Во дворе замка лошади были, наконец, расседланы и отправлены в стойла, а прибывшие люди умылись и уже расселись во дворе, под навесом из пальмовых листьев, за столом в ожидании трапезы, когда прибежавший слуга, крещенный самаритянин, прокричал:

— Сир, в деревне Арох в ручье вся вода высохла!

Сир Бенедикт задумался и протянул:

— Я полагаю, что неудивительно, если ручей высох. В этом году просто чудовищно жарко, и небывалая засуха. Половина источников в Самарии пересохла, а в оставшихся ручьях слишком мало воды.

После трапезы сир Бенедикт попросил Карла сопроводить его в деревню. Нужно было осмотреть на месте высохший ручей, чтобы потом доложить о происшедшем их сюзерену, барону Вади-Кастла, Юберу де Обри, который был стар, и потому понапрасну его тревожить не хотелось.

Они проехали от замка по гребню горы пару миль, добрались до сторожевой башни, возле нее спешились, и, ведя коней в поводу, спустились по довольно крутой тропке к подножию склона, где располагалась одна из трех деревень, которыми владел хозяин Вади Кастла. Унылое зрелище ожидало рыцарей: на месте деревни Арох остались одни обугленные развалины, лишь четыре дома возле самого ручья уцелели, а в ручье действительно не оказалось воды, осталось только каменистое русло. Крестьяне-сарацины сидели на земле в жидкой тени нескольких масличных деревьев, чудом уцелевших после устроенного разбойниками пожара, и настороженно поглядывали на рыцарей.

— Ну вот, только позавчера отбились здесь от разбойников, так теперь еще и новая напасть — здешний ручей взял и весь высох, — посетовал сир Бенедикт.

— Быстро же он пересох, — заметил Карл, — нас с Манфредом не было только четыре дня.

— Этот ручей никогда не был особенно полноводным, но никогда и не пересыхал полностью, а теперь вот пересох совсем внезапно, — сказал Бенедикт.

— Плохо дело. Если не будет воды, то не будет и урожая, — проговорил Карл.

— Тем более, что здесь за деревней, ниже по течению этого самого ручья, выращивается весь наш овес. И чем только коней будем кормить? — протянул Бенедикт.

— И что теперь делать? — спросил Карл.

— Можно, конечно, заставить крестьян носить воду в бурдюках из Замкового ручья, но сколько они принесут? Почти три мили туда и столько же обратно, да еще на гору и с горы, — размышляя вслух, проговорил Бенедикт.

— Но спускаться с ношей легче, чем подниматься, — сказал молодой рыцарь.

— Все равно крестьяне долго не протянут здесь без воды, и что-то необходимо придумать, иначе они бросят все и сбегут туда, где вода есть, — продолжал рассуждать Бенедикт.

Карл подошел к руслу ручья, вышел на середину обнажившегося дна, наклонился и выдернул один из камешков. Сухой сверху, снизу камень был еще влажным.

— Вода совсем недавно ушла, — сказал он, и отбросил камешек. Затем спросил:

— А откуда вытекает этот ручей? Может, ближе к истоку вода все же есть?

— Надо бы посмотреть, — согласился Бенедикт.

Рыцари забрались в седла и, стронув коней с места, поехали вдоль ручья.

Ручей, пока в нем струилась вода, тек с другого отрога Самарийского Нагорья. Его исток находился в распадке между скал милях в четырех восточнее.

— А чьи там владения? — поинтересовался Карл.

— А ничьи, — коротко ответил Бенедикт. Но, перехватив удивленный взгляд Карла, пояснил:

— Раньше там стоял один из небольших замков братьев Госпиталя, но Саладин разгромил гарнизон и разрушил замок. Теперь там одни развалины.

— Но кто-то же владеет той землей? — задал новый вопрос молодой рыцарь.

— Да никто не владеет. Я же говорю, там брошенная земля. Когда Саладин умер, а его наследники перессорились и передрались из-за наследства, сарацинским правителям было не до того, чтобы делить здесь земли. Гарнизоны сарацины оставляли только в городах и в больших крепостях, а маленькие сельские замки, до войны с Саладином принадлежавшие христианам, были просто превращены в руины, где стали прятаться разбойники, — поведал Бенедикт.

— Но как тогда уцелел замок барона Юбера? — удивился Карл.

— Да очень просто. Мало того, что отец барона не послал ни одного бойца на войну, он и короля Лузиньяна не признал законным монархом. Короче, он был мятежником, одним из тех, которым люди султана платили за то, чтобы они сеяли смуту среди христиан, и Саладин знал об этом, к тому же, отец Юбера был женат вторым браком на знатной арабке, родственнице одного из друзей того самого Саладина, хоть и крещенной. Так что с неверными предок Юбера вполне ладил, и они его не трогали, как и он их. Старики в деревнях говорят, что отец Юбера даже присягал Саладину в верности, но этого никто не знает наверняка.

— Но как же честь христианина? — недоумевал Карл.

Бенедикт сурово посмотрел на молодого рыцаря, затем произнес:

— Чести в Леванте давно уже нет, а есть лишь корысть. Ты об этом не знал, когда ехал сюда?

— И неужели вы, сир, служите барону Юберу только ради корысти? — спросил Карл.

— Отчасти и из-за корысти, — неожиданно легко признался Бенедикт, и добавил: — но все же больше из-за благодарности старику. Ведь сир Юбер, на самом деле добрый человек. Когда-то он выкупил меня из сарацинского плена. Тамплиеры отказались меня выкупать, а он выкупил.

Дальше ветеран и молодой рыцарь поехали молча.

Они обогнули очередную скалу, и взорам их открылось ущелье, перегороженное развалинами замка, из-под которых должен бы вытекать ручей, но сейчас в русле не было ни капли воды.

— Эй, куда едете? — вдруг окликнули их на арабском откуда-то из-за развалин.

Одновременно с этим окриком на склонах с обеих сторон появились несколько лучников в серых бурнусах.

Бенедикт поднял руки, показывая, что оружия у него нет, и прокричал по-арабски:

— Мы служим хозяину Вади-Кастла барону Юберу де Обри и хотим знать, почему пересох ручей.

Бородатый человек в зеленом бурнусе, таящийся до этого за руинами, вскарабкался на груду развалин и прокричал:

— Это больше не ваша вода. Как и все здесь не ваше. Убирайтесь в свой хлев, поедатели свиней!

— Что вы сделали с ручьем? Перегородили? Теперь по вашей вине в деревне от жажды страдают люди, и урожай погибает, — проигнорировав оскорбление, выкрикнул Бенедикт. Но чернобородый не ответил, а просто махнул рукой лучникам. Взвизгнули тетивы коротких сарацинских луков, и с десяток стрел разом рванулись в сторону рыцарей. Выезжая из замка, Карл и Бенедикт прихватили щиты, и, как оказалось, не зря. Четыре стрелы, пущенные с левого от рыцарей склона, вонзились в щит, едва Карл поднял его, пытаясь закрыться. Пятая стрела ударила в луку седла и отлетела. Сир Бенедикт не успевал перекинуть тяжелый щит на правую сторону, и, вместо этого, выхватил меч из ножен. Карл поразился, когда увидел, что все стрелы, летящие с правого склона, старый рыцарь отбил, крутанув свой длинный меч так стремительно, что на миг в раскаленном воздухе возник прохладный ветерок. «И как только он вытворяет такое?» — мелькнула мысль в голове Карла, пока он разворачивал своего тяжеловесного коня. Бенедикт на своем арабском боевом скакуне развернулся быстрее, и, прежде чем стрелки на склоне сделали следующий залп, рыцари, закинув щиты за спины и пригнувшись, пустили коней в галоп. Всадники благополучно миновали поворот и только за скалой перешли на спокойную рысь.

— Еле удрали, — сказал Карл.

— Похоже, это люди эмира Халеда, одного из наших соседей. В этот раз они хотели только напугать нас. Если бы собирались убить, то стреляли в наших коней, — проговорил Бенедикт.

— Но это же бесчестно! — возмутился молодой рыцарь. Бенедикт взглянул на него жестко и произнес:

— Ну, сколько тебе повторять, что нет чести в Леванте. Давно уже нет никакой чести. Запомни мои слова. Корысть правит здесь всем. И только она одна.

Всю дорогу через Средиземное море он пил и спал. Галера была небольшой, а каюта Семиона вмещала только его самого и его багаж, состоящий из двух седельных сумок. Капитан запретил ему даже высовываться на палубу, чтобы пассажира не смыло за борт. Сильная качка вызывала у Симеона рвоту. Напившись, он проваливался в тяжелый сон, и это на какое-то время спасало. Но, как только он снова начинал есть, все повторялось сначала.