— Не могли бы вы, Лев Семенович, одолжить мне… нужную сумму? Если у вас, конечно, есть…

— Конечно, нет, — было не вполне понятно, к чему именно относился ответ начальника, но он все равно не обнадеживал.

— Я бы вас и не беспокоил, Лев Семенович, но вы понимаете, ни к кому из сослуживцев подойти невозможно — и говорить не станут. Никто не знает, сколько еще на месте просидит.… Да и работа такая, друзьями не очень-то обрастешь, хи-хи-хи… — Чеботарев не знал, как ему себя вести, и был смущен до предела. — А у меня, как назло, неприятность такая… маленькая… большая… неприятная, в общем. Просто не знаю, что делать, — и, махнув рукой, Сергей Степанович позволил себе вольность — опустился без сил на стул, не дождавшись приглашения босса, чем и в самом деле встревожил последнего не на шутку.

— Выкладывай по порядку, — приказал Бородянский.

— Обокрали меня. Начисто, — выдохнул Чеботарев.

— Кто? Когда?

— Вчера, пока у вас был. Сантехник какой-то пришлый.

— Мои соболезнования, — Бородянский нахмурился. — Но ничего, новое добро наживешь. Если только этих пришлых сплавишь. Поэтому деньги до завтра надо достать, хоть кровь из носу.

— Вот кровь из носу — это хоть сейчас можно, — невесело усмехнулся Чеботарев. — А денег и вправду взять неоткуда.

— Не пудри мне мозги, Сергей, — повысил голос начальник. — Да на твоей Елене шуба таких денег стоит, что на пять таких проверок хватит. Мне ли не знать. Конечно, продавать быстро — значит, дешево. Мне жаль, что у тебя неприятности такие, но это ТВОИ НЕПРИЯТНОСТИ, Чеботарев. Ты меня понимаешь?

— Моя Елена — ваша дочь, между прочим. И ничего я продавать не буду, — неожиданно твердо сказал Чеботарев. Бородянский сначала не поверил своим ушам, а потом поверил и рассвирепел окончательно.

— Ультиматумы мне ставить будешь? — зло произнес он. — Как бы не так, рылом не вышел. Я тебя умою за пять минут, а еще до этого с тебя проверка кожу снимет.

— А контракт на закупку рефрижератов по завышенной цене разве не вы подписывали, — напомнил Чеботарев, понимая, что говорит совсем не то, что следует.

— А обоснование под него мне кто готовил — не ты ли? — парировал начальник. — Но ты мне, значит, еще и угрожаешь.… Вместо того, чтобы придти за помощью, ты мне угрожать решил!

— Так я и пришел за помощью, — чуть не закричал Чеботарев, — мне бы денег в долг, и я выкручусь, а все в кратчайшие сроки верну! Вы же сами отказали…

— Я никогда не отказываю в помощи человеку, попавшему в беду, — высокопарно произнес Бородянский. — И тебе я помог — советом. Но ты его не хочешь воспринимать, а в ответ хамишь. За это я тебя накажу. Иди, Чеботарев.

— Мне, вообще, возвращаться-то надо завтра, или я уже уволен? — только и выдавил из себя Сергей Степанович, поднимаясь со стула.

— Подумаем, — многозначительно ответствовал начальник, не отрывая глаз от стола, заваленном бумажками, которые он сейчас, якобы, внимательно читал. — Завтра придешь в любом случае — хотя бы заявление написать. А то я могу и по приказу, с "волчьим билетом" в трудовой…

Чеботарев вышел из кабинета, не чуя ног. Ему предстояла дорога домой.

— Не знаете, какой автобус едет до Киевского проспекта? — спросил он у секретарши, которую так озадачило сочетание странного вопроса со странной одеждой всегда безупречно выглаженного завотделом, что она осталась сидеть с приподнятой чашкой чая в руке. Чеботарев покорно ждал возвращения немолодой уже женщины из состояния мысленной невесомости. Через некоторое время она поняла: что-то отвечать все же придется.

— А вам зачем?

— Карту города черчу, продавать буду, — окрысился Сергей Степанович. — А вы, может, лимитчица, что маршрутов не знаете?

— Не хамите, — обиделась секретарша, и Чеботарев вспомнил, что об этом его просят на протяжении сегодняшнего дня уже третий раз. Это было больше, чем за всю его предыдущую жизнь. "Боже, что со мной происходит?", — мысленно воскликнул несчастный, выходя из кабинета.

— Сто сорок третий… — успела крикнуть ему в спину обалдевшая окончательно секретарша, — но зачем это вам, все-таки?

Узнай она о том, что на этом автобусе Чеботарев собирался ехать до дома, она сама бы отвезла его на своем "запорожце". А если бы Чеботарев об этом знал, он бы ей, наверное, сказал, вместо того чтобы ругаться. Но добрые помыслы разных людей не всегда пересекаются в искривленном пространстве бытия.

На пустыре, как и по всей Москве, стояла теплая безветренная ночь. Но деньги, зарытые неподалеку от вала асфальтоукладчика, проросли, как в сказке про золотой ключик, и на пустыре вымахало целое дерево, с пачками зеленых банкнот вместо плодов. Узнав про это, Витек понял, что дерево надо было срочно срубить, потому что когда рассветет, его заметят прохожие. Они придут с милицией, его, Витька, схватят с поличным, и посадят в тюрьму. Поэтому Витек, не теряя ни секунды, метнулся с раскладушки к выходу из будки Палыча и… проснулся.

На пустыре, как и по всей Москве, стояла теплая безветренная ночь. Витек налетел в темноте на что-то мягкое, что оказалось Палычем, который тоже проснулся и стал материться.

На дворе темень была — хоть глаз выколи. Витек, не обративший внимания на увещевания Палыча, понял, что дерево найти не сможет. Постоял немного, вдыхая чистый воздух полной грудью. Был, правда, фонарик, но на свет, мерцающий на пустыре, точно могли пожаловать какие-то нежелательные гости. Лучше было дождаться рассвета, и с первыми лучами разглядеть дерево и уничтожить его. Оборвав сначала плоды, разумеется. Витек вернулся в каморку. Палыч включил свет, но Витек заорал:

— Погаси! — и рассказал Палычу о своих опасениях. Тот вздохнул, — а кому легко жить в одной комнате с ненормальным соседом? — но свет все же выключил.

— Спать ты, стало быть, опять до утра не будешь? — резюмировал Палыч.

— Не буду, — твердо сказал Витек.

— Третью ночь подряд без сна, так и с ума скопытиться недолго.

— Слушай, Палыч, я ж неплохо жил, — вдруг сказал Витек. — Нормально пил, спокойно спал. Ну на черта мне эти деньги, которые я даже тратить боюсь?

— Тратить деньги еще уметь надо, — сказал из темноты Палыч, — а там у тебя вообще сколько?

— Не знаю. Пересчитать не успел.

— Тютя… Ладно, потом пересчитаем. Ну вот ты что с ними делать собираешься?

— Ну, машину куплю, — предположил Витек. — Хорошую какую-нибудь. Кадиллак.

— На фига он тебе сдался?

— На заказы ездить буду. Пять минут — я уже у клиента.

— Идиот ты, Вить, — серьезно сказал Палыч, — да ты знаешь, сколько такая тачка бензину жрет? Все, что клиент за твою сантехнику заплатит, на него и уйдет. Да у тебя и прав нет.

— Права тоже куплю.

— "Куплю, куплю", — передразнил Палыч, — будто все на деньги можно перемерить. Да ты представь — приходишь ты, значит, в магазин машину покупать… Они на тебя смотрят… и.… Не въезжаешь, нет?

— А что такое?

— Да ты, тормоз, на себя в зеркало посмотри! Небритый, немытый, исхудал, как жердь, за последние дни, глаза от недосыпу, как у кролика, красные. Заходит такой гусь в магазин и достает из штанов пачку дорралов. Машину мне, дескать, заверните, а то цвет прежней не подходит к моему нынешнему гардеробу. Тебя и завернут, как миленького!

— Логично, — согласился Витек, — меня могут и внутрь не пропустить. Там везде такие жлобы вход охраняют — от одного взгляда синяки появляются.

— К деньгам надо привыкать, — продолжал поучать Палыч. — К большим деньгам, как у тебя теперь — тем более. Иначе нутро наружу рано или поздно все едино выпрет, хоть во фрак влезь, хоть ботинки лаковые надень. А внутри ты пока как был пьяница и босяк, так и есть.

— Полегче, — обиделся Витек, — тоже мне, профессор здесь нашелся. Да я из простой проволоки любой агрегат собрать могу. Это от тебя толку, как от козла молока. Сторож, называется — у него целый завод сперли, а он и ухом не повел.