Каждого члена комитета сопровождал заместитель или секретарь. Было много экспертов. В общей сложности на пленуме присутствовало до сотни человек. Но в зале стояла какая-то странная тишина. Большинство из присутствующих предпочитали молчать. А если кто и разговаривал, то только вполголоса или даже шепотом, будто у постели тяжелобольного.
Заседание открыл лорд Плимут следующими словами:
– Ваши превосходительства и джентльмены, прежде чем я прочитаю перед комитетом письмо, которое получил от его превосходительства советского посла, хотелось бы от имени правительства его величества сделать общее заявление касательно работы этого комитета…
Далее Плимут еще раз повторил трафаретные декларации о том, что британское правительство поддерживает соглашение о невмешательстве с целью «воспрепятствовать распространению гражданской войны за пределы Испании», что задачей комитета является наблюдение за точным выполнением соглашения всеми его членами, что это возможно лишь при наличии «искреннего сотрудничества» между участвующими в соглашении правительствами и что при рассмотрении в комитете жалоб на нарушение соглашения его члены должны руководствоваться «духом беспристрастия» и отвлекаться от «всяких политических соображений, способных поставить под угрозу осуществление нашей общей цели»[14].
Это вступление Плимута напомнило мне чеховское «Волга течет в Каспийское море, лошади едят овес и сено». Но другие члены комитета воспринимали его (по крайней мере внешне) если не как откровение, то, во всяком случае, как молитву, обязательную перед отходом ко сну. Но вот «молитва» кончилась, и Плимут достиг «гвоздя дня», каковым оказалось упомянутое им мое письмо от 23 октября. Для большей ясности я должен сделать здесь несколько предварительных замечаний.
Читатель уже успел ознакомиться с той игрой в бирюльки, которой комитет с таким упоением занимался в первые недели своего существования. Однако СССР не был склонен к такому времяпровождению. Еще 7 октября С. Б. Каган по указанию Советского правительства препроводил лорду Плимуту заявление, вызвавшее в комитете большое смятение. В этом документе, основанном главным образом на материалах республиканского правительства Испании, перечислялся ряд грубых нарушений соглашения о невмешательстве Португалией и затем следовал вывод:
«Советское правительство опасается, что такое положение… делает соглашение о невмешательстве фактически несуществующим. Советское правительство ни в коем случае не может согласиться превратить соглашение о невмешательстве в ширму, прикрывающую военную помощь мятежникам со стороны некоторых участников соглашения против законного испанского правительства. Советское правительство вынуждено ввиду этого заявить, что, если не будут немедленно прекращены нарушения соглашения о невмешательстве, оно будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из соглашения»[15].
На пленарном заседании комитета 9 октября, где обсуждалось это заявление, представитель Португалии Кальхейрос (заменявший еще не приехавшего в Лондон посла Монтейро) демонстративно отсутствовал, а представитель Италии Гранди произнес одну из своих погромных речей против СССР. С. Б. Каган дал Гранди заслуженно резкий ответ. В конечном счете по предложению Плимута комитет решил запросить у португальского правительства объяснения по выдвинутым против него обвинениям.
12 октября, в день моего возвращения в Лондон, С. Б. Каган по поручению НКИД направил Плимуту новое письмо, в котором настаивал на установлении английским и французским флотами контроля за португальскими портами. Плимут ответил, что не считает целесообразным созывать комитет для рассмотрения этого предложения СССР до получения объяснений португальского правительства. Начиналась явная игра в оттяжку…
Но тут произошло одно существенное событие. 16 октября была опубликована телеграмма Центрального Комитета нашей партии секретарю ЦК Коммунистической партии Испании. Она гласила:
«Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества. Братский привет!»[16].
Таким образом, генеральная линия СССР в отношении испанских событий была провозглашена открыто. Исходя из нее, Народный комиссар иностранных дел M. M. Литвинов дал мне указание выступить с новым заявлением и сделать еще один шаг вперед в смысле уточнения позиции Советского правительства. Это-то заявление я и направил в письменном виде Плимуту утром 23 октября.
Мы напоминали о систематическом нарушении соглашения о невмешательстве «рядом его участников», в том числе Португалией, вследствие чего «создалось привилегированное положение для мятежников», а «законное правительство Испании оказалось на деле под бойкотом, отнимающим у него возможность закупать оружие вне Испании для защиты испанского народа». Далее в заявлении констатировалось, что все попытки представителя Советского правительства положить конец нарушениям соглашения не нашли поддержки в комитете, и отсюда делался вывод:
«Таким образом, соглашение превратилось в пустую, разорванную бумажку. Оно перестало фактически существовать. Не желая оставаться в положении людей, невольно способствующих несправедливому делу, правительство Советского Союза видит лишь один выход из создавшегося положения: вернуть правительству Испании право и возможность закупать оружие вне Испании…
Во всяком случае Советское правительство, не желая больше нести ответственность за создавшееся положение, явно несправедливое в отношении законного испанского правительства и испанского народа, вынуждено теперь же заявить, что в соответствии с его заявлением от 7 октября оно не может считать себя связанным соглашением о невмешательстве в большей мере, чем любой из остальных участников этого соглашения»[17].
Смысл приведенного заявления был совершенно ясен: СССР будет соблюдать соглашение о невмешательстве только в том случае, если прекратятся нарушения этого соглашения со стороны Германии, Италии и Португалии. А поскольку фашистские державы, оставаясь членами комитета, продолжают вмешательство в испанские дела в интересах реакции и войны, СССР не остается ничего, кроме как делать то же самое в интересах мира и демократии.
Таким образом, Советское правительство не позволило поймать себя в тенета формально-юридических параграфов соглашения и упустить из-за этого существо дела…
Огласив советское заявление, Плимут недоуменно пожал плечами:
– Этот документ содержит фразы, которые трудно понять или истолковать… Может быть, советский посол желает что-либо прибавить в пояснение своего письма?
С таким же примерно запросом ко мне обратился и Гранди.
Обоим явно хотелось поймать меня на неосторожном слове. Какой бешеный танец людоедов открыли бы тогда фашистские да и многие «демократические» газеты! Однако я лишил их этого удовольствия. Ответ мой был уклончив:
– Ничего не могу прибавить к тексту письма. Мне кажется, что смысл его достаточно ясен и вытекающие отсюда последствия очевидны.
Чувствуя, что большего из меня не выжмешь, Плимут предложил перенести обсуждение советского заявления в подкомитет и перейти к рассмотрению следующего пункта порядка дня – ответов Германии, Италии и Португалии на поступившие в комитет жалобы о нарушении ими соглашения о невмешательстве…
Здесь мне придется опять сделать некоторые пояснения. Заявление Советского правительства от 7 октября вызвало широкий отклик в демократических кругах Англии и других стран. Послышался вздох облегчения: наконец-то нашлось правительство, которое, разрывая пелену дипломатического лицемерия, честно высказало свои намерения.