходительно сказала Ирина. — Тебе эта власть дала очень много. Безграмотного мальчишку она превратила в инженера. А что она дала мне?

— Как что?! — возмутился он. — Нам обоим она дала одно и то же — право на все. Используй это право. Я его использовал, я трудился. А ты? Ты до сих пор представляешь себе жизнь как бонбоньерку с сюрпризами, а в нашем обществе ничего не дают даром, но в нем можно приобрести все упорным трудом. И знай: счастье — это не клад, который можно вдруг найти, счастье — это здание, которое нужно строить.

Он посмотрел на часы: до отхода эшелона оставалось двадцать пять минут.

— Если клад не находят в одном месте, его ищут в другом, — улыбнувшись, сказала Ирина.

— Так ты что думаешь? Искать его у этих людоедов?

— Кто поверит, что немцы — людоеды? — поморщилась она. — Люди, которые дали миру Шиллера, Гете, Вагнера, — людоеды? Смешно! Это обычная военная пропаганда.

Сергей Петрович остановился. Ирина произнесла эти чужие слова с такой убежденностью, что продолжать разговор уже не имело смысла.

Не говоря больше ни слова, Крайнев прошел в детскую и разбудил сына.

Вадимка, привыкший к тому, что его будили во время ночных тревог, не заплакал и дал себя одеть.

Ирина вошла в спальню вслед за мужем.

— Сына я тебе не отдам, — с преувеличенной твердостью сказала она и потянулась к ребенку.

— А я не оставлю его немцам, — резко сказал Крайнев и так взглянул на жену, что та невольно попятилась.

Ирина хорошо знала характер мужа и сейчас впервые в жизни почувствовала, что он может ее ударить. Она опустилась на кровать и закрыла лицо руками.