Пальцы в перчатке слегла разжались, и этого было достаточно для сильного рывка. Снова наступила невесомость об этом свидетельствовали взмывший в воздух осколок градусника и облегченный вздох космонавтов. На огромном телеэкране, перед глазами едва пришедших в себя космонавтов, совсем близко проносилась поверхность Марса. Однообразная равнина, изредка мелькающие странные пятна… Может быть, это очертания городов или селений? Но стремительный полет корабля не давал возможности что-либо разобрать.

— Вера Степановна, — произнес Брагин, — прошу разрешить повторить торможение, на этот раз с девятикратной перегрузкой.

— Почему c девятикратной?

— Меньше нельзя. Иначе я сожгу все топливо, и мы не сможем вернуться на Землю.

— Сколько времени будем тормозить?

— Секунд сто пятьдесят.

— Другого выхода нет?

Брагин отрицательно покачал головой.

— Хорошо. Разрешаю, — после короткой паузы ответила Борисова.

— Полный вдох! — скомандовал Брагин. — Идем в последний заход на посадку!

Мощный рев наполнил помещение корабля. Кресла провисли под космонавтами почти до самого пола, как будто на них положили тонны груза. Тяжесть и свист нарастали с чудовищной силой и, достигнув апогея, стали немного затихать. По-прежнему ревели только двигатели, и корабль в облаках дыма и пламени плавно опустился на поверхность Марса. Резкий толчок. Непривычная тишина. Полная неподвижность.

— Товарищи, мы на Марсе! — после долгой паузы усталым голосом произнес Брагин и снял с руки перчатку.

Члены экипажа, как бы просыпаясь от тягостного сна, по очереди встали с кресел.

— Тяжесть! — первым приходя в себя, произнес Строков и сделал осторожный, неуверенный шаг по полу кабины.

— Ура! Тяжесть! — восторженно закричал Швачко. и неожиданно прыгнул почти на высоту своего роста. — Но гораздо слабее, чем на Земле!

— Давайте откроем переходной тамбур, — предложила Борисова. — Все остальные отсеки корабля закрыть!

Брагнн послушно нажал одну из кнопок на пульте управления, и массивная стальная дверь чуть заметно приоткрылась. В образовавшуюся щель с шипящим свистом вырвался воздух; давление быстро уравновесилось. Борисова посмотрела на стрелку анероида, которая заметно отклонилась влево.

— Атмосферное давление на поверхности Марса равно примерно земному высокогорному, — заключила она.

— Вполне подходяще! — не удержался от реплики Швачко и сделал движение, чтобы снять скафандр.

— Саша, что за мальчишество! — строго остановила его Борисова. — Мы еще не знаем ее химического состава.

Борисова забрала порцию воздуха в баллон, соединенный шлангом с химическим анализатором. Задрожали стрелки на шкалах, то резко отклоняясь, то вновь возвращаясь почти к нулевому положению.

— Кислорода крайне мало, — записывая показатели приборов, произнесла Борисова. — Азота тоже… Зато огромный процент тяжелых инертных газов.

— Это ядовито? — спросил Брагин.

— Не знаю, нужно проверить.

Из маленькой стеклянной клетки с автономным воздушным питанием Борисова осторожно выпустила на пол белую мышь. Давно отвыкнувшая от столь большого пространства, она сделала несколько неуверенных движения и… вдруг высоко подпрыгнула.

— Совсем, как Сашка! невольно улыбнулся Брагин.

Швачко посмотрел на него с видом оскорбленного достоинства.

Мышь сделала еще несколько судорожных прыжков и упала на спину. Космонавты с волнением следили за зверьком. Ведь от того, выживет он или нет, зависело все их будущее на этой планете. Что это, смерть или временный шок?

Но вот глазки у мыши заблестели, зашевелились усики, хотя она была еще не в силах сделать движения.

— Вера Степачовна, — прервал напряженную тишину Строков. — А не кажется ли вам, что ее мышцы просто отвыкли от силы земного притяжения?

— Ну, конечно! — сразу же согласился Швачко. — Сами делали каждые сутки гимнастику; а о бедной твари забыли.

Борисова продолжала внимательно наблюдать за поведением зверька и сохраняла молчание.

— Ваше мнение? — не выдержав, спросил Брагин.

Вместо ответа, после секундного колебания, Борисова сняла шлем и решительно вышла в тамбур, захлопнув за собой дверь. Затем она взяла с пола дрожащую, как в лихорадке, мышь и, посадив ее на ладонь, приблизила к своему лицу.

Дыхание Борисовой делалось все напряженнее и чаще. Мышь тоже явно задыхалась. Брагин не выдержал и схватился за ручку двери. Но в это время Вера Степановна сама распахнула ее и, шатаясь, вошла в отсек корабля.

— Воздуха!.. — еле шевеля губами, попросила она.

Швачко мгновенно открыл кран кислородного баллона и поднес шланг ко рту женщины. — Разве можно так!.. — невольно вырвалось у него.

— Можно, и необходимо, — отдышавшись, ответила Борисова. — Выход на поверхность планеты разрешаю, но пока в скафандрах. Во всяком случае, без кислородных масок нам не обойтись. — Она жадно глотнула порцию кислорода из шланга и добавила: — А сейчас произвести полную дезинфекцию костюмов и снаряжения.

— Стоит ли задерживаться из-за этого? — усомнился Строков.

— Стоит, — возразила Борисова. — Для обитателей Марса, если они существуют, самая безобидная земная бактерия может оказаться страшнее чумы.

И вот космонавты, усталые, но счастливые, ощутили под ногами твердую почву другой планеты. На бескрайней равнине, освещенной слабыми лучами уходящего за горизонт маленького Солнца, стоял их космический корабль. В небольшой впадине, хорошо защищенной от ветра, был установлен зеркальный телескоп. Около него поместился Брагин в кислородной маске, в темном защитном комбинезоне. А охрану всего пространства вокруг взял на себя установленный на вершине дюралевой мачты беспрестанно вращающийся «электронный глаз»: при появлении какого-либо предмета он мгновенно подаст предупреждающие сигналы.

Небо Марса? Как оно непохоже на земное! Днем — темно-синее, переходящее в фиолетовые тона. Крохотное светило редко перекрывается прозрачным облаком, почти не ослабляющим его лучей. Ночью на небе гораздо больше звезд, они разнрцвет-ные, горят ярче и почти не мигают. Две крохотные луны — Деймос и Фобос; одна — степенная, медлительная в своем движении, другая — проворная, успевающая за ночь трижды появиться и исчезнуть. Брагин, дежуривший возле корабля, навел телескоп на одну из них, и в окуляре появилась далекая Земля.

Свыше 370 миллионов километров отделяло сейчас его от родной планеты, но мысленно он был там, среди друзей, в бурном потоке жизни, торопливой, неугомонной…

Тем временем Строков, Борисова и Швачко на герметическом вездеходе вот уже вторые сутки совершали дальнюю разведку.

Бесконечен однообразный ландшафт пустыни, озаренный бледным светом двух лун! Резкие лучи прожектора, укрепленного на крыше вездехода, освещали бегущую навстречу ровную поверхность, возникающую из темноты. Стрелка спидометра на светящейся шкале дрожала возле цифры «50». Машина шла по компасу, и Швачко на заправленной в планшет карте отмечал путь в виде спирали, идущей от точки посадки корабля.

— Григорий Петрович, — обратился он к сидящему за пультом управления Строкову. — Прошли по круговой 2 300 километров. По прямой отстоим от корабля на добрых 700 километров, а кругом до сих пор все мертво.

— Думаешь, дальше двигаться бесполезно? — спросил Строков, по-прежнему внимательно вглядываясь вперед.

— Да вроде…

— А вчерашние мчащиеся тени? — Коллективная галлюцинация! — безапелляционно заключил Швачко. — Точно такое мы видели с Михаилом Ивановичем на Луне, а потом выяснилось, что причина всему — отравление азотом, его подавалось слишком много.

— Знаете, Саша, — заметил Строков, — вы неплохой астронавт, но поспешность в выводах очень мешает вам стать настоящим ученым.