— Но как же наш уговор? — Произнес он глядя с вызовом прямо в черные глаза капитана. — Я заплатил вам золотом за рейс до Святой Земли. Тогда извольте вернуть мне часть денег.

— Не сердитесь, сударь, я не обязан вам ничего возвращать, ибо вы заплатили за риск. Но теперь вы, благодаря стараниям моим и моих людей, в безопасности. Вы на моем судне благополучно пережили жестокий шторм и избежали нападения пиратов. К тому же, я выполнил уговор. Кипр — это уже Святая Земля. Остров от побережья Леванта отделяет лишь не слишком широкий пролив. Через день вы будете в Яффе или в Акре, как вы и хотели. Что же касается ваших денег, то они пойдут на ремонт судна.

Симеон мог потребовать возвратить несколько марок, но он не был мелочным и решил не ронять достоинство дворянина из-за пары монет.

— Ну, тогда хотя бы трапеза за ваш счет. Велите вашим людям хорошо накормить меня прежде, чем я сойду на берег. Я сильно проголодался за дни плавания, — сказал Симеон чистую правду.

На что капитан сразу смягчился и любезно кивнул:

— Это пожалуйста, любезный сеньор.

Корабль долго швартовался, но, наконец, швартовка закончилась, и плотно отобедавший Симеон сошел по узким сходням на причал, пропахший рыбой. В порту слышалась речь на нескольких языках. Преобладал греческий, хотя Симеон уловил много фраз на итальянском и на языке франков. Симеон шел, рассматривая корабли, причалы и суетящихся в порту людей, пока не наткнулся на стоящего на пути человека.

Над ним возвышался высокий плотный мужчина с черной бородой. Его широкая кольчуга легко могла защитить троих воинов, а небрежно наброшенный новенький синий плащ с золотой вышивкой был расстегнут, выставляя напоказ золоченный рыцарский пояс, перетягивающий объемное брюхо. Он напомнил Семиону перекормленного быка, да и взгляд у него был бычий, недобрый.

Толстяк глянул на нетвердо бредущего после длительного морского путешествия и долгого запоя Симеона и ухмыльнулся:

— Здорово, пьяный франк! — произнес он на норманно-французском с явным акцентом уроженца юга.

— Здорово, бычара! — в тон ему ответил Семион. Он откинул полу плаща так, чтобы был виден рыцарский пояс, сплюнул под ноги толстяка и положил руку на меч.

Они стояли друг против друга на длинном деревянном причале. Их окружали любопытные матросы и грузчики.

— А ты дерзок. Мне нравится это в пьяницах. Трезвый человек никогда не скажет того, что посмеет сказать пьяный, — толстяк рассмеялся, и его брюхо затряслось. Отсмеявшись, он добавил уже вполне дружелюбно:

— Ты устал плыть, небось?

— Да, ну и что с того? — Семион нехотя поддерживал разговор, желая, в то же время, поскорее его прекратить и пойти дальше.

Толстяк, вдруг улыбнулся, втянул носом воздух и сказал, как бы в шутку:

— Боже! Да от тебя воняет блевотиной! Хочешь принять ванну, верно? Мои слуги позаботятся об этом, — он заткнул за пояс топор и протянул руку. — Меня зовут Илья Ипатиус. Я один из кипрских князей. И каждый новый христианский рыцарь, прибывший из Европы сюда — мой друг. Я собираю отряд, идущий воевать в Левант, и потому приглашаю тебя к себе. Пойдешь ко мне на службу?

— Там посмотрим, — неопределенно ответил прибывший, и благоразумно представился именем своего недавно умершего небогатого кузена: шевалье Жюслен де Бреньяк из Прованса.

— Шевалье, говоришь? Всадник? А где же лошадь? — Шутливо спросил грек и разразился очередным приступом смеха.

Поначалу он не хотел идти с бородатым толстяком, но все же дал себя уговорить словоохотливому греку.

Этот человек — последний, кому бы я стал доверять! — слушая бородатого, думал Симеон. Однако, соблазн отдохнуть после изнурительного плавания пересилил все доводы разума. Да и просто неплохо было бы принять ванну и осмотреться.

Толстяк не подвел. Он привел Симеона в просторный манор римской постройки, где оказалась не ванна, а целый мраморный бассейн с несколькими слугами. Симеон хорошо вымылся в теплой воде, и хозяин приказал проводить гостя в спальню. Симеон не помнил, как заснул. Проснулся он на роскошной мягкой перине, устланной великолепными белыми простынями. Он встал с постели бодрым. Голова перестала болеть, и он потянулся от удовольствия. Одежда его, кольчуга, оружие, седельные сумки и даже кошель были аккуратно разложены на трех небольших столиках, стоящих вдоль стены.

В комнате царил полумрак, но в щели между ставнями пробивались солнечные лучи. Семион стряхнул последние остатки сна и распахнул ставни, чтобы посмотреть, куда его занесло.

Он находился на втором этаже старой виллы, по-видимому, еще античной постройки. Под окном, вокруг мраморного бассейна, росли кипарисы. Возле бассейна суетились двое юных слуг, одетых в белое, а третий стоял в воде и чистил дно щеткой. Неподалеку, в конце мощенной плитами дорожки, высилась в окружении цветов древняя мраморная статуя, изображавшая Аполлона. За ней находились ворота из кованных заостренных прутьев и тянулась каменная стена высотой в десять футов. А дальше — город.

Вилла располагалась на холме, и Симеон лицезрел множество красных черепичных крыш, покрывающих дома из белого камня. В центре города возвышались квадратные башни замка и огромный собор. Повсюду виднелись стройные кипарисы и развесистые пальмы, стены многих домов покрывали лианы. За городскими кварталами солнечный свет отражался от морской воды. Через бухточку сновали большие и малые суда, их флаги и паруса напоминали своей пестротой бабочек, а по их разнообразию казалось, что в порту пришвартовались корабли со всего Средиземного моря. Так оно и было, наверное. Воздух здесь пах по-другому. Ароматы пряностей витали в теплом воздухе, доносился звук греческой речи, родной для слуг Ильи Ипатиуса, равно, как и для их хозяина.

Услышав звук открывающейся двери за спиной, Семион обернулся к своему гостеприимному толстому хозяину.

— Живописно, не так ли? — Спросил Илья.

— Умиротворенно, я бы сказал. Так бы здесь и поселился, — согласился гость.

— Этот маленький порт не Марсель, конечно, зато здесь уютнее и теплее, — сказал хозяин.

— Здесь есть девушки определенного рода занятий? — услышал он собственный глупый вопрос, неожиданно сорвавшийся с языка.

— Здесь, как и в любом другом порту, шлюх можно найти в каждой таверне. Есть и бардели. Но тебе они не потребуются, дорогой друг. Ты еще не видел моих служанок. Я пришлю тебе одну. Она выполнит все твои пожелания.

— Рабыни? — уточнил Симеон.

— Да, пленные сарацинки. Искусницы еще те.

Толстяк улыбнулся, довольно погладил бороду и проговорил другим тоном:

— Завтрак подадут в зал. Спускайся и познакомься с другими моими рыцарями. А я сейчас прошу меня извинить. Я имею честь быть одним из советников этого города, и нас призывает к себе на совещание король, — он улыбнулся, продемонстрировав полный рот красивых белых зубов.

— Если хочешь, потом прогуляйся по городу. Вечером я расскажу о своих планах. Будет предостаточно времени обсудить их. Мы выпьем за победу над неверными.

— Хорошо, тогда до вечера, — ответил Семион. И подумал: определенно, он хочет использовать меня для собственной выгоды. Греки всегда думали только о собственной выгоде. «Любители пряностей, продавшие дело христово», с презрением говорил о византийских греках отец. А он их повидал немало за время участия в двух крестовых походах. В любой момент Илья Ипатиус может решить, что для него больше пользы от мертвого рыцаря, чем от живого. И потому лучше убраться от грека подальше, пока это момент не настал. Но пока можно и поиграть в его игру.

Семион надел чистую одежду. Облачаясь, он понял, что его одеяние слишком роскошно для простого рыцаря. Бедняга покойный шевалье Жюслен, именем которого он представился греку, никогда не носил одежду из шелка. Потому Симеон переоделся опять. На дне сумки он отыскал потертые кожаные штаны и такую же куртку. Одежда все равно выглядела довольно дорогой, разве что несколько старомодной, но штаны были коротки, а рукава — длинны. По крайней мере, это может сойти за одежду небогатого рыцаря.