Прохору Ломакину не везло по жизни, у него никогда не было родного отца, он рано лишился родной матери.

Однажды его мать, совсем молодой сельской девчонкой, поехала сдавать экзамен в московский институт, целое лето провела в стольном граде, в Москве. Сначала она готовилась к сдаче вступительных экзаменов в текстильный институт, а затем целый месяц ожидала, это, разумеется, по ее словам, результатов сданных экзаменов. По ее поздним воспоминаниям, она удачно сдала вступительные экзамены, начала учиться в институте, но вскоре забросила учебу. По возвращению в родное село эта девчонка свое решение своей же матери объясняла следующим образом. Что, мол, решила бросить текстильный институт потому, что ей не понравилась специальность, по которой она должна была бы работать по его окончанию. Но на деле все оказалось гораздо хуже, ровно через шесть месяцев после своего возвращения в село девчонка родила красивого мальчишку бутуза. Она категорически отказалась матери сообщить, кто же был отцом этого мальчугана.

Появившийся на свет божий паренек оказался на удивление спокойным парнем, он совершенно не умел плакать и никогда не звал мать себе на помощь, никогда не капризничал. Может быть, это происходило потому, что паренек отлично знал, что его мать, эта сельская девчонка, к нему не придет и его не убаюкает, что она его совершенно не любит, просто терпеть не может!

Эта сельская девчонка за время пребывания в стольном граде настолько потеряла разум, что помимо того, что родила безотцовщину, категорически отказывалась сына кормить грудью. Взбешенная отказом мать этой девчонки, которую в деревне с уважением называли Евдокией Андреевной, с позором выгнала дочь из своего дома, а Прошка, так бабка назвала своего внука, больше никогда не видел родную мать, никогда с ней не встречался.

Евдокия Андреевна начала Прошку воспитывать сама и по-своему, по-деревенски.

К слову сказать, вся сельская округа страшно боялась Евдокии Андреевны, ее чистую и большую мазанку в селе сельчане обходили далеко стороной. Ее официальный супруг Анатолий Кириллович ни разу в жизни не ночевал в этой хате, никогда не переступал порога этого дома. Евдокия лишь изредка его навещала, оставаясь у мужа на ночь, чтобы хоть немного мужика побаловать женской лаской. Родившаяся у этой пары единственная дочь жила у отца в хате, а мать ее часто посещала, изредка беря на руки. Может быть, именно по этой причине дочь без материнской любви и ласки получилась такой шальной, жестокосердной. Разумея долю своей вины в воспитании дочери, Евдокия Андреевна выгнала ее из дома, но почему-то не прокляла, хотя очень хотела.

Когда нежданно-негаданно на свет появился такой родной Прошенька, Евдокия Андреевна сначала хотела его поселить у деда, но тот к этому времени сильно постарел, поэтому внука регулярно кормить кашами был уже не в состоянии. Пришлось старой Евдокии эту мороку возложить на свои плечи, вот и пришлось Прошке с первых же дней своего рождения обитать в хате колдуньи своей же бабки. Когда парень немного подрос, начал соображать, то Евдокия хотела его опять-таки подбросить на мужское воспитание мужу, но тут сам трехлетний оголец погрозил бабке пальцем и, по людским поверьям, сказал родной бабке следующее:

- Баба Евдокия, прекрати меня третировать, а отнесись ко мне с почетом и доверием. Прожил я у тебя три года, так и другие годы до совершеннолетия, у тебя проживу.

Одним словом, великая колдунья и ворожея, это опять же по людским толкам и молве, оказалась у своего внучонка под каблуком, кормила и поила его так плотно, что Прошка вырос симпатичным парнем лежебокой. Учиться в школе, как другие ученики учатся, не хотел, а в старших классах все за девчонками школьницами увивался.

Причем, девчонки на этого паренька слетались, словно мухи на вкусное, сладенькое. Когда Прошенька выходил на деревенскую околицу на гармони поиграть и потанцевать, они, словно пчелы на клевер, на этого кудрявого гармониста реагировали. Сначала матери на слабость своих дочерей не обращали внимания, в свое время сами с гармонистами целовались и тискались на сеновалах. Но, когда их дочки одна за другой обрюхатились и, ни под каким биением коромыслами, матерям не признавались, кто же это такой деревенский проказник, что их обрюхатил, то матери были вынуждены обратиться к мужьям за советом и помощью в срочном вопросе установления отцовства внуков. У Прошки почему-то одни парнишки получались!

А мужик-то он только на одно и способен, свою силушку показать и кулаками в пьяном виде помахать. Вот трое таких отцов неудачников и сговорились, они поймали Прошку на одном сеновале, где он очередную их дочку оприхаживал, и взяли его в кулаки. Били долго, смачно и с удовольствием, требуя, чтобы он женился на их дочерях, которые уже родили.

- Что ж я сразу на трех ваших дочерях жениться должен?

Успел спросить Прошка, когда увидел, что мужики вошли в раж, могут бить его до самой смерти. С горестным вздохом и слезами на глазах избитый в кровь сельский гармонист сказал:

- Ну, что ж, тогда я согласен. Но кто из девчонок со мной первой под венец пойдет?

Этот вопрос оказался не по силам простым мужицким разумам, отцы неудачники оказались к нему не готовы, а жены их вовремя не надоумили, как выходить из данной ситуации. И тогда они этот вопрос решили выяснять между собой, то единственное, до чего мужики смогли додуматься, так своими же кулаками внести ясность в этот вопрос. Прошка со стоном сумел покинуть поле боя и доползти до дома своей бабки Евдокии. Увидев внучка в таком болезненном состоянии, Евдокия Андреевна поинтересовалась, кто был этими мужиками и почему они руки подняли на ее любимого внучка? Колдунья была полна желания жестоко отомстить сельчанам за то, что они так жестокого избили, чуть не покалечили, ее любимого внучка. Не мудрствуя лукаво, не желая особо большого скандала по данному вопросу, где он был кругом виноват, Прошка ответил:

- Случайно встретились друзьями в деревенском парке культуры и отдыха. Предложил мужикам на сотню баксов сыграть в шахматы. Они согласились, и на седьмом ходу проиграли партию. Мужики обиделись, потому и принялись меня нещадно молотить кулаками, чтобы денег не давать. Пришлось бежать к тебе, бабуля, скрываться от их не справедливого гнева и бития.

Бабка Евдокия поступила по-своему, она все равно узнала детали избиения своего мальца, посетила жен этих мужиков, матерей родивших дочерей. И этим деревенским бабам нашептала, что у них больше не будет ни молока, ни сметаны, ни творога, ни яиц и никакого другого продукта от домашней скотины или птицы до тех пор, пока их мужья или сами попросят прощения у Прошки, или он сам их простит. Что тут началось по деревне, женщины с яростным негодованием встретили ультиматум бабки, вышли на деревенскую улицу чуть ли не с демонстрацией протеста, требуя колдунью с семьей вышвырнуть вон из их села.

Но протесты прошли, о них забыли!

Малыши подрастали, а домашняя скотина этих трех деревенских семей хирела на глазах, отказываясь давать молоко, сметану, творог и многие другие продукты, такие нужные в поддержании крестьянского хозяйства. Домашнюю скотину и птицу кормили от пуза, холили и лелеяли, а на выходе не было никакого полезного результата. Да, и сами мужики от такой несносной жизни, от своих жен стали налево посматривать, а вдовых и незамужних соседок в селе было пруд не пруди. Одним словом, три женщины снова вместе собрались, переговорили между собой и решили войну с деревенской колдуньей и ее внуком прекращать. Настало время им сдаваться на милость победителя. Уж очень они мужей не хотели терять, ведь вместе с ними внуков безотцовщину было бы проще и легче растить, воспитывать и прокормить.