Когда архиепископу сообщили о смерти короля, он крестил местных сарацинских крестьян в воде Иордана. Его мечта воплотилась в жизнь. Еще будучи послушником, он мечтал в далеком монастыре на земле родной Франции о том, чтобы крестить неверных в Иордане, как некогда это делал Иоанн Креститель.

Осеннее утро было хмурое, воды этой неширокой, мелкой, но самой священной для христиан реки отражали свинцовый цвет неба. Многие бесстрашно входили в воду и самостоятельно окунались в нее, но вера некоторых была еще не столь крепка, и когда священник пытался их окунать с головой в Купельную Заводь, они по недомыслию иногда сопротивлялись. Стоя по колено в воде, архиепископ взял очередного обнаженного сарацина за шею, наклонил его и окунул головой в воду.

— Будь смелее, — сказал священник, надевая на шею сарацину маленький медный крестик на бечевке. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, нарекаю тебя Михаилом. А теперь открой рот и вкуси плоть Христову и выпей кровь Его. — Служка подал все необходимое, и архиепископ, положив в рот новоиспеченному брату во Христе крошечную просвирку, дал запить ее кагором и принялся за крещение следующего неофита.

— Иисус, Сын Божий, страдавший за нас на кресте, — молился священник, — позволь детям твоим заблудшим прийти под твою защиту. Благослови их и прости им их прегрешения.

В этот момент Архиепископ заметил, что к его пастве на берегу присоединились четыре всадника.

Архиепископ узнал барона Симона Наблусского — старого рыцаря с черными глазами и злым лицом, слово которого являлось законом в этой части Святой Земли. С ним был его сын, Стефан и еще два каких-то рыцаря. Молящиеся на берегу поднялись с колен.

Поддерживаемый служками, архиепископ вышел на берег. На его плечи накинули плащ, Архиепископ сунул босые мокрые ноги в деревянные сандалии, взял свой посох и выпятил бороду. Его паства встала возле него полукругом. Священник делал вид, что не замечает рыцарей. Ему хотелось скорее завершить церемонию и обсушиться в домике при местной часовне, стоящей шагах в пятидесяти ниже по течению Иордана.

— Теперь вы принадлежите к христианам, — сказал пастве Архиепископ. И новообращенные сарацины стали дружески приветствовать друг друга, похлопывать по плечам и целовать. Священник поздравил их и только затем обратился к всадникам, наблюдавшим за церемонией не слезая со своих рослых коней.

— Вы явились, чтобы повторно окреститься, милорды?

Симон Наблусский сплюнул.

— Я был крещен еще младенцем, — ответил он, — а мой сын — в день именин.

Архиепископ смотрел недоверчиво. Он не сомневался в том, что Стефан сделался христианином вскоре после рождения. Но ему было известно и то, как это происходило: быстрое окропление ножек, ручек и лба младенца.

Неудивительно, что потом вырастают такие нехристи, которые и в церковь никогда не ходят…

— Зачем же вы явились, если не собирались креститься в Иордане?

— Посыльный из Иерусалима разыскивал вас, чтобы сообщить важную новость. — Симон указал на одного из рыцарей, облаченного в синий плащ, расшитый золотыми иерусалимскими крестами.

— Я должен немедленно сопроводить вас ко двору, — с высоты своего седла провозгласил молодой рыцарь.

Архиепископ терпеть не мог, когда ему указывали как какому-то простолюдину. Он готов был вспылить, но барон опередил его.

— Новость предназначена только для ваших ушей, ваше святейшество, — сказал Симон, — и это совсем не то, чем я хотел бы сейчас поделиться с другими людьми, особенно с сарацинами, пусть даже трижды крещенными. Но архиепископ любил всегда настоять на своем, а потому громко сказал:

— Эти люди — мои братья во Христе, они такие же христиане, как вы и я. У меня нет от них секретов, как и от Господа Нашего.

Всадники переглянулись.

— Скажи ему, — согласился Симон, и рыцарь в плаще собрался с духом.

— Наш король Фульк умер, — прозвучала короткая фраза, но при звуке этих слов, казалось, вздрогнуло само небо. Король мертв. Как такое возможно? Архиепископ видел Фулька в Иерусалиме меньше недели назад. Больным король не выглядел, напротив, он был здоров и полон сил. Архиепископ сказал гонцу:

— Расскажи, как же пришла к нему смерть?

— Его Величество скакал на лошади, упал и разбился насмерть о камни.

— Какая нелепая гибель! — Воскликнул архиепископ.

Так в 1143 году христиане Леванта потеряли Фулька Анжуйского одного из самых деятельных монархов за всю историю королевства. Храбрый воин, прошедший невредимым через многие битвы, сломал шею, упав с собственного коня.

День был душным, солнце нещадно жгло, воздух раскалился, и кони не хотели идти дальше.

— Все круги ада! — Храмовник рванул поводья, но усталый конь едва тронулся с места.

— Негоже возвращаться с пустыми руками, Дилан, — пробасил рядом сквозь свою густую бороду брат Рональд.

— Нужно дождаться разведчиков, иначе командору это не понравится.

— Пусть наш командор идет к черту, — отрезал Дилан, — я не думаю, что есть смысл ждать еще дольше. Наверняка все наши разведчики уже мертвы.

Брат Рональд вытаращил свои голубые глаза истинного норманна.

— Что ты такое говоришь? Грешно поминать хозяина преисподней. Да и командора нашего ты обижаешь напрасно.

— Думаешь, командор теперь позволит нам бездельничать? — сказал Дилан.

— Его стараниями мы все скоро познаем смерть, потому что весь этот упреждающий поход — затея неудачная, так мне, во всяком случае, кажется.

— И что же ты предлагаешь? — Спросил Рональд.

— Ничего, — ответил Дилан, — но я не желаю, чтобы нас поскорее разделали сарацинские сабли.

— Ну, и я, этого, разумеется, не хочу, я буду сражаться. И все мы будем сражаться, брат.

— Так, значит, ты намерен убить много сарацин? — Подначил норманна Дилан.

Громадный Рональд потряс в воздухе своим длинным рыцарским копьем:

— Буду стараться нанизать на мое доброе копье как можно больше неверных.

— А сколько их на твое копье налезет? С десяток? — Усмехнулся Дилан.

— Может и с десяток, а может и больше, — кивнул норманн с серьезным видом. Но Дилан не изменил своего насмешливого тона:

— Но потом же тебя все равно убьют, дурья башка. Нас слишком мало против такой силы. Похоже, командор в этот раз действительно послал нас на смерть.

Они переглянулись, никто из них не хотел умирать. Чуть больше сотни рыцарей ордена Храма выступили на север — пятьдесят из Шато-Неф и семьдесят из Баниаса. Самый большой поход тамплиеров за последние два года.

Дилан и Рональд были посланы вперед, чтобы поскорее отыскать сира Эдварда де Руа и других пропавших разведчиков, а также выяснить, почему сарацинские крестьяне покидают свои деревни.

Разведчиков они пока не нашли, зато узнали, куда подевались крестьяне — те, чтобы не оказаться на поле боя, вышли навстречу наступающим исламским войскам. Пойманный старик сказал, что идет великая рать.

Лишь к вечеру один из пяти разведчиков, наконец-то, вернулся.

— Они движутся сюда, — прогнусавил легко вооруженный сержант-разведчик, прискакавший на небольшой черной лошадке. — Их ведет старый эмир Хамы. Я подкрался к их лагерю и заметил его возле главного шатра.

— Можешь сказать, сколько их там? — Спросил разведчика Дилан.

— Тысяч пять или даже больше. У эмира в авангарде всадников полтораста, и все в тяжелых доспехах и с длинными пиками, — ответил разведчик, и глотнул воду из фляги.

Люди у костра переглянулись. Даже дюжину-другую тяжелых кавалеристов редко встретишь среди сарацин, а уж, чтобы сразу полторы сотни?

— Мы проехали вокруг в обход авангарда, — продолжал разведчик.

— Их колонне конца не видно.

— И они идут прямо на нас? — Спросил Дилан.