Некоторые сомнения вызывала у Анатолия установка следствия списать на Юрия все убийства, совершённые Ломоносовым, он же Михайло. Юрий твёрдо говорил, что не убивал ни одной женщины, а убил только попа. Но молодой следователь Кирилл Петрушин убедил прокуратуру, что, кроме Юрия, совершить эти убийства было некому. Молоток есть молоток. И в том, что убийства продолжались после ареста Юрия, Петрушин видел только отягчающее его вину обстоятельство: значит, у него есть соучастник, а то и последователь, может быть, образовалась целая секта головоломов. Тем скорее нужно осудить убийцу, чтобы хоть как-нибудь остановить эту эпидемию.

На суде Юрий заговорил. Он сказал, что избавил общество от мракобеса-церковника, мешавшего прогрессивному доктору спасать человеческие жизни. Но он, безусловно, сознаёт несовместимость собственной жизни с нынешним перестроечным растлением и поэтому требует для себя смертного приговора. Если ему в этом откажут из трусости, он всё равно добьётся своего. Потом, как бы спохватившись, он добавил, что убил попа, но никаких женщин не убивал.

В зале послышались крики, требовавшие четвертовать убийцу, содрать с него, живого, кожу, сварить его в кипящем масле. Но суд приговорил Юрия всего лишь к пожизненному заключению в тюрьме, в камере исключительного режима. В зале была Людмила, только что выписавшаяся из Трансцедоса. Юрий искал глазами её глаза. Она отвернулась от него.

Но от неё самой тоже отворачивались. И не только отворачивались. Вокруг послышался ропот. Голоса обвиняли Людмилу в том, что её хахаль убил батюшку Аверьяна, что ей пересадили сердце одной из жертв.

Юрия отправили на остров Горючий, в колонию под названием «Белый кречет». Между тем Анатолия мучила мысль: что-то здесь не так. Операции, действительно, прекращались в Трансцедосе и возобновились на другой день после убийства Аверьяна. Что, если доктор Сапс поставил Юрию такое условие: убить Авеьяна, если он хочет, чтобы Людмила была прооперирована? Или Юрий сам угадал, что доктор Сапс от него хочет? Последнее слово Юрия на суде делало такое предположение весьма вероятным. Но если убийство Аверьяна заказал доктор Сапс, зачем все эти разговоры о его воскрешении, зачем все эти процедуры и манипуляции в камере доктора Сапса? Чтобы заморочить следствие? Но для следственных действий против доктора Сапса и так нет оснований. Может быть, Юрий в отчаянии от болезни Людмилы сам выдумал мотив для убийства её духовного отца? Но всё равно Анатолий не мог себе представить Юрия убивающим беззащитных женщин на улицах Мочаловки.

А через несколько дней был арестован их настоящий убийца, тот самый Ломоносов, он же Михайло. Трудно было поверить, что на улицах Мочаловки свирепствовал этот расхлябанный красавчик, не так уж редко появлявшийся на экранах телевизоров. Эдгар Кузьмищев, третьеразрядный актёр, подававший в прошлом надежды, давно уже прозывался Энди, уменьшительное или сокращённое имя от «Эндимион», так как покровительницей Энди была небезызвестная Артемида Гавриловна Белкина, а Эндимион — тайный возлюбленный Артемиды, богини луны и охоты. Артемида Гавриловна была видной деятельницей шоу-бизнеса, менеджером, продюсером и т. д. Недавно она приобрела целый телеканал, где широко рекламировался Трансцедос. Она держала Энди у себя на даче в Мочаловке, всё реже и реже выпуская его на экран, но прельщая невероятно радужными перспективами, например главной ролью в телесериале «Многогрешный маркиз» (о маркизе де Саде). Будто бы она даже работала с Энди над этой ролью в мочаловском уединении, но работа для Энди сводилась, главным образом, к сексуальным услугам, о чём все знали. Артемида Гавриловна была дама крупная во всех смыслах слова, и ей давно уже перевалило за шестьдесят, а Энди не исполнилось ещё тридцати. Волосы Артемида Гавриловна красила в переливчатый лунный цвет, а la Артемида. Она навещала Энди на даче, наезжала раза два в месяц, иногда на несколько дней, и тогда Энди полагалось работать по полной программе. Впрочем, и в остальное время Артемида Гавриловна не давала Энди спуску. Он должен был вживаться в одиночное заключение, которое маркиз претерпевал в Бастилии пять лет, да ещё до этого пять с половиной лет в Венсенском замке. В отсутствие Артемиды на дачу не должны были приезжать не только женщины, но и мужчины (учитывая природные данные Энди). Артемида Гавриловна установила такой режим для своего питомца не из ревности, а по гигиеническим соображениям. Она боялась заразиться СПИДом. Однажды Артемида Гавриловна приехала поздно вечером без предупреждения (машину она водила сама). Энди отсутствовал, правда, скоро вернулся, и у него в хозяйственной сумке, кроме батона и бутылки вина, Артемида Гавриловна увидела молоток. Она не отказала себе в ночи, ради которой приехала, но отбыла рано утром и из своего офиса сразу позвонила в угрозыск. Кирилл Петрушин склонен был счесть её звонок дамской истерикой, но Анатолий Зайцев установил за Артемидиной дачей наблюдение, и на следующий вечер Энди был задержан, когда выходил за ворота с той же хозяйственной сумкой, в которой были молоток и чёрная маска Ломоносова (маска была сделана из чёрного артемидина чулка; Энди натягивал её на лицо, издали облюбовав свою жертву). Энди особенно не отпирался, скорее, смаковал содеянное, говорил, что не помнит, сколько их было, во всяком случае, больше тридцати. Чувствовалось, что прозвище Ломоносов или Михайло — для него реванш за «Энди», которого он тоже разыгрывал. «Таков мой эндшпиль, хэппи-энд», — кокетливо напевал Кузьмищев, то ли начиная, то ли заканчивая бардовскую песню, Невероятно, но привлечь к себе внимание Энди пытался даже при своих ночных походах. Одежда его жертв, как правило, была в беспорядке. Предполагали, будто убийца собирался совершить сексуальные действия со своей жертвой, но кто-то его спугнул. На самом деле Энди искал мобильник и, найдя его, звонил в «Скорую помощь». Уходя, он бросал мобильник рядом с жертвой. Отпечатки пальцев на мобильнике не оставались, так как Энди перчаток не снимал. Узнав, что одну из его жертв отвезли в Трансцедос, Энди старался так нанести удар, чтобы женщина не сразу умирала. «В интересах науки», — гордо сказал он. Поэтому и бил он непременно острым концом молотка. «Остроконечник и тупоконечник, Свифта на них нет», — усмехнулся Кирилл Петрушин. Постепенно Энди разоткровенничался и заговорил со следователем, как с психоаналитиком. Внешность его производила впечатление на мочаловских девушек. С одной из них вопреки запрету Артемиды он совсем было сблизился, но у него ничего не вышло, по вине Темы (так вместе с творческой общественностью Энди называл Артемиду Гавриловну). Тема совершенно опустошала его, и с другими он был не способен ни на что, только вымещал на них своё бессилие. Он подкараулил свою пассию в тёмном переулке, преградил ей дорогу и ударил молотком в переносицу, зная, что такой удар смертелен. Потом он выискивал такую, которая шла ночью одна и чья походка возбуждала его, натягивал маску из Артемидина чулка, чтобы жертва в случае чего его не узнала, и ударял молотком сзади, метя в темя, но так, чтобы жертва по возможности умерла не сразу. И по-видимому, органы таких не совсем умерших жертв иногда использовались Трансцедосом, что не удалось в точности установить. Энди утверждал, что Темочка давно знала о его ночных подвигах, и они её только возбуждали. В угрозыск она позвонила потому, что не застала его, когда ей очень хотелось… Напротив, Артемида Гавриловна настаивала на том, что спаслась чудом. Он до сих пор не убил её только потому, что всё ещё рассчитывал на роль маркиза де Сада. В своём последнем слове на суде Энди упирал на то, что использовал молоток в интересах науки и просил сохранить для отечественной культуры выдающегося актёра. Он явно рассчитывал, что о нём уже снимают фильм и непременно покажут его по телевидению. Энди убеждал себя в этом, уже сидя в тюрьме «Белый кречет» и выспрашивая охранников, как им понравился фильм.

Анатолия Зайцева угнетало другое. Он не мог примириться с тем, что на Юрии висит чуть ли не полсотни убийств, совершённых Кузьмищевым, и никто не собирается пересматривать его дело, хотя, конечно, и убийство Аверьяна тянет на пожизненное заключение. Он обдумывал свои дальнейшие шаги, когда к нему в кабинет, как прежде, без стука, вошёл Аверьян.