– Да, да, парик. Еще что?

– На нем был лиловый дождевик. И еще перчатки.

– Какие перчатки?

– Белые.

– Кожаные?

– Точно не помню. Хотя туфли – точно, кожаные. Белая кожа, высокий каблук… Туфли на шпильках.

– Он, что же, был обут в женские туфли?

– Да, в женские туфли.

– Но ты же утверждаешь, что это был мужчина.

Франклин кивнул.

– Мужчина, переодетый женщиной?

– Да, инспектор.

– Итак, мы знаем, как он был одет. Джордж, может быть, еще что–нибудь вспомнишь?

– Пожалуй, – согласился тот.

Бредли взглянул на Уиллоуса и снова повернулся к Джорджу.

– Он был накрашен?

– Очень сильно. Размалеван.

– Можешь сказать, какого он роста?

– Нет, наверное…

Франклин вынул изо рта сигарету. Пепел просыпался ему на грудь и на живот. Он попытался было стряхнуть его, но передумал.

– А ты попробуй, вспомни, – настаивал Бредли.

– Он уже наполовину вылез из окна, когда я вбежал в комнату. Судя по всему, он довольно рослый. Но я видел только обувь и лицо под шляпой…

– Что еще за шляпа? – удивился Бредли.

– Разве я не говорил, что на нем была шляпа?

– Нет, что–то не припомню.

Франклин взглянул на Уиллоуса в поисках поддержки.

– Джордж, расскажи о шляпе.

– Да, конечно…

Бредли жевал свою сигару.

– Мы все внимание, Джордж.

– Она была белой, мягкая белая шляпа с широкими полями. Такие шляпы женщины носят летом в саду.

– Трудно, наверное, было разглядеть его лицо под такой шляпой?

– Да, наверное…

– Но ты уверен, что это был мужчина, что это был накрашенный мужчина в женской обуви?

– Слушайте, а может, он слышал, как я бегу? Он смотрел прямо на меня, когда я вбежал в комнату, словно ждал меня. И тогда я увидел его лицо, лицо, как у клоуна…

– Что ты сказал, Джордж? Как у клоуна?..

– У него были яркие розовые пятна на щеках и слишком толстый слой помады на губах. Когда он улыбнулся мне, его рот, казалось, растянулся до ушей. Даже губы его, все красные, были в помаде. Сначала я подумал, что это кровь Дэйва, что он загрыз его… – Франклин сделал паузу, прикуривая от окурка следующую сигарету. – Можно, я схожу за пепельницей? – обратился он к Уиллоусу.

– Стряхивай в раковину, – буркнул Бредли. – Так ты говоришь, он улыбался тебе?

– Да.

– А потом?

– Утенок снова закрякал. Какой–то жуткий звук… Я подумал, что схожу с ума… Затем увидел, что у него в руках ружье и что он целится в меня.

– Продолжай, Джордж.

– Мы смотрели друг на друга. Утенок верещал. И тут это сволочное оружие выстрелило… я ощутил вспышки и подумал, что убит…

Франклин сгорбился, втянув голову в плечи. На его одутловатом лице появилось виноватое выражение. Он обратил к Уиллоусу недоумевающий взгляд.

– Как он только промахнулся, а, Джек?

– Лучше уж он, чем мы, – сказал Уиллоус.

Ванную заволокло клубами дыма. Уиллоус на несколько дюймов приоткрыл дверь и выглянул наружу. Коридор был пуст. Он раскрыл дверь пошире.

– Уходишь? – испуганно спросил Франклин.

– Не раньше тебя. Продолжай, Джордж.

– Выстрелив в меня, он повернулся и снова стал вылезать в окно. Я видел, что он вот–вот прыгнет. Он уже раскинул руки… Я прицелился в бусинку на его шляпе и спустил курок. И промахнулся. Я направил дуло ему в живот и снова выстрелил. И стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Но он ушел…

– А ты бросился к окну, так?

– Нет, я не мог.

– Почему не мог, Джордж?

– Потому что это не утенок производил те ужасные звуки. Это, оказывается, был Дэйв.

Вынув сигару изо рта, Бредли помассировал виски. Потом сказал:

– Джордж, еще один вопрос.

– Валяйте, – сказал Франклин.

– Находясь в кладовке, Дэйв зажигал свет?

– Какой свет? – спросил Франклин.

– Ладно, не важно. Забудь об этом.

Бредли заглядывал уже в кладовку, пока Милн возился с телом Аткинсона. Ему удалось отыскать выключатель, однако свет не зажигался. Он осторожно нащупал патрон кончиками пальцев и обнаружил, что лампочка выкручена. Вся кладовка была завалена одеждой. Убийце ничего не стоило там спрятаться, Аткинсону – не заметить его.

Убийца из кладовки… Замечательно! Бредли уже представлял себе газетные заголовки. Внутренне содрогнувшись, он поднялся, с трудом выпрямился, помассировав поясницу.

– Скажи Голдстайну, чтобы снял отпечатки в кладовке, – обратился он к Уиллоусу.

– Хорошо, – ответил тот. Бредли взглянул на Франклина, неподвижно сидевшего на крышке унитаза.

– Лучше отвези его отсюда, – сказал он Уиллоусу. – Сними с него показания и доставь домой.

Уиллоус похлопал Франклина по плечу.

– Пойдем, Джордж.

Франклин устало кивнул. Уиллоус помог ему подняться, одновременно вытащив револьвер из–под его плаща. Франклин бросил на него удивленный и обиженный взгляд.

– Джордж, простые формальности, – мягко сказал Уиллоус. – Так поступают со всеми в аналогичных случаях.

– Я хочу, чтобы мне вернули его как можно скорее, – заявил Франклин. – Я доберусь до того парня, который подстрелил Дэйва.

– Не беспокойся, – ответил Уиллоус. – Мы его достанем.

– Достать и разрядить в его башку обойму, – предложил Франклин. Он ударил кулаком в ладонь другой руки и тут же опустился на крышку унитаза.

Труп Аткинсона уже лежал на носилках, в темно–зеленом пластиковом чехле. Один из санитаров улыбнулся Клер, застегивая на чехле молнию.

– Зубы можно не выравнивать, – сказал он, подмигивая ей. Его напарник захихикал. Ферли Спирс криво усмехнулся. Издал смешок стоявший у двери коп. Даже губы Джерри Голдстайна растянулись в улыбке. Клер не понимала смысла шутки. Лишь когда санитары пронесли мимо нее носилки, она заметила, что наполовину вывалившаяся изо рта Аткинсона вставная челюсть придавала его лицу какое–то плотоядное выражение.

Тем временем Мэл Даттон делал своим «Никоном» серию снимков мертвой рыбки, все еще плавающей в унитазе. Мэл проводил эксперимент: высоко поднимая вспышку, он оставлял заднюю стенку унитаза затемненной. Каждый раз, как щелкал «Никон», лысый череп фотографа озарялся яркой вспышкой.

Уолфорд чуть склонился в сторону – мяч подпрыгнул от его удара. Фредди по звуку безошибочно определил, что это был его коронный нижний. Не иначе. Они всегда звучат одинаково. Раз услышав, не забудешь.

Фредди повернулся спиной к телевизору, когда Уолфорд ударил в третий раз. Уолфорд улыбался, Фредди – тоже. Он имел по двадцать баксов за гейм, и это была одна восьмая финала.

Фредди потянулся к бутылке «Катти Сарк». Левая рука его была обезображена, что неизменно привлекало всеобщее внимание. Но Фредди не обижался. Ведь рука действительно выглядела ужасно: два пальца обрублены почти до основания, оставшиеся же – до того короткие, что обручальное кольцо ему приходилось носить на большом пальце. Фредди обернулся к зеркальной полке, снял два стакана и плеснул в них на глазок немного «Катти». Подумав, он добавил в один из стаканов еще столько же. Взяв оба стакана в здоровую руку, он направился к Джеку Уиллоусу, расположившемуся по обыкновению за крайним столиком, спиной к стене.

Фредди находился от Уиллоуса футах в двадцати, когда тот его заметил. Неизвестно, о чем он беседовал с сидевшей напротив него женщиной, однако сразу же умолк. Уиллоус и раньше пил немало, но, с тех пор как Норм Барроуз выбыл из игры, он частенько пил и в одиночестве. Во всяком случае, так было до сегодняшнего дня. Окинув женщину оценивающим взглядом, Фредди поставил на стол стаканы.

– Спасибо, Фредди, – сказал Уиллоус, останавливая его.

– Ребята, а может, все же перекусите? – спросил Фредди, улыбнувшись даме. Заметив его искалеченную руку, она поспешно отвела взгляд, и Фредди по достоинству оценил столь редкостную деликатность.

– Так все же принести чего–нибудь? «Орешко», например?

– Нет, спасибо, – пробормотал Уиллоус.