Нелли Ивановна плохо знала таких девушек, в кругу ее многочисленных знакомых их не было, или она не замечала таких, она даже слабо верила, что они есть вообще, и роль пугала ее своей неясностью.

Разговаривая с Андреем, она хотела побольше расспросить его о героине, узнать, где же встретить ее, просить его познакомить хотя бы с одной из подобных девушек. Но Андрей на многие торопливые вопросы Нелли Ивановны, улыбаясь и немного рисуясь, отвечал короткими неясными фразами, вроде: «Они кругом… не знаю… там все сказано… может быть, и так…» — словно собственная пьеса уже теперь мало занимала его.

В ту ночь произносили много красивых и торжественных тостов. Пили за успех в новом году, за пьесу Андрея, за искусство вообще…

Маленький актер поминутно брал гитару, которая лежала тут же рядом, на диване, и подзадоривал кого-нибудь из присутствующих веселым куплетом с неизменным припевом: «Пей до дна… Пей до дна… Пей до дна…»

Затем кто-то имитировал знакомых всему городу людей. Валянская пела свой знаменитый «Караван».

Потом маленький актер негромким голосом исполнял старинные романсы, и становилось так тихо, что был слышен ход ручных часов.

И каждый в это время думал только о своем, о чем-то тайном, только ему понятном. Сидели не шевелясь, молча, уставившись в одну точку. Когда актер кончал петь, никто сразу не аплодировал, и, казалось, звуки гитары еще долго звучали в комнате.

И снова поднимали бокалы за счастье, за будущее, всем казалось, что именно этот год принесет удачу, не хотелось думать о том, что в мире было слишком неспокойно.

Дверь Володьке открыла старая Аннушка, которая по случаю этого дня тоже выпила рюмку вина и теперь уверяла, что «еле ходит»…

Маленький актер весело пел:

И все смеялись и пили.

Володьку приняли радушно. Многие не раз с удовольствием наблюдали, как он забавно пародировал общих знакомых. И сейчас его потащили в комнату и просили изобразить популярного ленинградского дирижера, которого он очень смешно копировал, и вообще показать свое искусство пародий.

Володька отказывался. У него и впрямь не было настроения для пародий. Но его просили, уговаривали. Он согласился и минут двадцать смешил всех.

Когда Володька, изображая всем известного профессора-лектора, повернулся к двери в прихожую, он увидел, что около нее, скрестив руки и не шевелясь, стояла Аннушка, и, когда все аплодировали, она вытирала чистым фартуком слезы.

Она всегда в подобные минуты так растроганно и и даже боязливо глядела на своего «любимчика» — как она называла Володьку — и плакала от умиления, уверенная в том, что он самый лучший, самый красивый, самый умный из всех мальчиков.

Но сегодня Володьку почему-то разозлила эта неприкрытая, бесхитростная любовь старой няньки, он отвернулся и уже больше не смотрел в ее сторону.

После ужина Долинин подошел к Андрею. Он был в отличном настроении и не прочь поболтать.

— Знаете, Андрей, — сказал он, — вот весной мы выпустим вашу пьесу. Потом я думаю сделать большой музыкальный спектакль. А на будущую зиму я задумал грандиозное…

— Простите, Борис Сергеевич, — перебил Андрей и посмотрел на него спокойным, как показалось Долинину, чуть насмешливым взглядом, — боюсь, что ваши планы слишком далеки. Мне кажется, нам придется, гораздо скорее заняться совсем другими, более серьезными делами.

— Какими? А-а, понимаю. — Долинин подосадовал на то, что не сразу догадался. — С кем же собираетесь воевать?

— С кем? — Андрей снова снисходительно улыбнулся.

— Ну конечно. — Насмешливый тон молодого человека раздражал Долинина. — Немцы стали нашими друзьями. Дети Альбиона заняты спасением своего острова. Франции и Польши, можно сказать, не существует.

— Друзья… И вы, Борис Сергеевич, всерьез верите в дружбу Гитлера? — удивился Андрей.

— Ну в конце концов… — Долинин уже неприкрыто сердился. Он, видимо, хотел что-то возразить, но раздумал. — В конце концов… если этого потребует Родина, мы все пойдем!

Он сказал это слишком громко. С удивлением обернулся даже маленький гитарист. Никто не сомневался в том, что Долинин был искренен, но преувеличенный его пафос здесь, в веселой компании, показался неуместным и немного смешным.

К шести часам гости начали расходиться. Одним из первых ушел актер. Он нес черный футляр, где покоилась его гитара, и держал под руку Валю Валянскую, которая была выше его на добрых полголовы. На прощание поцеловал руку Елене Андреевне и сказал:

— Ваш Володя — изумительный талант.

С уходом его все как-то сникло. За маленьким актером заторопились и другие. Задержались лишь Долинин и Нелли Ивановна, которые долго ожидали вызванную по телефону машину. Наконец уехали и они.

Когда Володька ложился в постель, он услышал, как в соседней комнате скрипел стулом Андрей. Сидя за столом, он что-то записывал. Володька подумал о том, какие бывают странные обстоятельства в жизни. Вот сейчас они с Ниной расстались врагами, а ее родители только что ушли отсюда и ничего не знают об этом. Потом он вспомнил разговор Андрея с Долининым, случайно услышанный им, и вдруг подумал: «А пойдут ли все?»

Затем припомнил курилку, шумного Чернецова, медлительного Рокотова, Молчанова, беспокойного Бермана, улыбнулся про себя, решил: «Пожалуй, пойдут…» — и уснул.

Репетиции пьесы Андрея Ребрикова затянулись.

Роль Вали у Стронской не получалась. Напрасно Нелли Ивановна каждый день пыталась найти что-нибудь новое. Изменяла голос, походку, движения. Все выходило неправдиво и манерно. Нелли Ивановна злилась, даже плакала наедине.

Долинин ходил сердитый, репетировал по обязанности. Пыл к спектаклю у него давно прошел.

Даже Андрей, прежде часто посещавший театр, теперь стал бывать реже, а затем и вовсе перестал ходить на репетиции.

Весна выдалась теплая, сырая.

На мокрых плитах Аничкова моста, у блестящих от воды бронзовых коней, продавали большие букеты пахучей черемухи.

Однажды Нелли Ивановна шла по Невскому. В воздухе висел незримый ленинградский дождь. Зачем-то она открыла чемоданчик. Случайно выпавшая тетрадка с ролью шлепнулась на скользкий асфальт. Нелли Ивановна ахнула, чуть не заплакала. Это была плохая примета. Теперь роль будет провалена наверняка.

Подняв грязную тетрадку, она твердо решила отказаться от роли или уговорить мужа не ставить пьесу. В тот же вечер она попыталась склонить Долинина приостановить репетиции, но он сказал, что спектакль необходимо выпустить по многим причинам.

В то время кругом всё чаще говорили о войне. Иные предсказывали ее начало в ближайшие дни. Другие, наоборот, уверяли, что никакой войны сейчас быть не может.

Нелли Ивановна боялась войны. Снова будет темно и тревожно на улицах. В магазинах, вероятно, опять исчезнут многие продукты.

В мае Долинин задумал вместе с театром совершить гастрольную поездку в прибалтийские республики. Деятельно готовился к ней, печатал афиши, проектировал легкий вариант декораций. Актеры уже копили деньги на рижские костюмы.

Выезжать собирались в середине июня. Потом Долинин неожиданно получил телеграмму из Москвы. Поездка откладывалась. Театр оставался на лето в Ленинграде.

С того памятного вечера Нина больше не видела отца. Два раза приходили от него короткие письма. Она отвечала внимательно и подробно. Писала, что занимается музыкой и должна окончить сразу обе школы.

Весной пришла открытка. Полковник сообщал, что скоро приедет в Ленинград.

Нелли Ивановна не любила этих писем и никогда не расспрашивала о них дочь. Нина тоже не делилась с матерью. Долинин, казалось, не замечал ничего, хотя Нина уже давно не называла его иначе как Борис Сергеевич.