— Но рудничный контролер Окадзаки…

— Я не рудничный контролер Окадзаки, а служащий отдела рабочей силы! — Кадзи швырнул на стол толстую конторскую книгу. — Вы что, думаете, я дрыхну за этим столом?

Окидзима улыбнулся. Канэда подался вперед, приняв положение для удара головой — излюбленный прием корейской борьбы. Усида тайком подмигивал Фуруя, но тот укрылся папкой, делая вид, что все это его не касается.

— А казармы нашей артели видели? И питание дрянное. Значит, не одни мы виноваты, — глядя исподлобья, отбивался Кобаяси.

— Правильно. Никуда не годные казармы. И тесные — сто семьдесят в длину, шестьдесят сантиметров в ширину на человека. Все знаю. И одни соевые жмыхи на паек. Но знаете ли вы, что в нашем деле самое страшное? — Кадзи поочередно оглядел подрядчиков, которые отвечали ему недобрыми взорами: болтай, мальчишка, тебе легко нас кусать, за тобой компания, громадина, с ней не сладишь… — Самое страшное — это вы, подрядчики! Я обещал рабочим улучшить питание — не сразу, постепенно, но улучшить. И в казармах наведу порядок. За один день я всего сделать не могу, но обещание свое сдержу. Только никакие мои старания не помогут, пока между нами и рабочими будете стоять вы… — Кадзи метнул на подрядчиков взгляд, полный ненависти. — Вы отправляетесь куда-нибудь в Шаньхайгуань, набираете там обездоленных бродяг, выдаете им вперед ничтожные гроши, а потом до самой смерти сосете из них кровь. Вы даете им пять иен, еще пять иен платите за проезд, гоните их пешком, где выгодно, а с фирмы получаете по двадцать иен за каждого завербованного! Это еще куда ни шло — у компании капиталов хватит! Но ведь вы за эти несчастные пять иен, выданные авансом, закабаляете человека на всю жизнь, сдираете с него пятьсот, тысячу иен, тянете из него жилы, пока не загоните в гроб! Вы держите надсмотрщиков, избивающих до полусмерти тех, кто пытается бежать. А куда им бежать? Сбегут от одного — попадут в лапы к другому, иначе ведь работы не получишь… А у вас порядки везде одинаковые. Немудрено, что люди впадают в отчаяние и опускают руки. Вот как вы работаете, подрядчики, все равно — китайцы, корейцы или японцы. Японцы, пожалуй, самые жестокие из вас. До поры до времени мы терпели, закрывали глаза на все безобразия, потому что Окидзима был здесь один, руки у него не доходили до вас. Но больше мы этого не допустим, ясно?

— Не допустим? Да кто ты такой? — взорвался Канэда. — Мелкий служащий фирмы и ничего больше! Не допустим! Что ты можешь нам сделать?..

Окидзима двинул ботинком по ножке стула, на котором сидел Канэда.

— Будешь при мне грозиться, — гаркнул он, — всыплю! И улыбнулся.

Канэда поморгал глазами и сник.

— Так или иначе, рабов и рабовладельцев на этом руднике больше не будет, — подытожил Кадзи. — Подряды ваши аннулируются, артели распускаются, рабочие передаются в прямое подчинение администрации рудника.

— То есть как передаются? А кто оплатит наши убытки? — подал голос Кобаяси.

«Этот мальчишка разыгрывает тут из себя святого, — негодовал он. — Делает доброе лицо, а того не видит, что компания только и держится благодаря подрядам. Руда потому только и идет, что из рабочих соки выжимают. Выходит, что компания и подрядчики — одного поля ягода! Ну а если компания задумала пенки снимать — не выйдет! Не дадим!»

— Вы думаете, мы поплачем-поплачем, да и успокоимся? Не-ет, не ждите!

— Да какие у вас убытки? — усмехнулся Кадзи. — Впрочем, поскольку компания забирает у вас рабочих, мы можем возместить вам деньги, выданные вами авансом при вербовке рабочих. В ближайшие дни прошу подать счета в контору. Заниматься махинациями не рекомендую. Я не слепой, вы имели возможность убедиться.

Подрядчики переглянулись. Фуруя с безучастным видом вышел из комнаты. Усида проводил его взглядом до самых дверей.

— Господин Окидзима, — умоляюще проговорил он, — заступись хоть ты, пожалуйста. Ведь старые знакомые…

— Да, знакомые старые. Плесень на мне завелась от этого знакомства. Но вот, спасибо, Кадзи появился, пемзой оттер. Все содрал без пощады, даже шкура саднит.

Подрядчики снова переглянулись и почти одновременно поднялись.

— Видно, не угадали мы сегодня, не ко времени пришли. До свиданья, господа, как-нибудь в другой раз заглянем.

Усида подобострастно поклонился, и все пошли к двери. Кадзи окликнул Усиду и протянул ему конверт.

Усида хотел было что-то сказать, но Канэда, злобно оскалившись, выхватил конверт из рук Кадзи.

— Продукты и полотно отправлены вам на квартиру, — сказал Кадзи.

Подрядчики поспешили уйти.

Отерев с лица пот, Кадзи неторопливо размял сигарету и закурил. С дымом от первой затяжки у него вырвался вздох.

Странно, что-то уж больно быстро они отступили… Конечно, они не уступят. Они будут искать лазейку. Не поторопился ли он?.. Вообще если разобраться, все это — попытка уничтожить определенную систему эксплуатации не с помощью силы, созревшей в недрах этой системы, а под воздействием извне, силой власти, приказом… Знает ли история революций хоть один случай, когда такой способ имел успех?

От сигареты стало горько во рту. И на душе — от неудовлетворенности. Он служащий компании, и от него ожидают не философствования и исторического мышления, а конкретных решений и немедленных практических результатов. Хочешь не хочешь, а придется попробовать.

— А если бухгалтерия откажется выплатить подрядчикам? — заговорил Окидзима. — Ведь не жить тебе тогда, подкараулят, будь уверен. Либо прирежут, либо угодишь под взрыв в забое. На твои похороны они не поскупятся…

— Я уже подумал об этом. Если будет заминка с выплатой, постараюсь провести эту сумму как расходы по новому набору рабочих. Конечно, это тоже жульничество, но…

Окидзима осклабился.

— Сам заделаешься подрядчиком? Любопытное будет зрелище.

— Да, получается так.

Окидзима прав. Теперь эта роль выпадает ему: наседать на рабочих, брать их за глотку, лупить, выжимать из них пот.

— Я знаю, ты обо всем уже подумал — такая уж у тебя натура. А вот пришло ли тебе в голову, что эти подлецы могут с поклоном получить компенсацию, а потом сманят рабочих?! Что тогда?

Кадзи поморщился.

— Ну… тогда мне останется надеяться только на две вещи: во-первых, на твою бдительность — ты насквозь видишь подрядчиков и рабочих и уж глаз с них спускать не будешь…

— Э-э, нет! Ты мне, пожалуйста, не подкидывай лишнюю работу, хватит той, что навалили, — запротестовал Окидзима, сердито сверкая глазами. Кадзи не понял, в шутку он это или всерьез. — Тебя прислали, чтобы разгрузить меня, а получается вроде наоборот.

Но Кадзи продолжал, уставившись куда-то в пространство:

— …А во-вторых, я хочу верить, что в той же мере, в какой я считаю рабочих людьми, они сами начнут относиться к себе как к людям, что они не позволят торговать собой, не дадут выжимать из себя последние соки…

В другое время Окидзима реагировал бы на подобные речи насмешливой улыбкой. Но сейчас он подавил усмешку, и на лице его появилось какое-то странное выражение.

— А ты и вправду гуманист. Да еще и сентиментальный впридачу.

— Ты считаешь, что я неправ? — вскинулся Кадзи.

— Совсем необязательно.

Кадзи вспомнил, как в ночь перед отправкой на фронт Кагэяма сказал то же самое: «Эх, ты, сентиментальный гуманист».

Да, тогда он колебался. И было от чего: интеллигенту предлагали место сторожевого пса… А теперь, когда он стал псом? Теперь он раздумывал, загонять овец или нет.

17

Недели через две по радио передали сообщение о разгроме японского гарнизона на острове Атту. Директор Куроки распорядился приспустить на руднике флаги. Это трагическое известие пришло вскоре после сообщения о гибели главнокомандующего японским флотом Ямамото. Оно как громом поразило горстку японцев, осевших в глухой маньчжурской долине. Ведь перед этим их месяцами потчевали победными реляциями.

«Интервью с новым командующим ВВС Ясудой. Авиационные удары по территории США вполне осуществимы! Мы захватили инициативу в воздухе!..»