- Сводный батальон! – шутил неунывающий Илья Афанасьевич. - Цельных 18 человек набилось...

 - Откуда хоромы?

 - Блиндаж остался после прохождения фронта – вот и заселили.

 Духота утром стояла такая, что хоть топор вешай. Корову поставили в сарай без крыши – накрыть нечем было.

 - По весне построим себе отдельную землянку. – Решили на семейном совете.

 Нашли в роще разрушенный блиндаж, построенный немцами в три дубовых наката. Сафоновы понемногу разобрали его и, с помощью коровы, натаскали себе брёвен на землянку. Знакомый дед-печник сложил из кирпича грубку.

 - Перезимуете, як короли... – пообещал он и взял сверх оговоренной платы мешок картошки.

 - Настоящие хоромы!

 Летом 1944 года оперуполномоченные из района объявили, чтобы к осени в землянках люди не жили.

 - Приказ, конешно, хороший, но в лес даже по дрова не пускают! – сплюнул старший Сафонов.

 - Придумаем чего-то…

 - Где брать материал для строительства – эта головная боль не для начальства.

 Ночью, таясь, на коровах стали разволакивать ели с дороги  на Донаху. Во время оккупации немцы выпилили ели вокруг заброшенной помещичьей усадьбы и, добавив брёвен из леса, с помощью строительного батальона словаков, замостили этот большак.

 - Потом в грязи потонем… - подумал Илья Афанасьевич, но каждую ночь отправлялся за строевым лесом.

 Только он с помощью домочадцев собрал новый дом, как пришла беда. В донаховском лесу была создана исправительно-трудовая колония на 300 человек.

 - Аукнулась мне должность немецкого старосты. – Тихо сказал он жене, когда за ним пришли.

 - Неужто они не понимают, - изумилась Авдотья, - ты служил не немцам, а людям?

 В лесном лагере отбывали срок «не злостные» полицаи, самогонщики, те, кто попался на воровстве колхозного имущества, неплательщики налогов. Лагерники изготовляли деревянные срубы, повозки, бочки; выжигали древесный уголь и варили дёготь.

 - Кто там будет разбираться?

 - Отработаешь год и вернёшься домой. – Успокоила его супруга.

 Дёготь гнали из бересты, набивая её в керамические сосуды, называемые кубами. Эти кубы, вмазанные в печи, нагревались снизу, из них и вытекал дёготь, так необходимый в хозяйстве. Его использовали для смазки обуви, колёс, качелей, упряжи, повозок, для изготовления лекарств, для отпугивания оводов.

 - В углежоги пойдёшь. – Осмотрев нового поселенца, решил косоглазый бригадир.

 - А у меня есть выбор?

 Углежоги жили в лесу неделями. Они выкапывали большие ямы, набивали их дровами и поджигали. Хитрость состояла в том, чтобы вовремя погасить этот исполинский костёр, закрыть яму дёрном и потушить угли.

 - Если закроешь слишком рано – вместо углей окажутся головешки, - учил новичка парнишка, укравший в соседнем колхозе мешок зерна, - если поздно, то будет одна зола.

 - Понятно… 

 Воду носили себе в вёдрах из деревни Воронино километра за два. Наступившей зимой измотанный лесной жизнью Сафонов споткнулся при спуске с крутой горки. Вода из оцинкованных вёдер окатила его с ног до головы. Пока Илья Афанасьевич добежал до тепла, коварная болезнь пробралась в  стареющее тело. К вечеру он слёг с высокой температурой, а через пару дней умер от воспаления лёгких.

 … После освобождения от немцев на 60 хозяйств в Криницах осталось 12 коров. Весной в хозяйстве Сафоновых приключилась великая радость – отелилась корова. Только вот после отёла не встала.

 - Без ветеринара подохнет! - мать послала к нему Митю.

 - Как я его уговорю прийти?

 - Придумай что-нибудь…

 Стоял март 1945 года, снег начал таять – самая распутица. Парнишка был обут в лапти, одет в укороченную топором шинель, на голове – «будёновка». Часа за два с «гаком» дошёл до места. Люди указали, где живёт ветеринар. Вышел из хаты старый мужик, выслушал и сказал:

 - Пешком не пойду. Ищи лошадь.

 - Кто ж мне даст лошадь?

 - Это твои проблемы…

 На сахарном заводе, взорванном немцами при отступлении, велись восстановительные работы. На заводе работали военнопленные немцы. Митя узнал у охраны, где живёт их начальник. Пришёл к дому, постучал в дверь, вышла девочка лет десяти.

 - Чего надо?

 - Позови отца.

 Потом появился её отец, офицер: галифе, заправленные в сапоги, нижняя белая рубаха без кителя.

 - Чего тебе?

 Подросток объяснил, что нужна лошадь, чтобы отвезти ветеринара.

 - А как я тебе дам лошадь? Потом, ищи – свищи!

 - А пусть солдат со мной едет! - предложил находчивый Митя.

 - Ишь ты, какой!

 Пока мальчик стоял в коридорчике, с лаптей и онучей натекла на пол небольшая лужа. Появился офицер в кителе и фуражке. Пошёл и распорядился солдату запрячь лошадь в розвальни и отвезти их с дедом.

 - Без коровы они погибнут. – Сказал он удивлённому солдату.

 Когда приехали, корова была ещё жива. Старый ветеринар сразу определил причину: родильный порез. Дед достал резиновую грушу, «воткнул» в сосок и накачал по очереди каждый из четырёх. Корова подняла голову.

 - Вставай кормилица! – подбадривала её плачущая мать.

 - Зараз встанет…

 Общими усилиями её поставили на ноги, укрыли дерюгой. Ветеринара угостили борщом вместо «магарыча». Солдат сев в розвальни, увёз деда домой, ничего не взяв…

 - Бывают же добрые люди на свете! – заплакала от счастья Авдотья, когда бурёнка поправилась.

 … В апреле мать послала Митю на базар в Унечу. Здесь находилась швейная мастерская, где шили суконные пиджаки и брюки. Продавали на базаре хлеб, картофель, муку, камсу, зажигалки и табак.

 - Продашь яйца и купишь керосина. – Велела расчётливая Авдотья.

 - Опять топать пешком?

 - Если хочешь, - съязвила мать, - возьми самолёт…

 Рядом с торговыми рядами – керосиновая лавка, где, как и до войны, работал высоченный, под два метра, Мендель Аронович Елисеев. Перед приходом немцев Митя видел как он на телеге, запряжённой парой лошадей, проезжал через их село.

 - Что, бежишь, жидовская морда? – спросил кто-то.

 - А что ж мне, оставаться?! - парировал он и хлестнул кобылку…

 Лавка находилась в полуподвальном помещении. Мендель Аронович вместо кружки черпал керосин латунной гильзой от снаряда, опустив три пальца внутрь, а большим пальцем придерживая «мерку» снаружи. Керосина намерил 28 «литров» на 20-ти литровую немецкую канистру из-под бензина. И всё равно – недолив был налицо.

 - Так туда же максимум двадцать входит!

 Митя указал Менделю Ароновичу на надпись.

 - Эти немцы, знаешь, что хочешь напишут!.. - Хмуро ответил тот. - Им только верь!

 И, как бы в оправдание, добавил примирительно:

 - У вас, деточка – всё своё. А тут: и яички – купи, и сметанку, и сало – купи!.. И на всё деньги надо. Иди с богом…

Старший лейтенант Головатюк выглядел совершенно убитым: от его роты, перед введением в бой насчитывавшей 150 человек, осталось десятка полтора.

 - С кем воевать теперь? – думал он, пересчитывая бойцов.

 Утром его рота опять штурмовала безымянную горку. Она, по-видимому, имела стратегическое значение, ибо её с диким упорством советское и немецкое начальство старалось захватить.

 - Чё в неё так упёрлись? – возмущались выжившие солдаты.

 - Пока нас всех не угробят, - сказал Петька Шелехов, - не успокоятся…

 Непрерывные бои срыли всю растительность и даже метра полтора-два почвы на вершине.

 - После войны на этом месте долго ничего расти не будет. – Потянулся всем телом Генка Шахов.

 - Разве что железо с когтями…

 Земля была смешана с осколками металла, разбитого оружия, гильзами, тряпками от разорванной одежды и человеческими костями.

 - Пару лет тут точно простоит стойкий трупный запах…

 - Думаю больше! – сказал Гена и посмотрел на поникшего ротного.

 Полчаса назад Головатюк, поднявшись во весь рост и размахивая револьвером, кричал, пытаясь поднять в очередную атаку этот жалкий остаток.