Гром продолжал грохотать за окном. Доносились чьи-то тревожные крики; испуганно фыркая, проскакала лошадь.

— Два года назад на Каме была такая же история, — горячо заговорил Бурцев. — Ну может, чуть слабее, чем сейчас. Но выстояла перетяга. Выстояла!

— А ежели пыж оторвется и всей своей мощью нажмет на запань? — спросил Каныгин. — Костей не соберем.

— Эдак мы сами обрушим динамический удар на запань, — с тревогой предупредил Щербак.

— Почему вы решили, что произойдет удар? — спросил Бурцев. — Тогда обошлось. Надо рисковать!

— Риск предполагает ответственность, — резко сказал Алексей.

Под гулкие раскаты грома хлынул дождь.

— Я понимаю вашу осторожность. Но не могу ее объяснить.

— Вы, Юрий Павлович, отвечаете морально, а мы с ним — головой, — Алексей кивнул в сторону Каныгина.

Дождь с шумом забарабанил по пустым фанерным ящикам, стоявшим у конторы, словно лишний раз хотел напомнить о надвигавшейся беде.

— Будем ставить перетягу, — решительно сказал Бурцев.

— Сходи, Федор, проверь, какой сейчас горизонт, — попросил Щербак.

Каныгин понял, что Алексей Фомич хочет остаться с глазу на глаз с Бурцевым, и вышел из комнаты.

— Значит, приказ? — спросил Алексей.

— Да!

— Уезжайте, Юрий Павлович, — неожиданно предложил Алексей. — Уезжайте!

— Как вы смеете?!

— Мы акт составим, что к моменту вашего приезда ворота запани не были закрыты. Отсюда и все беды. Вы ничем не рискуете.

Бурцев переждал минуту и, потемнев, заявил:

— Между прочим, я мог бы и не приезжать — любого инженера послал бы из треста.

Вернулся мокрый Каныгин. Он молча передал сводку Бурцеву. Возле его бахил сразу натекли лужицы.

— Сейчас четыреста восемьдесят, могло быть и больше. Торопится водяной вал.

И Бурцев спросил:

— Трос далеко лежит?

— Его отсюда видно… Решили перетягу ставить? — Технорук с удивлением поднял глаза на начальника запани.

— Решили. — Бурцев произнес это слово уверенно и твердо, как клятву.

В комнате стало тихо.

— Я не дам такого приказа! Понимаете, не дам! — вдруг взорвавшись, сказал Алексей.

— Тогда это сделаю я.

— Здесь не кулачный бой. Где разумная гарантия предотвращения аварии? Вы требовали от нас расчетов — мы их дали. Где ваши расчеты? Я должен знать, почему я отдаю такой приказ. Вы подумали о последствиях неудачи?

— Ведь всю округу разнесет, — с болью сказал Каныгин.

— Неудача исключена. Увидите. — Бурцев торопливо открыл портфель, вынул бумаги, логарифмическую линейку и толстый справочник. — Все, можете идти!

Бурцев остался один. Он видел, как мимо раскрытого окна прошли Щербак и Каныгин. Хотел окликнуть начальника запани, вернуть его в контору, продолжить разговор, но понял, что сейчас это ни к чему путному не приведет.

«Я должен доказать свою правоту. Вот как все обернулось. Они хотят получить от меня расчеты, они меня экзаменуют. Щербак вдруг стал экзаменатором. А ведь ему самому достался очень трудный вопрос. А я чего-то испугался. Чего? Не знаю… Не знаю. А должен знать. Стоп! Я теряю время. — Юрий Павлович посмотрел на часы, подсчитал: — Сыну пошел десятый час. Он уже спит. А Наташа? Как она там? Ждет мою вечернюю записку. А я не дома. — Он полистал страницы справочника, но мысли уводили его к пережитому. — «Уезжайте отсюда»… Легко это у него получилось! И вроде по-доброму, а в сердце заноза… Хватит об этом! Хватит». Бурцев потер руками виски и, взяв карандаш, стал чертить схему перетяги. Чем больше он углублялся в поиск нужного решения, тем тверже и уверенней становилось его желание осилить навалившуюся беду. Перебрав несколько вариантов расчетных формул, он остановился на оптимальном, по его мнению, дающем полную гарантию прочности. Сверил свой ответ с примером, обозначенным в справочнике, и с чувством облегчения откинулся на спинку стула.

— Ну вот и все! — Бурцев постучал карандашом по столу, потом взял лист с расчетами, беглым взглядом пробежал вычисления и, не без удовольствия перевернув исписанную страницу, четким почерком вывел:

И поставил подпись.

В комнату без стука вошел крепкий молодой человек, снял мокрую кепку и сказал хрипловатым голосом:

— Здравствуйте, начальник!

Юрий Павлович молча кивнул головой.

— Нас тут Щербак по тревоге поднял. На реку гонит, — объяснил парень. Потом закурил и добавил: — Тимофей Девяткин. Тутошний моторист.

— Сильный дождь, — огорчился Бурцев.

— Это у вас, городских, все дождь да дождь, — весело заговорил Девяткин. — А их, дождей, семь. Извини-подвинься.

— Как это семь? — удивился главный инженер.

— Давай посчитаем, начальник, — предложил Девяткин. — Начнем с ливня. Это проливной дождь. Самый мелкий — ситничек. А еще есть помельче. Его моросью величают.

— Слышал.

— Может быть. А вот про сеногной не знаете. Есть и такой — дождь во время покоса. Добавим косохлеста и подстегу.

— Мудреные названия, — отозвался Бурцев, прислушиваясь к далекому реву тракторов, догадавшись, что Щербак собирает технику.

— Это дожди по направлению ветра. Ну, а продолжительное ненастье — мокрые дожди. Вот семь штук и насчитали. Понял, начальник?

— Теперь разобрался, — ответил главный инженер. — Спасибо за науку.

Из тишины долетел чей-то раздраженный крик.

— Опять орет наш хозяин, — осуждающе сказал моторист. — Его голос среди тысячи других различу.

— Кто это? — не понял Бурцев.

— Щербак. Как такому злыдню запань доверили? Не понимаю! Извини-подвинься.

— Первый раз слышу про Щербака такое, — сказал Бурцев.

— В страхе рабочий люд держит. Лишнего никто не скажет. Да чего тут сомневаться?! Ну ладно. Пора мне. Рад был познакомиться.

— Вы вот что, Девяткин. Найдите Щербака, пусть сюда придет.

Вскоре появились Щербак и Каныгин.

Федор Степанович, хмуро посмотрев на Бурцева, сел в угол, снял бахилы и стал перематывать портянки.

Юрию Павловичу так и хотелось напомнить ему, что здесь кабинет, а не раздевалка. Но Щербак, видимо, почувствовал раздражение Бурцева.

— У тебя, Федор, бахилы худые, — сказал он. — Возьми в кладовке новые.

Каныгин что-то буркнул и вышел из комнаты, оставив мокрые следы на полу.

Юрий Павлович взял листок с расчетами и протянул его Щербаку.

— Вот вам гарантия. Изучайте.

— Вы хоть к словам не цепляйтесь. Будет время — объяснимся.

— Согласен, — стараясь выдержать дружеский тон, ответил Бурцев. — Если что непонятно, поясню.

Алексей внимательно ознакомился со всеми расчетами и сказал:

— На бумаге все сходится.

— К сожалению, других способов изложить свои доказательства у меня нет. К тому же мы не на маневрах, а в бою. Вам, военному человеку, это должно быть хорошо понятно. Менять условия игры нельзя. Есть жестокая данность. И она определяет характер сражения. Пригласите технорука, его это тоже касается.

Алексей приоткрыл дверь и крикнул в коридор:

— Федор Степанович!

Каныгин, очевидно, давно управился со своей обувкой и ждал, пока его позовут. Он вошел в кабинет и спросил:

— Что решили?

— Юрий Павлович обосновал свое предложение. Вот расчеты по установке перетяги. Посмотри.

— Расчеты — это хорошо, — думая о своем, заметил Каныгин. — Дай-ка я гляну.

Покуда он изучал длинные строчки и столбцы вычислений, Щербак и Бурцев молча следили за выражением его лица. И никто из них не мог угадать, что скрывается за неожиданно возникшей ухмылкой технорука.

— Я чего вспомнил? — отложив листок, сказал Каныгин. — Когда я на курсах техноруков у доски стоял и задачку по формуле решал, мне комиссия пятерку поставила. А потом вернулся на запань, и река мне свой экзамен устроила. Я по той формуле действовал и обмишурился.

— Это почему же? — заинтересовался Бурцев.

— Все было бы складно. Только еще не все повадки природы в таблицы загнаны. Так что научность бумаги, — он ткнул пальцем в цифры, — отвергать не собираюсь. Но без опыта ваша формула цены не имеет.