«Может быть, это намек, что я уже надоела и мне давно пора уходить…» — подумала Светлана и почувствовала, как к щекам ее прихлынула кровь.

Она встала, чтобы поблагодарить Кораблинова, попрощаться и уйти.

Всего, что было дальше, Светлана никак не ожидала. Поговорив с Серафимой Ивановной, Кораблинов вернулся в кабинет и, заговорщицки подмигнув Светлане, поднес палец к губам.

— Я вас провожу. Беседа с вами мне доставила большую радость и истинное наслаждение.

— Ой, что вы, я думала, что я вам уже надоела, — растерянно и виновато проговорила Светлана, которая еще не успела побороть в себе чувство неловкости и стыда, овладевшее ею, когда Кораблинов разговаривал с женой.

— Чтобы не скучать, полистайте последний журнал «Америка». Я переоденусь, и мы с вами немного погуляем по вечерней Москве. Сегодня я еще не выходил из дома. Не возражаете?

— Ой, Сергей Стратонович!.. — воскликнула Светлана и прижала руки к груди. — С удовольствием!..

Кораблинов вышел из кабинета. Светлана листала журнал, а сама думала совсем о другом. Она была переполнена счастьем и волнением: сам Кораблинов приглашает погулять ее по вечерней Москве.

Светлана подошла к окну. В окнах домов на Садовом кольце уже светились огни.

«Если б меня сейчас могла видеть тетя!.. Она была бы счастлива не меньше меня», — подумала Светлана, незрячими глазами уставившись на цветную фотографию юной девушки, сидящей в шезлонге на берегу моря и демонстрирующей нейлоновый купальный костюм торговой фирмы «Братья Лундстрем и К°».

Услышав за спиной голос Кораблинова, бесшумно вошедшего в кабинет, Светлана вздрогнула. В элегантном светло-сером костюме, который на нем сидел изящно, плотно облегая его могучую, еще стройную фигуру, он показался Светлане намного моложе, чем десять минут назад, когда был в легком домашнем костюме.

— Я готов!

Сказав домработнице, что он едет на «Мосфильм» и вернется часа через два-три, Кораблинов пропустил впереди себя Светлану, потрепал шею овчарки и открыл дверь.

На лифте они спускались молча. Молча прошли через скверик и вышли на шумное Садовое кольцо.

Светлана металась из комнаты в комнату, не знала, за что приняться.

— Ну что?! Что ты, как помешанная?!

— Ой, тетенька!..

С трудом удалось Капитолине Алексеевне успокоить племянницу и снова, на этот раз с подробностями, заставить ее рассказать все по порядку, с того самого момента, как она вошла в квартиру Кораблинова.

Светлана то садилась на диван, то вдруг неожиданно резко вставала, нервно ходила по комнате и, хватаясь за голову, то и дело сбивалась в рассказе. Капитолина Алексеевна сломала несколько спичек и никак не могла прикурить сигарету, которая крупно дрожала в ее губах.

— Ну, а он что? Я спрашиваю: что он?

— Мне показалось… Мне показалось, что он был даже рад моему приходу. Ой, тетя!.. Если б вы знали, как мне было страшно, когда появилась в коридоре его жена. Вначале она была такая сердитая, что у меня аж ноги задрожали…

— Это ты мне можешь не рассказывать. Уж кого-кого, а Симочку-то я, слава богу, знаю. Не женщина, а Везувий. Вместе когда-то учились. Так, ты говоришь, он обрадовался твоему приходу? — С поджатыми губами и подурневшим лицом, вытянув вперед шею, тетка в эту минуту могла олицетворять собой всех сгорающих от любопытства сплетниц мира. Не было в движениях ее ни важности, ни той властности, которая иногда восхищала Светлану. Даже курила она и то не как обычно, а нервно, по-воровски, с оглядкой, словно боясь, что после двух-трех затяжек у нее отнимут сигарету и обвинят в чем-то недобропорядочном. — Ну что ты опять молчишь?

— Когда я играла «Лунную сонату», он стоял у стены и не сводил с меня глаз. Мне даже показалось, что на глазах его были слезы.

— Все такой же! Все тот же!.. — Капитолина Алексеевна увесисто шлепнула ладонью по круглой тугой коленке и, вздохнув, покачала головой. — Ничего не берет — ни старость, ни слава!.. Вот и раньше, бывало, увидит хорошенькую мордашку, так весь аж задрожит. Сколько раз в институт на лекции не приходил из-за этого. Встретит на улице смазливую девчонку, вот и ходит за ней по Москве, как тень, пока та не припугнет милицией.

Положив ногу на ногу, она некоторое время о чем-то сосредоточенно думала, потом подняла голову и, выпустив сизое кольцо дыма, таинственно сказала:

— Знай, что Кораблинов с характером. Да еще с каким характером! Шутить с ним опасно. На него как найдет: то он, как голубь, добрый, то злой, как дьявол.

Заслышав в коридоре тяжелые шаги Стеши, Капитолина Алексеевна перевела разговор на другое, а когда та вошла в столовую и поставила на стол чайные чашки с сахарницей и снова вышла, она горестно вздохнула.

— Так что ты не надейся, что можешь обойти Кораблинова. Давай лучше прикинем, что делать дальше. Раз уж заварили с тобой эту кашу, так нужно ее расхлебывать.

Светлана, как на спасительницу, смотрела на Капитолину Алексеевну и ждала, что та скажет.

Не успела Капитолина Алексеевна открыть рот, как дверь тоненько скрипнула и из-за нее показалась всклокоченная седая голова Корнея Брылева. Ни Светлана, ни тетка не слышали, когда он пришел и как Стеша открывала ему дверь.

Брылев на этот раз, кажется, был трезв. Три дня он не брал в рот ни капли спиртного. Готовился к репетиции новой пьесы, в которой ему обещали хорошую роль.

— Вы прямо как заговорщики. Шу-шу, шу-шу… Что это у вас за секреты?

На вопрос его никто не ответил. Он вошел в столовую и почувствовал неловкость: оборвал беседу тетки с племянницей.

Корней Карпович, покашливая, вышел из столовой, тихо прикрыв за собой дверь.

— Молодец! У тебя великолепно получается! Это тебе говорю я. — На слове «я» Капитолина Алексеевна сделала особенное ударение. — Скажу тебе, Светик, как твоя родная тетка: есть в тебе божье зерно. Нужно только дать ему взойти.

Пухлыми, выхоленными пальцами, кончики которых напоминали спелые ягоды винограда, Капитолина Алексеевна потушила в пепельнице дымящуюся сигарету, взяла со стола сетчатую перчатку и, хлопая ею по левой ладони, громко продолжала прерванное Брылевым наставление:

— Запомни одно — Кораблинов неравнодушен к красивым и юным. Это его давнишняя болезнь. Конечно, не пойми меня дурно. Но на этой слабости Сережки нужно сыграть.

В комнату вошел Владимир. Он пришел минут двадцать назад, но, узнав от Корнея Карповича, что Светлана и тетка заняты какими-то своими женскими секретами, беседовал с Брылевым на кухне.

Последние слова Капитолины Алексеевны Владимир слышал:

— Доигрались? Теперь сидите и ломаете голову, как дальше обольщать Кораблинова?

Капитолина Алексеевна, сидевшая в кресле у торшера, резко повернулась в сторону Владимира. Светлана покраснела и встала. Она никак не предполагала, что Владимир сегодня придет. Она даже не слышала, когда он зашел в комнату.

— Подслушивать — это не мужское дело, Владимир Александрович, — упрекнула его Капитолина Алексеевна.

— Ваши секреты слышны не только в коридоре И на кухне, но даже в парадном, — съязвил Владимир.

— Так что же ты хочешь сказать? Уж не ревнуешь ли ты, молодой человек?

— Все, что я могу сказать, я уже сказал. Я давно чувствовал, что вы не тем путем идете к сердцу Кораблинова. С огнем играете.

Светлана резко вскинула голову и круто повернулась к Владимиру. Она смотрела на него так, словно хотела спросить: «А ты рад?.. Рад, да?..» Но спросила другое?

— Чему ты улыбаешься?

— Где ты видишь, что я улыбаюсь? Я готов завыть волком, чтоб твои встречи с Кораблиновым не повторились.

Словно чем-то осененная, Капитолина Алексеевна порывисто встала и замерла на месте.

— Постойте!.. Постойте!.. Созрел гениальный план! Сережка Кораблинов еще не раз почувствует, какой послушной марионеткой он будет в руках Психеи! Ты только слушай меня, Светик, и делай то, что я тебе скажу. — Она подошла к зеркалу и, пудря лицо, начала мурлыкать под нос: