Перед тем, как совершить свой последний подвиг, Глеб Победоносцев подводит итог тому, что он успел сделать, что пережил.

«Что же, жизнь прожита, в ней было не только тяжелое, — было и счастье. И теперь в какое-то короткое мгновение оглядываясь назад, он чувствовал, что счастья было больше, чем он думал обычно, — оно было в любимом призвании, в победах над ночной стихией, оно было в великом деле, которому служил Глеб с того дня, когда на Юго-Западном фронте мировой войны улетал с Николаем Григорьевым от преследования царских властей».

Это подведение итогов очень важно не только для понимания характера одного из главных героев романа. Его жизнь, равно как в жизнь Быкова и Тентенникова, изображена в романе так, что читатель видит образец, по которому можно и нужно строить собственную жизнь. В этом — непреходящая актуальность романа.

В годы ленинградской блокады мне не раз приходилось вместе с Виссарионом Саяновым бывать у защитников ленинградского неба. Здесь знали его и как писателя, в частности автора «романа о летчиках», и как фронтового поэта, каждодневно воспевавшего отвагу ленинградских авиаторов (в 1942 году в осажденном Ленинграде вышла его брошюра «Летчики-гвардейцы», а в Свердловске — книга-альбом в соавторстве с А. Прокофьевым «Гвардия высот»).

Однажды в авиационно-истребительном полку я стал свидетелем беседы автора с читателями романа «Небо и земля». Летчики говорили, что хотели бы узнать о судьбах героев романа в суровые дни новой войны.

— Но ведь и Быков и Тентенников, — отшучивался Виссарион Михайлович, — уже давно белобилетники, по возрасту списаны из авиации.

Летчики с этим не соглашались, требовали «дописать» роман.

Роман действительно был дописан. Так появилась его четвертая часть. На страницах «Неба и земли» запечатлены героическое время, героические люди, славные боевые традиции русских авиаторов, традиции, ставшие в борьбе с фашизмом дополнительным оружием советских воинов.

Эта тема была одной из главенствующих во всем, что делал Саянов в годы ленинградской блокады. Его героями были все ленинградцы: они вынесли на своих плечах тяготы этих долгих девятисот дней и не дрогнули, выполняя свой будничный и тяжкий долг. Таким был и сам Виссарион Михайлович. Чем только не приходилось ему заниматься в эти суровые дни! Он начал писать «Дневник походный», в котором предполагал запечатлеть не только события, но и «родных героев имена». Первый выпуск такого дневника вышел в сентябре 1941 года. Вторая книга была подготовлена к печати, но не вышла в свет; она оказалась погребенной в разрушенном вражеской авиационной бомбой здании издательства.

Тогда Саянов писал не только стихи и повести.

Об этом лаконично сказал давний друг его и соратник Борис Лихарев:

Коридорами Смольного
Ночью шагают поэты,
И стихи сочиняют,
И пишут воззванья к полкам.

Строчки обращают нас к тем еще недостаточно освещенным в литературе дням работы писательской группы при Политуправлении Ленинградского фронта, которую возглавлял Н. Тихонов и в которую входил Саянов. Но Лихарев точно сказал не только о том, чем занимались поэты. Он подчеркнул и отношение к ним защитников Ленинграда:

Мы проспектом идем, как траншеей,
На любом перекрестке
Патруль узнает нас в лицо.

Это ли не высшая награда стихотворцу и писателю!

Виссарион Саянов дневал и ночевал на передовых позициях, бывал в цехах заводов, выполнял десятки самых разнообразных заданий. Но сколь ни велико было число этих заданий, сколь он ни уставал, как ни мучили, его холод и голод, он продолжал работать над крупными художественными произведениями. Один из немногих наших поэтов, он успешно развивал жанр повести в стихах («Повесть о Кульневе», «Ива», «Оренбургская повесть», «Орешек» и др.), вынашивал замыслы новых романов.

В послевоенные годы вышли первая и вторая книги его романа «Страна родная», роман «Лена», повесть «Сердце поэта», множество рассказов.

В последние годы жизни Виссарион Саянов много сил отдавал публицистике. Эта сторона его творчества до сих пор осталась почти не исследованной. Не много писателей могут сравниться с Саяновым в широте интересов, в разнообразии знаний, наконец, в множественности проблем, которые он поднимал.

Передо мной папка с вырезками из газет. Здесь собрана лишь малая часть статей Виссариона Саянова, но она составила бы в его собрании сочинений солидный том, а может быть, и не один. Беру без выбора эти статьи, читаю их заголовки: «Великий большевик» (статья о Кирове), «О букинистической книге», «Превратим землю в цветущий сад», «Заметки о языке», «Создадим музей отечественной авиации», «Литература, идущая вперед», «Великий русский стих» и т. д. и т. п. Ежегодно у нас присуждаются литературные премии имени Горького. Но мало кто знает, что инициатива в учреждении их принадлежит Виссариону Саянову. Он говорил о необходимости такой награды на Первом учредительном съезде писателей Российской Федерации (1958). Саянов одним из первых после войны взялся за возрождение идеи М. Горького о создании историй фабрик и заводов, был редактором книги «Гвардия труда», посвященной славным трудовым и боевым традициям рабочих прославленного Кировского завода. За несколько часов до смерти он зашел в Лениздат, чтобы подписать в свет сигнальный экземпляр этой книги.

22 января 1959 года Виссарион Михайлович Саянов умер. На его рабочем столе осталась недописанная рукопись, а в ящиках письменного стола, в шкафах — незавершенные произведения. Над ними он работал до последнего часа: одни дописывал, другие отшлифовывал, прежде чем сдать в издательство или в редакции журналов. Архив дает представление о поистине тиранической работоспособности писателя.

«Для меня… литература не служба, а служение, — писал Саянов. — Я до сих пор отношусь к ней так же чисто, восторженно, преданно, как и в юности, — карьеры из искусства не делаю…»

Виссарион Саянов понимал, что не все написанное им равноценно. Зато никогда не зарился «на легкий хлеб халтуры». Просто ему хотелось успеть сделать как можно больше, но не всегда хватало сил, времени. Давали себя знать не только годы, проведенные за письменным столом, к которому он, по его собственному выражению, всегда был прикован как каторжник к цепям, но и контузия, полученная в финскую войну, в результате которой резко понизился слух, инфаркт, перенесенный на ногах.

Он мог бы ослабить напряжение в каждодневной работе, позволить себе отдых с полным или хотя бы частичным отключением от литературных занятий и общественных дел. Но именно в пору, когда подорванное непосильной работой сердце требовало наибольшего щажения, он с юношеским пылом работал над новой книгой стихов, как бы заново переживал молодость, с радостью убеждаясь: все что отстаивал и что декларировалось в «Фартовых годах», в «Комсомольских стихах», оставалось его единственной позицией, составляло его счастье, смысл жизни. Он назвал эту книгу «Голос молодости». Как бы подытоживая прожитое, обращаясь к будущему своему читателю, он говорил:

Но скажи, далекий правнук, ты:
Разве мы не правы, и неужто
Можно было по-другому жить
В наше время, время грозовое?
К берегам грядущего доплыть
Можно лишь забывши о покое.
Молодость свою я ставлю вновь,
Громкую, как выстрел, ставлю дружбу,
Чистую, как снег в горах, любовь!

Роман «Небо и земля» позволит читателю получить представление о Виссарионе Саянове-прозаике. Книга «Голос молодости» — емче. Эта книга принадлежит к тем счастливым литературным удачам, которые дают представление не только о таланте, но вооружают нас еще не изобретенным в технике механизмом ретроспекции, позволяющим одновременно с одинаковой, если использовать фотографический термин, резкостью охватить долгий путь поколения, прошедшего с честью через все испытания, выпавшие на долю народа.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: