«А что если и впрямь дать объявление в газете?»

Эта мысль вновь пришла ему в голову в день рождения Анды, праздник в семействе Балтыней. Илмар запаковал подарки, купил цветы и поехал на взморье.

Посреди стола стоял торт. Горела двадцать одна свеча — ровно столько, сколько лет было Анде. В вазах благоухало множество цветов, но еще сильней благоухали многочисленные яства. Сытный дух мясного жаркого смешивался с пряными ароматами кардамона и перца, через открытые окна в комнаты плыл соленый морской воздух. Поначалу за столом разговаривали мало, а больше ели. Позднее больше говорили, но меньше ели. От выпитого вина на всех снизошло благодушие. Алберт Балтынь научился смешивать замечательный коктейль, и поскольку эту бурду сегодня впервые выставили на суд общества, то было единодушно решено присвоить ей имя виновницы торжества. Коктейль а ля Анда был одним из лучших подарков ко дню рождения, хотя самой Анде от него радости было меньше, нежели ее гостям, — в те времена считалось неприличным для молодых девушек употреблять крепкие напитки.

Гостей было не много, только ближайшие родственники, кое-кто из Андиных подруг, несколько товарищей Алберта и Илмар. За столом он сидел между теткой Анды — дородной добродушной дамой, чрезвычайно интересовавшейся канарейками, и маленькой, тихой госпожой Жигур (ее муж был директором Балтыневой лесопилки) — общество чрезвычайно интересное. Две трети гостей Илмар видел сегодня впервые. Алберт представил Илмара как своего друга. Любопытным дамам постарше госпожа Балтынь поясняла, что Илмар их дальний родственник, и он, услышав подобное разъяснение, решил, что это хорошо. Какой смысл выкладывать посторонним людям суть его взаимоотношений с этим семейством? А когда за столом ему досталось место, столь удаленное от Анды, и пришлось довольствоваться ее редкой, мимолетной улыбкой, он старался убедить себя, что и это тоже хорошо, потому что теперь он был огражден от излишнего внимания и многих любопытных взглядов. Для Анды так тоже было лучше. Друг друга они понимали без слов, это был настоящий язык влюбленных. Любил ли он Анду? Да. А любила ли его Анда? По-видимому, да.

Застольем и завершилась официальная часть торжества. Произнесены речи, провозглашены тосты во здравие, любящий отец облобызал свое дорогое чадо, и по щекам матери скатились две счастливые слезы. Можно было переходить к следующей части. Гости старшего поколения на веранде задымили сигарами, а те, кому радость доставляли танцы, собрались в самой большой комнате дачи, и Алберт Балтынь завел граммофон. Первый танец — это был вальс — Анда танцевала с приятелем Алберта, студентом. Илмар пригласил миниатюрную госпожу Жигур. И это было хорошо. Следующий танец Анда танцевала с двоюродным братом, а приглашение Илмара доставило удовольствие дородной тетушке Анды, чем и снискал он славу благовоспитанного молодого человека. И это тоже было хорошо. А затем он счел, что настало время проявить внимание к Анде, но из этого ничего не получилось, потому что в точности такой же замысел вынашивал Алберт Балтынь, — когда Илмар встал, чтобы направиться к Анде, брат уже выводил ее на середину комнаты. Илмар видел, что Анда тихо говорит ему о чем-то, тот улыбается, кивает, как бы подбадривая ее, и начинает танцевать.

«Анда изумительна…» — подумал Илмар и поклонился девушке, сидевшей к нему ближе других. Потом во время танца он увидел, что это та самая стройная брюнетка, пролившая себе на платье соус. Танцевала она неуверенно и всякий раз, допустив ошибку, густо краснела и шептала, несчастная:

— Извините меня. Со мной трудно станцеваться.

Трижды она наступала Илмару на ногу, и столько же раз наступал на ее туфли он, но никто этого не заметил. Когда танец кончился, Илмар отвел ее обратно в уголок и, произнеся несколько слов благодарности, вышел в сад. Среди цветущих кустов стояла выкрашенная в зеленый цвет скамья. Илмар сел и закурил папиросу.

«Анда изумительная девушка. Чудесный сегодня вечер».

На веранде слышались голоса пожилых господ. В домике за дачей, где находилась кухня, мыли посуду. Откуда-то потянуло ароматом кофе, звякали чашечки и ложки. За дюной тихо плескалось море. В самом деле, чудесный вечер.

Илмар закурил еще одну папиросу и, когда она была докурена, достал третью. Через полчаса поезд на Ригу. Часом позже следующий. Он не знал, который предпочесть. От мысли, что перед отъездом придется прощаться с гостями и отнекиваться в ответ на их уговоры побыть еще, ему стало тоскливо. Он решил дождаться, покуда кто-нибудь другой не надумает отчалить и тогда заодно… Портсигар был пуст, но Илмару хотелось курить еще. Странно, что ему сегодня так нравился горький дым. На душе было спокойно, но временами без всякого повода хотелось рассмеяться. Он себе этого не позволял, потому что знал — смех будет резким, нервным, и если даст себе волю, то наделает глупостей. И сидеть одиноко в саду, когда другие танцевали и весело болтали в доме, тоже была глупо. Поэтому он поднялся, стряхнул пепел с одежды и воротился на дачу. Никто не заметил его отсутствия.

За это время там посовещались и решили отправиться в парк курзала, где сегодня должен был состояться первый концерт сезона. Предложение разумное, поскольку было еще не поздно и после концерта останется достаточно времени для кофе и нескольких танцев.

Гости разделились на группки и отправились в курзал. Илмар хотел прихватить шляпу и трость, но поскольку другие этого не сделали, то и он не стал. Позднее, правда, пожалел. Анда пошла с первой группой, самой веселой и шумной. За ними следом шел Илмар с Андиной теткой и четой Жигуров, другие не пошли. У Илмара вдруг мелькнула неприятная мысль: происходит что-то не то. С того момента, как он поздоровался, он ни разу не смог перекинуться словечком с Андой. Суетливо поверхностная любезность Алберта и угодливая предупредительность его друзей по отношению к Анде будили в Илмаре смутные подозрения. Он толком не понимал — чего ради он тут находится. Анде было хорошо и без него; если бы он не приехал, никто не заметил бы этого. Чудесный вечер…

Они получили места в четвертом ряду. Госпожа Жигур напустила на себя таинственность и углубилась в чтение программы. Андина тетка, к счастью, встретила подругу и не приставала со своими канарейками к Илмару. Он старался ничем не беспокоить соседок и был счастлив, что они тоже оставили его в покое. Анда с компанией расположилась во втором ряду. Один раз она оглянулась и поискала глазами Илмара, он слегка улыбнулся ей. Видя, что он так спокоен, успокоилась и она и до окончания концерта не вспоминала о нем. И это был последний спокойный этап в их отношениях, но об этом они еще не знали.

Пока оркестр размещался на эстраде, некая молодая женщина искала свое место в зале. Она села впереди Илмара и немного левее, в третьем ряду, так, что Илмару был хорошо виден ее профиль. Быть может, он ее и не заметил бы, сиди она на своем стуле с самого начала. Но войдя в зал, когда все уже сидели и последние негромкие покашливания предшествовали наступлению полной тишины, она не могла остаться незамеченной и, подобно многим, сидевшим поблизости, Илмар тоже посмотрел на нее.

Не будь госпожа Жигур так глубоко погружена в себя и не болтай тетка Анды с приятельницей, они наверняка заметили бы, как изменился в лице Илмар. Это было как сильный порыв ветра, что, налетев, взбаламутит спокойную поверхность воды, подернет зыбью, вдохнет в нее жизнь. Она! Таинственная Ирена, чей портрет Илмар отдал увеличить, пришла сюда в тот момент, когда он даже не помышлял об этом.

Публика долгими рукоплесканиями приветствовала дирижера, затем слушала опус за опусом и аплодировала, когда оркестр умолкал, но Илмар не слышал музыки. Он наблюдал и думал, и чем ближе было окончание концерта, тем беспокойнее он становился. Каким образом теперь отделаться от своей компании и подойти к незнакомке? Здесь, в концерте это невозможно, а после придется идти на дачу пить кофе. Написать записку и послать Ирене с капельдинером? Нет, нет, этот путь ненадежен, кто знает, как она себя поведет.